Это не половой акт, это акт отчаяния... Два тела, выброшенные надеждокрушением на берег печали... Черт возьми! Никакого "крушения", никакой "печали".
И ничуть не "два". Каждый сам по себе... Каждый поодиночке исступленно наливается кровью, пульсирует, покрывается венами, как глобус набрякшими рельефными реками, и бросает себя как в омут в другого с головой, зло зажмуриваясь. Неистово оттирая другим, как жесткой мочалкой, запекшееся многолетнее одиночество, которое уже не оттереть.
Налетает на другого с разбегу и отскакивает, негодуя. И ни один не станет принимать форму сосуда - два сосуда колотятся друг о друга, сотрясая пустоту внутри... Каждый свою. С диагнозом "сотрясение пустоты", с привкусом окисленного железа во рту, с испариной, взявшей в кулак дыхание, надо добить остатки разменянного на десять мелких вожделений одного наболевшего воздержания...
Напряжение нехватки сменится напряжением переизбытка и хлынет через край не нежность, не истома... а освобожденная из сундука многодневная пандорость... и серым злом как едким дымом наполнит пространьице комнатушки...
Я хочу тебя, как пустыня жаждет дождя - в потрескавшемся безмолвии зло и беспощадно распростершись к небесам. Я хочу тебя, как штормовая волна рвется об айсберг, пеной вскипая, подтачивая, глотая его, и давясь им. Я хочу тебя, как город страждет сумерек - скалясь шпилями строений и корчась закоулками; сплевывая пыль дня в канализационные решетки.
И ты обрушишься, как дождь на пустыню: безжалостно рассекая небо, злыми крупными каплями вздымая песок. Ты рассыплешься и отдашься как айсберг подточившей его волне. И покроешь дневной срам города вязкими терпкими сумерками.
И все.
Заори так, чтобы вздулись и лопнули крик и голос, чтобы убедиться, что не дозваться никого. Чтобы убедиться, что рукой не нащупать руку и губами не найти губ. Что в целом мире нет никого.
И даже когда между ребрами твоими и моими ребрами не остается пространства для воздуха это все равно не половой акт, а акт отчаяния. Эйфория гибельного существования, ничем не приукрашенная. Ведь мы прибились друг к другу на миг - два осколка бушприта и кормы, из которых не собрать уже корабль...
И болтаемся на волнах. А шторм все лупит и лупит нас друг о друга.
И в отчаянии наше мужество. И в нашем мужестве - отчаяние.