На uCrazy 18 лет 3 месяца
Земля пидорасов
Прокоп жил в деревне, в которой никто никогда не видел п*доров, как, впрочем, не встречали их и во всей округе. Время от времени мужики из соседних сел рассказывали, что чей-то знакомый из соседнего района видел в лесу п*дораса, но этому никто не верил, а некоторые остряки намекали, что этому знакомому неплохо бы завязывать с самогоном. Многим рассказы про п*доров казались пустыми россказнями и байками, а кое-кто и вообще не верил, что они существуют.
Все изменилось одним серым сентябрьским днем. Прокоп сидел дома, пытаясь поймать какую-нибудь волну на допотопном радиоприемнике, как вдруг ему мощно задолбили в дверь, и незнакомый голос закричал, -
- Выходи на площадь, Акимыч п*дораса притащил!
Прокоп автоматически вскочил, недоуменно постоял несколько секунд, и, все еще полный недоверия, надел резиновые сапоги в сенях и направился к сельсовету. У невысокого облупленного памятника Ленину уже собралась толпа, разглядывая что-то, лежащее посредине. Протиснувшись между мужиками, Прокоп увидел, как ему показалось, кучу тряпья. Присмотревшись, он понял что перед ним лежало тело п*дара. п*дарас лежал сильно скрюченный, неестественно подвернув под себя ногу. На нем были розовые брюки до щиколоток, сильно измазанные грязью, и разорванная футболка в сеточку. Ружейный выстрел разворотил п*дору все лицо, но еще видна была серьга в оставшемся целом правом ухе. Мужики молчали и сурово смотрели на труп.
- Я, эта, главное, еду на буханке своей через опушку, - дребезжащим голосом рассказывал Акимыч, видимо, выпивший, - глядь, кто-то с поля идет, посевы топчет. Ну, думаю, зареченские балують.. Ан, нет, гляжу – п*дар, матерь божья! Ну я его из ружьеца, бах, бах! А он все идеть, и идеть на меня. Тута я вспомнил, что им в башку лупить надо, перезарядил ружьецо-то по-скорому, и ему в морду прямо! Ну, а потом, главное, привязал тросом к машине, и сюда притащил..
Народ молча прибывал на площадь, наконец, председатель взял канистру с бензином и облил лежащее тело. Кто-то бросил спичку, и п*дорас вспыхнул, как факел. Люди стали мрачно расходиться.
На следующий день Прокопа позвали в сельсовет. В комнате за столом, покрытым зеленым сукном, сидели председатель, Акимыч, и Карп – отец Прокопа.
- Садись, Прокоп, - вздохнув, пригласил председатель. Карп немигающе смотрел на сына.
- Вишь, парень, и сюда к нам, в глубинку, окаянные п*доры добрались, – председатель покачал седой головой, - Сегодня один, завтра другой, скоро, знать, толпа навалится, как у них заведено. Придется нам всей деревней съезжать отсюда, поедем в Сибирь, там говорят, еще п*дорасов нет.
- Дело понятное, - вздохнул Прокоп.
- Но просто так когти не сорвешь, - назидательно сказал председатель. – Надоть нам хорошо собраться, и Прокопа взять с собой, и живность, и гаэсэм. Тебя решили послать за лекарствами. Поедешь с моим сыном
- В Москву сынок, в саму Москву, - надрывно сказал Карп. – Супротив этого я был, но ничего не поделаешь, больше некому. Молодежи у нас раз-два да и обчелся. Кто без вести пропал, кого в городах п*доры сгубили.
- Понимаю, отец, – спокойно сказал Прокоп – если не я, то некому. Не беспокойтесь, осторожен я буду.
На следующее утро Прокоп уже сидел за рулем старенького уазика вместе с Пахомом, сыном председателя. Старики положили в машину два ружья, два обреза, дюжину коробок патронов, еды, бутыль самогона и много прочих запасов. Сдержанно попрощавшись с родными, Прокоп вырулил из деревни.
До Москвы надо было проехать около четырехсот километров. Сначала они проезжали через сравнительно нетронутые земли своего района, с возделанной землей и деревнями, в которых еще теплилась жизнь. Километров через пятьдесят картина стала разительно меняться. Дорога значительно ухудшилась, поля были невозделаны, деревни почти все покинуты жителями, бежавшими от п*доров. Лишь кое-где в дому виднелся свет, где какой-нибудь мужик, не желая покидать родную землю, держал в одиночку оборону до конца.
Ближе к Москве картина запустения стала еще более полной. Не было не видно ни одной души, следы пожарищ покрывали огромные площади, где еще несколько лет назад были цветущие деревни. Дома, сады, хозяйственные помещения – все было или уничтожено, или находилось в последней степени разрушения.
Когда стало смеркаться, друзья были в двух километрах от Клина. Не решаясь въехать в город, он решили остаться ночевать в сторожке при разбитом железнодорожном шлагбауме. Пахому жребий выпал дежурить первым, и Прокоп лег спать прямо на голый пол, покрытый сором и осколками стекла. Он не проспал и часу, как почувствовал, что его осторожно, но сильно трясет товарищ. «Ш-ш! Тише! – прошипел Пахом – п*доры снаружи!» Прокоп мгновенно очнулся и, приподнявшись, вцепился обрез.
За окном были слышны неясные звуки, потрескивание и шелест. Прошло несколько мучительных минут, и наконец, явственно раздался грубый мужской голос, -
- Бля, а откуда тут эта тачка, *банаврот?
«Нет, не п*доры!», - понял Прокоп, и бросился из сторожки с обрезом в руке:
- Кто тут, бля, стоять?!
В свете луны он увидел два силуэта, в руке одного из них был явно автомат Калашникова
- А вы, бля, еще кто?
Разобрав, что перед ними не п*доры, незнакомцы расслабились.
- Мы – охотники за п*дорами, из Москвы, с Динамо, а вы кто такие?
Напряжение спало. Незнакомцы приблизились, и Прокоп смог их рассмотреть в свете луны. Один был здоровым накачанным парнем, лет тридцати пяти, с бритой наголо головой, иссеченной многими шрамами. Второму охотнику было уже лет пятьдесят, его добродушное лицо украшали пышные, хотя и несколько неухоженные, усы. Прокоп рассказал им о цели поездки. Пожилой покачал головой.
- Зря вы, ребята, в Москву суетесь, там сейчас п*доры везде. Мы сами основались на стадионе Динамо, там человек сто наших всего собралось. Оружия пока хватает, так что не даем им пока прорваться. Вот нас с Иваном послали где-нибудь сахару для самогона добыть, цинга у ребят начинается.
А насчет лекарств, так с этим сейчас трудно.. Может на МКАДе какой-нибудь нетронутый универмаг остался…
- А много в Москве людей осталось, кроме вас?
Охотники переглянулись. Пожав плечами, Иван сказал:
- Трудно сказать... Центр – весь п*дорский. Вон, Петрович не даст соврать, ребята недавно случайно к памятнику героям Плевны заехали, и пропали, ни слуху ни духу о них, хотя на броневике были. Так же весь запад и юго-запад сплошь заражены..
- Говорят, на Текстильщиках и в Кузьминках нормальные пацаны остались, борются еще с п*дарасами, - добавил пожилой охотник.
- Да, Петрович, верно. Есть еще очаги сопротивления - Братеево, совхоз Московский. Но у нас связи с ними несколько месяцев не было.
Вдруг совсем рядом раздался визгливый рев и хохот, и из кустов вылезло несколько п*дарасов.
Прокоп стоял в ошеломлении, и только с открытым ртом смотрел, как Иван короткими очередями вырубал п*доров короткими, в два-три выстрела, очередями в голову. Петрович метко стрелял из винтовки Дегтярева. Одни п*доры были похожи на того, что сожгли в деревне Прокопа на площади, двое были иного вида – один одет в милицейскую форму, другой в комплект футбольного судьи.
Бойня продолжалась около тридцати секунд. Простояв после с автоматом наперевес в напряжении около минуты, Иван опустил оружие и сказал укоризненно селянам:
- Ну что же, ребята, где ваши обрезы?
- Ничего, видать, в первый раз с п*дорами имеют дело, – сказал утешительно Петрович. Надо рвать отсюда, тут у них сборище у дома-музея Чайковского.
Обсудив сложившееся положение, все решили, что Прокоп и Пахом поедут вместе с охотниками на Динамо. Там им посоветуют, где достать лекарства и помогут вернуться домой.
Иван ушел и через минуту возвратился на тарахтящем мотоцикле с коляской. Мотоцикл был местами обшит железными листами, и к коляске прикреплен пулемет.
Договорились, что охотники поедут на своем мотоцикле впереди, за ним поедут селяне на уазике с выключенными фарами.
В Москву въезжали часа через три. Электричества в городе отсутствовало, было, однако, довольно светло из-за зарева многочисленных пожаров. По краям Ленинградского проспекта лежали черные остовы сгоревших машин, в нескольких местах на дороге приходилось объезжать упавшие фонарные столбы.
Охотники осторожно ехали впереди со скоростью приблизительно двадцать километров в час. За ними близко, практически впритирку, ехал уазик Прокопа. Внезапно впереди, в свете фары мотоцикла, показалась фигура п*дара с вытянутыми вперед полусогнутыми руками. В следующий же миг Петрович меткой очередью снес ему верхнюю часть головы и п*дар рухнул. Пахом переглянулся с Прокопом и оценивающе качнул головой.
Иван им дал знак остановиться. Когда они подъехали к мотоциклу, он объяснил:
- Мы уже близко, стадион в трехстах метрах, видите вышки? Сейчас будет самое сложное – нужно будет прорываться с боем, так как рядом часто толпятся п*доры. Я дам знак бойцам внутри, и они нам помогут, но и вы не жалейте патронов. Готовы?
Прокоп кивнул головой и Иван выдохнул:
– Ну, с богом!
Иван выпустил в воздух красную ракету, мотоцикл заревел и рванул вперед. Прокоп на уазике старался не отставать от них. Через несколько секунд застрочил пулемет Петровича, и впереди показалась толпа п*доров. Несмотря на то, что пулемет Петровича разрывал их в клочья, п*доры яростно рвались навстречу.
Вдруг со стен стадиона глухо застрекотал крупнокалиберный пулемет. Обороняющиеся пришли на помощь, заметив ракету. Трассирующие пули разрывали ночное небо и впивались в толпу п*даров. Впереди, метрах в ста, Прокоп увидел ворота спортивного комплекса, которые медленно открывались. Уазик ударился прямо в скопление п*дорасов. Несколько тел отлетело в строну, но остальные продолжали наседать. Уже не было видно мотоцикла охотников, так как п*доры, их кровь и части тел залепили все лобовое стекло.
Пахом лихорадочно заряжал и стрелял из обреза по оскаленным головам, просовывавшимся внутрь. Наконец им удалось на полных парах въехать внутрь ворот и затормозить у самой стены стадиона. За воротами с десяток бойцов поливали п*доров из всех видов оружия, и не допускали ни одного из них внутрь. Прокоп с облегчением выдохнул и в изнеможении вывалился из машины.
Наконец показался в виду мотоцикл Ивана. Ему оставалось еще несколько метров до спасительных ворот, как руки огромного п*дораса схватили и выдернули Петровича из люльки. Мотоцикл свалился на бок и, выпустив залп искр от соприкосновения с асфальтом, вкатился на огромной скорости внутрь ворот.
Ворота стали немедленно закрывать. Иван вскочил, как дикий, и рванулся к п*дорам:
- Петрович, Петрович, как я мог тебя бросить!
Его схватили и с трудом удерживали несколько бойцов.
Прокоп увидел через решетку ворот, как п*доры схватили Петровича и стали сдирать с него штаны. Он закрыл рукой глаза, не в силах выносить эту картину. Через несколько секунд раздался душераздирающий нечеловеческий вопль.
Пахом, в ужасе, как окаменевший, смотрел на то, как п*доры бесчинствуют над своей жертвой. Прокоп хотел было его окликнуть, но передумал, и в изнеможении рухнув на землю, сел, облокотившись на стену стадиона. Начинало уже светать.
- Выходи на площадь, Акимыч п*дораса притащил!
Прокоп автоматически вскочил, недоуменно постоял несколько секунд, и, все еще полный недоверия, надел резиновые сапоги в сенях и направился к сельсовету. У невысокого облупленного памятника Ленину уже собралась толпа, разглядывая что-то, лежащее посредине. Протиснувшись между мужиками, Прокоп увидел, как ему показалось, кучу тряпья. Присмотревшись, он понял что перед ним лежало тело п*дара. п*дарас лежал сильно скрюченный, неестественно подвернув под себя ногу. На нем были розовые брюки до щиколоток, сильно измазанные грязью, и разорванная футболка в сеточку. Ружейный выстрел разворотил п*дору все лицо, но еще видна была серьга в оставшемся целом правом ухе. Мужики молчали и сурово смотрели на труп.
- Я, эта, главное, еду на буханке своей через опушку, - дребезжащим голосом рассказывал Акимыч, видимо, выпивший, - глядь, кто-то с поля идет, посевы топчет. Ну, думаю, зареченские балують.. Ан, нет, гляжу – п*дар, матерь божья! Ну я его из ружьеца, бах, бах! А он все идеть, и идеть на меня. Тута я вспомнил, что им в башку лупить надо, перезарядил ружьецо-то по-скорому, и ему в морду прямо! Ну, а потом, главное, привязал тросом к машине, и сюда притащил..
Народ молча прибывал на площадь, наконец, председатель взял канистру с бензином и облил лежащее тело. Кто-то бросил спичку, и п*дорас вспыхнул, как факел. Люди стали мрачно расходиться.
На следующий день Прокопа позвали в сельсовет. В комнате за столом, покрытым зеленым сукном, сидели председатель, Акимыч, и Карп – отец Прокопа.
- Садись, Прокоп, - вздохнув, пригласил председатель. Карп немигающе смотрел на сына.
- Вишь, парень, и сюда к нам, в глубинку, окаянные п*доры добрались, – председатель покачал седой головой, - Сегодня один, завтра другой, скоро, знать, толпа навалится, как у них заведено. Придется нам всей деревней съезжать отсюда, поедем в Сибирь, там говорят, еще п*дорасов нет.
- Дело понятное, - вздохнул Прокоп.
- Но просто так когти не сорвешь, - назидательно сказал председатель. – Надоть нам хорошо собраться, и Прокопа взять с собой, и живность, и гаэсэм. Тебя решили послать за лекарствами. Поедешь с моим сыном
- В Москву сынок, в саму Москву, - надрывно сказал Карп. – Супротив этого я был, но ничего не поделаешь, больше некому. Молодежи у нас раз-два да и обчелся. Кто без вести пропал, кого в городах п*доры сгубили.
- Понимаю, отец, – спокойно сказал Прокоп – если не я, то некому. Не беспокойтесь, осторожен я буду.
На следующее утро Прокоп уже сидел за рулем старенького уазика вместе с Пахомом, сыном председателя. Старики положили в машину два ружья, два обреза, дюжину коробок патронов, еды, бутыль самогона и много прочих запасов. Сдержанно попрощавшись с родными, Прокоп вырулил из деревни.
До Москвы надо было проехать около четырехсот километров. Сначала они проезжали через сравнительно нетронутые земли своего района, с возделанной землей и деревнями, в которых еще теплилась жизнь. Километров через пятьдесят картина стала разительно меняться. Дорога значительно ухудшилась, поля были невозделаны, деревни почти все покинуты жителями, бежавшими от п*доров. Лишь кое-где в дому виднелся свет, где какой-нибудь мужик, не желая покидать родную землю, держал в одиночку оборону до конца.
Ближе к Москве картина запустения стала еще более полной. Не было не видно ни одной души, следы пожарищ покрывали огромные площади, где еще несколько лет назад были цветущие деревни. Дома, сады, хозяйственные помещения – все было или уничтожено, или находилось в последней степени разрушения.
Когда стало смеркаться, друзья были в двух километрах от Клина. Не решаясь въехать в город, он решили остаться ночевать в сторожке при разбитом железнодорожном шлагбауме. Пахому жребий выпал дежурить первым, и Прокоп лег спать прямо на голый пол, покрытый сором и осколками стекла. Он не проспал и часу, как почувствовал, что его осторожно, но сильно трясет товарищ. «Ш-ш! Тише! – прошипел Пахом – п*доры снаружи!» Прокоп мгновенно очнулся и, приподнявшись, вцепился обрез.
За окном были слышны неясные звуки, потрескивание и шелест. Прошло несколько мучительных минут, и наконец, явственно раздался грубый мужской голос, -
- Бля, а откуда тут эта тачка, *банаврот?
«Нет, не п*доры!», - понял Прокоп, и бросился из сторожки с обрезом в руке:
- Кто тут, бля, стоять?!
В свете луны он увидел два силуэта, в руке одного из них был явно автомат Калашникова
- А вы, бля, еще кто?
Разобрав, что перед ними не п*доры, незнакомцы расслабились.
- Мы – охотники за п*дорами, из Москвы, с Динамо, а вы кто такие?
Напряжение спало. Незнакомцы приблизились, и Прокоп смог их рассмотреть в свете луны. Один был здоровым накачанным парнем, лет тридцати пяти, с бритой наголо головой, иссеченной многими шрамами. Второму охотнику было уже лет пятьдесят, его добродушное лицо украшали пышные, хотя и несколько неухоженные, усы. Прокоп рассказал им о цели поездки. Пожилой покачал головой.
- Зря вы, ребята, в Москву суетесь, там сейчас п*доры везде. Мы сами основались на стадионе Динамо, там человек сто наших всего собралось. Оружия пока хватает, так что не даем им пока прорваться. Вот нас с Иваном послали где-нибудь сахару для самогона добыть, цинга у ребят начинается.
А насчет лекарств, так с этим сейчас трудно.. Может на МКАДе какой-нибудь нетронутый универмаг остался…
- А много в Москве людей осталось, кроме вас?
Охотники переглянулись. Пожав плечами, Иван сказал:
- Трудно сказать... Центр – весь п*дорский. Вон, Петрович не даст соврать, ребята недавно случайно к памятнику героям Плевны заехали, и пропали, ни слуху ни духу о них, хотя на броневике были. Так же весь запад и юго-запад сплошь заражены..
- Говорят, на Текстильщиках и в Кузьминках нормальные пацаны остались, борются еще с п*дарасами, - добавил пожилой охотник.
- Да, Петрович, верно. Есть еще очаги сопротивления - Братеево, совхоз Московский. Но у нас связи с ними несколько месяцев не было.
Вдруг совсем рядом раздался визгливый рев и хохот, и из кустов вылезло несколько п*дарасов.
Прокоп стоял в ошеломлении, и только с открытым ртом смотрел, как Иван короткими очередями вырубал п*доров короткими, в два-три выстрела, очередями в голову. Петрович метко стрелял из винтовки Дегтярева. Одни п*доры были похожи на того, что сожгли в деревне Прокопа на площади, двое были иного вида – один одет в милицейскую форму, другой в комплект футбольного судьи.
Бойня продолжалась около тридцати секунд. Простояв после с автоматом наперевес в напряжении около минуты, Иван опустил оружие и сказал укоризненно селянам:
- Ну что же, ребята, где ваши обрезы?
- Ничего, видать, в первый раз с п*дорами имеют дело, – сказал утешительно Петрович. Надо рвать отсюда, тут у них сборище у дома-музея Чайковского.
Обсудив сложившееся положение, все решили, что Прокоп и Пахом поедут вместе с охотниками на Динамо. Там им посоветуют, где достать лекарства и помогут вернуться домой.
Иван ушел и через минуту возвратился на тарахтящем мотоцикле с коляской. Мотоцикл был местами обшит железными листами, и к коляске прикреплен пулемет.
Договорились, что охотники поедут на своем мотоцикле впереди, за ним поедут селяне на уазике с выключенными фарами.
В Москву въезжали часа через три. Электричества в городе отсутствовало, было, однако, довольно светло из-за зарева многочисленных пожаров. По краям Ленинградского проспекта лежали черные остовы сгоревших машин, в нескольких местах на дороге приходилось объезжать упавшие фонарные столбы.
Охотники осторожно ехали впереди со скоростью приблизительно двадцать километров в час. За ними близко, практически впритирку, ехал уазик Прокопа. Внезапно впереди, в свете фары мотоцикла, показалась фигура п*дара с вытянутыми вперед полусогнутыми руками. В следующий же миг Петрович меткой очередью снес ему верхнюю часть головы и п*дар рухнул. Пахом переглянулся с Прокопом и оценивающе качнул головой.
Иван им дал знак остановиться. Когда они подъехали к мотоциклу, он объяснил:
- Мы уже близко, стадион в трехстах метрах, видите вышки? Сейчас будет самое сложное – нужно будет прорываться с боем, так как рядом часто толпятся п*доры. Я дам знак бойцам внутри, и они нам помогут, но и вы не жалейте патронов. Готовы?
Прокоп кивнул головой и Иван выдохнул:
– Ну, с богом!
Иван выпустил в воздух красную ракету, мотоцикл заревел и рванул вперед. Прокоп на уазике старался не отставать от них. Через несколько секунд застрочил пулемет Петровича, и впереди показалась толпа п*доров. Несмотря на то, что пулемет Петровича разрывал их в клочья, п*доры яростно рвались навстречу.
Вдруг со стен стадиона глухо застрекотал крупнокалиберный пулемет. Обороняющиеся пришли на помощь, заметив ракету. Трассирующие пули разрывали ночное небо и впивались в толпу п*даров. Впереди, метрах в ста, Прокоп увидел ворота спортивного комплекса, которые медленно открывались. Уазик ударился прямо в скопление п*дорасов. Несколько тел отлетело в строну, но остальные продолжали наседать. Уже не было видно мотоцикла охотников, так как п*доры, их кровь и части тел залепили все лобовое стекло.
Пахом лихорадочно заряжал и стрелял из обреза по оскаленным головам, просовывавшимся внутрь. Наконец им удалось на полных парах въехать внутрь ворот и затормозить у самой стены стадиона. За воротами с десяток бойцов поливали п*доров из всех видов оружия, и не допускали ни одного из них внутрь. Прокоп с облегчением выдохнул и в изнеможении вывалился из машины.
Наконец показался в виду мотоцикл Ивана. Ему оставалось еще несколько метров до спасительных ворот, как руки огромного п*дораса схватили и выдернули Петровича из люльки. Мотоцикл свалился на бок и, выпустив залп искр от соприкосновения с асфальтом, вкатился на огромной скорости внутрь ворот.
Ворота стали немедленно закрывать. Иван вскочил, как дикий, и рванулся к п*дорам:
- Петрович, Петрович, как я мог тебя бросить!
Его схватили и с трудом удерживали несколько бойцов.
Прокоп увидел через решетку ворот, как п*доры схватили Петровича и стали сдирать с него штаны. Он закрыл рукой глаза, не в силах выносить эту картину. Через несколько секунд раздался душераздирающий нечеловеческий вопль.
Пахом, в ужасе, как окаменевший, смотрел на то, как п*доры бесчинствуют над своей жертвой. Прокоп хотел было его окликнуть, но передумал, и в изнеможении рухнув на землю, сел, облокотившись на стену стадиона. Начинало уже светать.
Комментарии13
