На другой высоте

Скучная, мокрая и скользкая от дождя улица принимала прохожих в свои объятья. Она немного поколебалась, прежде чем впустить и меня. Зажглись фонари, превратившие дождь в мелко побитый хрусталь, осветили толпившиеся у киосков пьяные компании. Мимо проходили люди… Я четко следила за этими яркими, но смазанными пятнами. Как оживал ночной город, какими яркими эмоциями он наполнялся после заката! Впрочем, я спешила и рассматривать каждого человека в отдельности, как я это делала еще год назад, не было времени. Я скользила между прохожими, уходя с освещенной улицы и сворачивая в темный переулок, где стояли трое в стельку пьяных озабоченных мужика.
- Эй, красавица, - сказал один из них, крепко схватив меня за руку.
«Некогда,» - подумала я и мысленно толкнула его в грудь. У мужика, еще секунду назад такого сильного и уверенного, перехватило дыхание, он отшатнулся и упал на колени, хрипло глотая воздух и царапая себе горло и грудь. «Некогда,» - повторила я мысленно, как заклинание, и ускорила шаг. Во дворах было темно, слегка блестели серебром лужи, поэтому приходилось присматриваться, чтобы не намочить ноги. Вот он пятиэтажный дом, третий подъезд с деревянной дверью и облупившейся на ней когда-то зеленой краской. В подъезде царит полумрак, ступени на ощупь, дверь тоже. Не заперто, как всегда Дмитрий Витальевич знал заранее, когда я приду. О времени мы никогда не договариваемся, да и толку.
- Чаю? – предложил Дмитрий Витальевич, как только я ступила на порог.
- Ага. С лимоном, - ответила я ему.
Я прошла в комнату и уселась на любимое кресло, ожидая учителя. Дмитрий Витальевич вошел с огромной чашкой чая и подал ее мне.
- Горячий, - сказал он, передавая чашку.
- Три часа уже, ночь скоро кончится, - заметила я, посмотрев на часы, время на которых текло быстрее, чем обычно, - мне завтра в школу.
- Ничего, успеется, - как всегда спокойно ответил учитель, - а ты хорошо ушла от этих мужиков, - добавил Дмитрий Витальевич, делая большой глоток чая из взявшейся из ни от куда чашки.
Я пожала плечами.
- Контрольную пишешь? – неожиданно для меня сказал учитель.
- Завтра-то? – переспросила я, не успевая за ходом его мыслей. – Да, пишу, - немного запоздало подтвердила я.
- Ничего. Шпаргалку заговоришь, делов-то. Раз плюнуть, - отрешенно ответил Дмитрий Витальевич, так будто сам он был далеко, и думал о чем-то другом.
Я нервно посмотрела на часы:
- Полчетвертого уже, - сказала я, допивая чай, - Зачем вы меня попросили прийти?
Дмитрий Витальевич ничего не ответил. Он резко встал с дивана и вышел из комнаты, я последовала за ним, чтобы не отстать. Учитель толкнул дверь, вместо заплеванного подъезда за дверью оказалась ночная долина, пахнущая свежестью, дождем и какой-то пряной сладостью. Слева располагался хвойный сине-зеленый лес, посеребренный лунным светом, справа была высокая гора, теряющаяся в молочных облаках.
- Удивительное дело – сон! Человеческая душа может путешествовать по любым мирам, она свободна, - размышлял Дмитрий Витальевич, переступая через порог, закрывая за собой дверь, тут же исчезнувшую. Я не ответила, просто шла за учителем по узкой тропинке, понимая, что мы направляемся к горе. Почему-то мир навевал странные размышления, оформлявшиеся в конкретные вопросы.
- Дмитрий Витальевич, - все-таки решила спросить я, - враждебен ли мир для человека? Или он несет ему благо?
- Я расскажу тебе притчу, - сказал учитель, продолжая идти по тропинке, - В одном чудесном дворце была зала, где все стены, потолок, двери и даже пол были зеркальными. Зеркала были необыкновенно ясными, и посетитель не сразу понимал, что перед ним зеркало. Кроме того, стены этой залы были устроены так, чтобы создавать эхо. Однажды в залу вбежала собака и в изумлении застыла посередине – целая свора собак окружила ее со всех сторон, сверху и снизу. Собака на всякий случай оскалила зубы. И все отражения ответили ей тем же самым. Перепугавшись не на шутку собака отчаянно залаяла. Эхо повторило ее лай. Собака лаяла все громче. Эхо не отставало. Собака металась туда и сюда, кусая воздух, ее отражения тоже носились вокруг, щелкая зубами. Наутро слуги нашли несчастную собаку бездыханной в окружении миллионов отражений издохших собак. Теперь ты видишь, - закончил Дмитрий Витальевич, - мир не приносит ни добра, ни зла сам по себе. Он безразличен к человеку. Все происходящее вокруг нас есть всего лишь отражение наших собственных мыслей, чувств, желаний, поступков. Мир – это большое зеркало.
За время, что учитель рассказывал притчу, мы добрались до подножья горы и начали взбираться по узкой дорожке вверх.
- А Бог? – спросила я, не желая прерывать мысли Дмитрия Витальевича.
- А что Бог? – усмехнулся он. – Нет смысла спрашивать о том, во что не веришь. Спроси о том, во что веришь.
- Верю, - задумалась я, - наверное, в себя и управление своей жизнью, реальностью.
- Вот и верно, - улыбаясь заметил учитель, - вера – понятие абстрактное, наверное ближе к самовнушению. Если человек искренне верит, что стакан воды перед едой вылечит рак, то так и будет. Если верить, что помолодеешь от яблок, то действительно помолодеешь. Знание, осмысление, попытки все уместить в классификации и таблицы – все это мешает тем чудесам, которые мог бы творить человек. Ну, не знали египтяне, что не может человек физически перемещать такие огромные камни!
Я невольно улыбнулась. Что правда, то правда. Человек сам себе мешает, ставит себе границы, такие как неизлечимые болезни и неосуществимые планы.
- Совершенно верно, - подметил учитель, видимо, прочитав мои мысли, - сложно видеть домовых, русалок, духов и душ, если наука отрицает их существование. Та же наука говорит, что отломанная ветка обратно не прирастет, а раньше прирастала. Пока Ньютон не открыл закон всемирного тяготения люди летать могли, а тут видите ли доказал он обратное. Любая мысль, обоснованная наукой, так прочно заседает в мозгу у человека и вживается, что природные, истинные способности он блокирует.
- А как же всякие мифические существа? – удивленно спросила я. – Ведь раньше они были, а сейчас куда делись?
- Человек от них отказался, - просто объяснил Дмитрий Витальевич и, видя, что я не понимаю, добавил, - люди просто втемяшили себе, что волшебных существ не может быть в природе, а с силой внушения, какой обладает человек в отдельности и все люди вместе, люди изменили мир, ограничив свои способности.
Тем временем, молочные облака давно уже были позади, а выше, совсем близко виднелась вершина. Над ней было изумительно красивое темно-синее небо, усыпанное звездами.
- Красота! – восхитился учитель, оглядывая мир, оказавшийся внизу под облаками. Казалось, все бы поместилось на ладонь: и леса, и города, и реки, и моря, и все, все люди. Казалось все можно изменить, все исправить, подарить тепло и свет… Казалось мы вечны.
- Мы вечны, - тихо сказал Дмитрий Витальевич, прикрывая глаза и раскидывая руки в стороны, - Мы кажемся сами себе смертными, но это только в пределах одного мира, одной высоты.
Я посмотрела на лицо учителя, отражающего счастье. Где-то в небе замелькали неясные светлые силуэты.
- Ну, что ж, - пресек Дмитрий Витальевич мои размышления, - Иисус вознесся, и мне пора.
Его ноги оторвались от земли, совсем немного, а потом он как-то отдалился, становясь таким же полупрозрачным, размытым светлым силуэтом. Я понимала, что значит уйти во сне на другую высоту. Завтра учителя найдут мертвым в постели. Мне не хотелось отпускать Дмитрия Витальевича, он был мне так нужен.
Я ринулась вперед, за учителем, но что-то толкнуло меня в грудь и ослепило, свет утих и передо мной появились лица родителей, светловолосой девушке, что-то строчившей в тетради, парня с глубокими карими глазами и обаятельной улыбкой. Лица всех тех, кто мне были так дороги, так нужны. Я закричала.

***
-Что случилось? Ты кричала во сне, - обеспокоено спросила у меня мама, все еще сжимая руками мои плечи.
- Все нормально, - соврала я, посылая успокаивающий пас.
- Ну, тогда ладно, - сказала мама спокойнее,- пойду чаю заварю. Тебе что-нибудь к завтраку приготовить?- спросила она.
- Приготовь, - ответила я безразлично.
Мама встала и вышла из комнаты, легко хлопнув дверью. Я выбралась из постели и обнаружила на подоконнике три лилии: белую, розовую и тигровую.
- Спасибо, Дмитрий Витальевич, - прошептала я, смотря на свои любимые цветы мокрыми от слез глазами. - Счастья вам! И до встречи там, на другой высоте.