На uCrazy 17 лет 8 месяцев
Как мы в дурдом ходили
Детство… Хорошо если оно есть. Ну, или было в принципе. У советских детей, как ни странно, оно было. И пусть игрушки были дебильные, а игры шизофреничные, проходило детство весело шопесдец. И вспоминается оно с некоторой ностальгией и дурацкой улыбкой во всю ширину небритого *бала.
Пятый класс – золотая середина. Ты уже не малолетний п*здюк, которого гоняют все кому не лень, но и пока ещё не дегенерат-переросток с кучей обязанностей и забот, типа: «А ты уже решил, куда будешь поступать?». Детство в самом разгаре. Сказать, что в те годы я был расп*здяем – ничего не сказать. Будучи беззаботным школяром, я шухерил и отжигал всегда и везде, по поводу и без. А так как в нашем пятом «В» таких обалдуев хватало, я не скучал – жгли хором.
«Продлёнка» вспоминается с умилением. Группа продлённого нах*й дня – это весело! Главное – это нарушить привычный распорядок дня и тогда скучно не будет. В тот судьбоносный день наша постоянная училка лечила дома насморк. Заменяла её Наталья Ивановна – преподаватель английского и по совместительству наш классный руководитель. Была она яростной пох*исткой, потому как только недавно откинулась с ИнЯза, и соответственно была вчерашней студенткой. Проще говоря, безответственной дурой. А выручил нас Диман Норушкин. Он без зазрения совести жостко на*бал Наташку, сказав, что его батяня – начальник производства на каком-то трубопрокатном заводе – приглашает Димкиных однокашников на завод заценить трубы. Одна проблема: касок только четыре, а там техника безопасности и ниибёт! Короче, будем вечером. Наташке явно было всё пох*й. Ей это и к лучшему: четверо *бланов отскакивает – забот меньше.
Мы сразу заподозрили неладное.
– Ребза! Кароче, тема козырная: п*здуем в дурдом.
Мы прих*ели:
– нах*я? Тибя в дурку здовать? Гы-гы…
– Не. Есть, кароче, дурка женская. Паедим, и мощно паржом над п*зданутыми. У них реально качаны пустые. Вон, Пинцету бабу найдём! Гагагааг!
Перспективы открывались необъятные! Заценить жизнь сумасшедших – не это ли предел мечтаний опездолов-пятиклассников? Команда собралась следующая: я – расп*здяй с большой буквы, Диман Норушкин, Серёга Авоськин и Лёха Синичкин. Все радостно гыгыкали в предвкушении незабываемого путешествия, лишь один Серёга Авоськин по кличке Пинцет был серьёзен как никогда. Всё дело в том, что его родители, в так же родители его родителей, а также не исключено, что и прочие поколения, были врачами. Пинцет намеревался продолжить дело предков. Молодец, хуле…
– Мне крайне параллельно, какие цели вы преследуете, посещая данное заведение, но моя цель вполне очевидна: мой визит состоится лишь для удовлетворения моего чисто научного интереса, – заявил Пинцет и поправил очки.
Все напряглись.
– Ты это с кем щас разговаривал? – озадаченно спросил Лёха. Пинцет всегда нас шокировал своим бездонным словарным запасом и пугал энциклопедическими знаниями. Фразы подобные «Ребза! Айда по подъездам лампочки кокать!» были не из его лексикона. Лёха же наоборот всегда дико тупил и всем своим существованием упорно пытался опровергнуть аксиому, что человек существо мыслящее. Часто у него это получалось. Погоняло он носил соответствующее – Андроид. 1977 года выпуска. Хуёвых в то время делали роботов…
Дурка находилась за городом, минутах в сорока езды на автобусе. Другое дело, что автобус этот ходил всего пару раз в день. Но Диман всё учёл – мы подошли к остановке вместе с автобусом.
– Диман, а чё мы не в мужитцкую дурку идём? Нас в женскую-то пустят? – спросил я.
– В мужитцкой все поголовно олкаши, норкоманы и педофилы. Опасно…
– Ну, не знаю… – задумчиво сказал Лёха Андроид. – Медсёстры нас в раз выпалят! А у мужиков бы под дегенератов закосили…
– Не сцать! Легенда такая: мы нашу училку праведать пришли. Типа, её из-за нас в прошлом году накрыло, а мы теперь ночами не спим, горюем, – дал указания Норышкин.
– Прокатит?
– Далжно. Мне эту тему чувачок с саседнива раёна подогнал. У них прокатило на «ура».
Из дальнейшего диманова рассказа выяснилось, что учительница там действительно была, да и ни одна. Эту тему и пользовали такие же хапуги-школьники: они приходили поглазеть на обитателей дурки именно под предлогом «проведать Наталью Михайловну с Зинаидой Петровной».
Автобус ехал тяжко: пыхтел, рычал и кашлял. Несколько раз глох, но всё же заводился, и вновь делал вид, что мчит нас словно ветер к долгожданной встрече с обитателями дурки.
– Форсунки по п*зде пошли… – со знанием дела сказал Диман.– Ещё немного и детали из жопы посыплются.
Он часто околачивался у деда в гараже, который тщетно пытался восстановить угандошенную «Победу». Но время, проведённое в яме под «Победой» не прошло даром: Диман нахватался от автолюбителей всех мастей всяческих шофёрских словечек и коронных высказываний. Теперь он впаривал нам свою никому ненужную авто инфу по любому поводу. Знаток типа.
Наконец автобус допыхтел до нужной остановки и выплюнул нас у проходной психушки. Территория больницы представляла собой пару квадратных километров леса, огороженных высоким забором. В этом самом лесу и были разбросаны корпуса женского дурдома. Где были мужские корпуса история умалчивает.
На проходной сидела, как нам показалось, одна из пациенток больницы.
– Здрасте, – сказала она, одним глазом смотря сквозь нас, а другим куда-то в небо. – Вы зачем, мальчики?
Норышкин приготовился признести заранее заготовленную речь, но не успел.
– За свистками! – п*здонул кто-то из наших.
– Аааа… Молодцы, проходите.
Посчитав, что ёбанутые на досуге мастерят свистки, а потом доктора их загоняют, мы прошли вглубь леса.
– Ну, и куда теперь? – прих*ел я, обводя окресности взглядом. – Тут же п*здец территория! Щас нас эти ёбанутые амазонки отловят, вы*бут и зохавают! Нас даже искать не будут…
– Нас тётка на кассе сфотографировала, – сказал Диман.
– х*й нас на проходной запомнили! Ты знаешь, куда у неё глаза смотрели? Она, бл*дь, сама не в курсе куда!
– Не сцать! – сказал Лёха. – Если чё отобьемся. Они же бабы!
Лёха Андроид вообще ничего не боялся. Ему, как человеку без мозгов, страх был не ведом…
– Во! – ткнул пальцем куда-то вдаль Диман.
Впереди стоял один из корпусов дурки, внутри которого царило нездоровое оживление: в окнах постоянно мелькали какие-то непропорциональные фигуры, машущие различными конечностями. Мы с некоторой опаской оглядели одноэтажное здание издалека, но интерес победил всякие сомнения, и мы, переглядываясь, с довольными рожами пошли к корпусу.
Мы прильнули к окнам. И ох*ели! В помещении творилось нечто такое, что иногда называют не совсем ёмким, но, тем не менее, очень точно передающим происходящее словом – скотоебашилово! Представьте себе учебное заведение, но для инопланетян. Возможно, Лёха Андроид гармонично бы смотрелся среди этой толпы имбецилов. Все они сидели за партами и по нашему однозначному мнению жгли, бл*дь, в полный рост! Мимика их лиц была непередаваема! Джим Кэрри нервно сосёт петушки в сторонке. Им не хватало одного: публики. Но они её получили!
Мы все, включая Пинцета, начали так угорать с психов, да так, что через некоторое время было уже не разобрать, с какой стороны окон находятся нормальные люди, а с какой не совсем. И мы не остались незамеченными. Дебилки выпалили нас достаточно быстро и, видя как мы сцым кипятком, тоже начали ржать хором. От чего нам стало ещё веселей. Лес, сцуко, содрогнулся! Мы уже просто валялись…
Наконец из здания выбежала какая-то старушка в белом халате и, обкладывая нас х*ями, попыталась выяснить, что мы тут делаем. Пинцет сквозь слёзы и сбившееся дыхание на пальцах показал, что нам «непременно нужно свидеться с Анфисой Палной… Крайне срочно нужно… Иначе мы, бл*дь, сдохем от смеха! Бабка оттащи меня нах*й от окна!...»
Санитарка сказала, чтобы мы шли все к х*ям, желательно в сторону проходной.
– Жаль не могу оставить этих дур, а то бы я вас каждого собственноручно выпорола и выкинула бы за ворота! Куда, бл*ть, все врачи подевались… – сетовала бабулька. Ещё раз для проформы послав нас нах*й, бабка удалилась.
– Заткнулись нах*й! – послышалось уже из здания, и смех понемногу начал стихать. Мы решили отползти от корпуса, чтобы окончательно не порваться. Привалившись спинами к соснам, мы пытались отойти от смеха, но тщетно: перед глазами всплывали образы ржущих во всё *бало дур.
Более или менее отдышавшись, мы двинули к следующему корпусу. Это здание с виду ничем не отличалось от предыдущего: такой же одноэтажный корпус с низко посаженными окнами. И тишина…
Мы решили войти. Но как только мы подошли к двери, внутри послышался могучий топот. Не говоря друг другу ни слова, мы отбежали метров на десять от здания и стали ждать. Дверь открыли мощным ударом с ноги. В дверном проёме показалась исполинская фигура. Она попыталась рывком выйти наружу, но видимо что-то не срослось: ёбнувшись лбом о косяк (или как говорят умные люди – о притолоку), фигура отшатнулась назад. Вторая попытка удалась: согнувшись пополам, из дома с рёвом выбежало двухметровое чудище. Было слышно, как кто-то из наших бзднул… Не обращая на нас никакого внимания, чудище нечеловеческим воем всколыхнуло воздух. Это была здоровенная тётка, весом никак не меньше полутора центнеров и ростом под среднестатистический хрущёвский потолок. Закончив пугать облака, она с размаху впечатала в землю какую-то тряпку и стала подпрыгивать на ней.
Мы, раскрывши рты, наблюдали за действом. Первый от шока отошёл Диман:
– Да этой дурой сваи в землю забивать можно…
Мы загыгыкали. Нервное напряжение немного спало.
Тётка продолжала методично вбивать тряпку в землю, изредка прерываясь на выкрикивание каких-то нелепых фраз и нечеловеческий вой:
– Дуся! Это плохая кофта! Ыыыыыы! Дай мне другую кофту! Ыыыыыыы!
Картина стала немного проясняться, но оставался открытым ещё один вопрос: кто такая Дуся? Вскоре появилась Дуся. Ей оказалась бабулька в белом халате, коллега той, обкладывающей х*ями всё что движется, бабки из первого корпуса. Баба Дуся принялась успокаивать чудище по имени Оленька, но оно не унималось:
– Ыыыыыыы! Дуся! Это плохая кофта! У всех кофты, как кофты, а у меня плохая! Ыыыыыы!
– Ну, что ты, Оленька. Это хорошая кофта! Посмотри, какой чудесный рисунок на ней…
– Ыыыыыыы!
Так продолжалось минут десять, пока Лёха Андроид не выдержал и заорал:
– Да заебала ты со своей кофтой! Смени, бл*дь, пластинку!
– Тише, внучек. Не нужно так грубо, – успокаивающим голосом сказала баба Дуся.
Как ни странно, Лёхино успокоительное сработало куда быстрее бабкиного. Чудовище, нервно оглядываясь, попыталось вбежать в дом, но злоебучий косяк вновь дал о себе знать: с размаху въ*бавшись в притолоку, Оленька повторила виденное нами несколькими минутами раннее – она отшатнулась назад, согнулась в три погибели, и уже со второй попытки, неистово воя, преодолела ненавистное препятствие.
– Как паравоз, – констатировал Лёха. – Дуся, Вы чё народ нервируете? Кофты им левые впариваете?
– А вы, внучки, что здесь делаете? – с подозрением поинтересовалась баба Дуся.
– Добрый день! – вступил в разговор Пинцет. – Мы пришли проведать нашу учительницу. Она в прошлом году поступила к вам… Такая трагедия…
– Ольга Петровна? Как же, знаю… Хорошая она, тихая, собачек любит… Так вон же она! – баба Дуся указала на пенсионерку, гуляющую по алее метрах в пятидесяти от нас. Вокруг неё вилась нихуёвая свора собак.
– А что же это у Вас на территории больницы бездомные собаки делают? – поинтересовался Пинцет. – Нехорошо…
– Да они ж хорошие! Не кусаются… Больных успокаивают…
– Собаки – они как кофты, – пробурчал Лёха. – кому зоебись, а кому и нуивонах*й!
– Что, внучек, говоришь?
– Привет, говорю, Оленьке! Кофту ей кошерную выдайте! А то пугает тут народ…
Мы поспешили удалиться. Делая вид, что мы дико хотим видеть Ольгу Петровну, мы пошли к ней навстречу. Как назло, баба Дуся стояла на крыльце и провожала нас взглядом. Видать ей очень хотелось увидеть незабываемую встречу преданных учеников с любимой учительницей.
– Ольга Петровна! Здарова! Мы ученики ваши! – крикнул для убедительности Лёха Андроид. – Как жизнь молодая?!!
Подойдя ближе и разглядев «нашу любимую учительницу», мы обомлели. Она была похожа на задушенную Дездымону: синюшного цвета морда лица, взлохмаченные волосы и глаза полные, бл*дь, агонии. В наших рядах послышались нервные сглатывания. И не зря. Ольга Петровна обведя нас безрассудным взглядом, вскинула вдруг руку в нашу сторону и протяжным басом проорала:
– Фааааааааааас!!!!!!!!
Собаки встрепенулись, и, застыв на некоторое время, впились в нас безумными, такими как у хозяйки, глазами… А потом рванули на нас!...
Если бы нас в тот момент снимала камера, то на стоп-кадре можно было отчётливо разглядеть наши перекошенные от ужаса *бала. За исключением морды Лёхи Андроида: его *блет сиял от счастья. Он ослеплял своей белозубой лыбой. Казалось, что Лёха как никогда был близок к оргазму. Ему было насрать, что мы находились на грани жизни и смерти. Судя по его счастливой физиономии, это было лучшее, что происходило с ним в жизни… Для него это было незабываемое приключение!
***
На следующий день, собравшись перед уроками в коридоре у класса, мы живо обсуждали вчерашние головокружительные похождения.
– Как я ржал, когда та облезлая болонка вцепилась Пинцету в жопу! – угорал Лёха.
– Никто мне никуда не цеплялся! Оставь свои фантазии…
– Ага! А штаны ты порвал, когда пердел во весь голос? – заржал Диман.
– Пердел во весь голос? Интересное выражение… – Пинцет смущённо поправил очки.
– Ага! Бздел во всю ширину жопы! Да так, что у собак щёки раздувались! – уже плача от смеха выдавил из себя Диман.
– Гыгыгы! А ты бы, Диман, не сильно бы тоже песдел, – сказал Лёха. – У тебя вообще походу «форсунки по п*зде пошли»! Детали из жопы на бегу валились!
– Бхагагага!!!...
Прозвенел звонок. Мы побрели в класс. Стали рассаживаться по местам, нехотя вытаскивая учебники, тетради и ручки из портфелей, рюкзаков и ранцев. Впереди было полтора часа ада: Литература и сразу за ним Русский язык. Меня никогда особо не напрягали школьные дисциплины, но это был особый случай. Уроки вела Евдокия Степановна по кличке Татра. Это прозвище она получила за то, что «Татра» не «Камаз», но весит тоже дох*я. Евдокия Степановна была в годах. Она прошла всю войну, командуя артиллерией. А это просто мрак. Ведь Татра часто вообще забывала, что она в классе, а не на стрельбищах, и орала так, что стёкла дрожали в оконных рамах. У Пинцета, например, очки запотевали мгновенно! Ну, а если учесть, что я сидел за первой партой, да ещё и в компании с вечно тормозящим Лёхой Андроидом, то можно догадаться, какие чувства переполняли меня.
Лёха давился от смеха. Яростные попытки сдержать хохот привели к тому, что его лицо стало пунцовым. Я стал побаиваться за его здоровье. Нет, за его психическое здоровье я не переживал, тут терять было нечего. А вот физическое состояние вызывало опасение. Лёха был нужен стране! Ведь Лёха Андроид воплощал в себе всё то, о чём мечтали советские секретные лаборатории: он являл собой идеальный образец пушечного мяса. В военных время он был незаменим! Ну, а в мирное время из Лёхи получился бы первоклассный человек-напильник.
– Итак! – пробасила Татра. Где-то сзади отчётливо было слышно, как от потолка отвалился кусок штукатурки. – Сейчас мы услышим пересказ мифа о Прометее!!! Надеюсь, всё знают, кто это?!! А услышим мы его от… От…
Евдокия Степановна уткнулась в журнал. Она уже выбрала жертву и даже поставила точку напротив фамилии, но тут Лёха опростоволосился.
– Ыыыыы… – промычал он. И хотя он тут же спохватился, выпрямился, вытер слёзы и сделал серьёзное выражение лица, это его не спасло. Его выдал пунцовый цвет лица.
– Синичкин! – проорала учительница. – К доске!!!
Лёха обречённо побрёл к доске и зачем-то взял мел. Затем повернулся доске и залип.
– Синичкин! Зачем тебе мел?!! Ты будешь рисовать нам Прометея?
– Ну… Я это… Того самого… Обрисовать… Так сказать… В целом… План…
– Синичкин! Ты бредишь?!! Ты должен нам рассказать о Прометее, который дал людям огонь!
При слове «огонь» я вздрогнул, так как мне показалось (а может и не показалось), что где-то вдали, повинуясь Татре, из всех стволов сразу жахнула боевая артиллерия.
– Синичкин! Бестолочь! Так, как ты, говорят только в дурдоме! «Я это того самого»! Это дурдом!
При слове «дурдом» вздрогнул Лёха. Цвет его лица стал меняться, по лицу растянулась лыба… А понял, что грядёт песдец…
– В дурдоме не так говорят. В дурдоме говорят: «Дуся! Дай другую кофту!»
Да, это действительно был песдец. На какое-то время я оглох, но перепонки всё же выдержали. От вопля Евдокии Степановны сдуло тетради с парт, а у директора, находящегося на другом конце школы, скорее всего сжалось очко. Ведь он знал, что вскоре в его кабинет ворвётся крупногабаритная артиллеристка и, наверное, станет голосить о том, что «нынешние дети говно, а раньше было хорошо…».
На Лёху нельзя было смотреть без сожаления. Лёха был шокирован. Впервые я увидел на его лице страх. Даже не страх – ужос! Он вообще не понимал, что произошло. Откуда ему было знать, что Дуся – это уменьшительное от Евдокия. Татра просто ох*ела, что её – артиллериста-ординоносца – какой-то недоумок называет просто Дусей.
Все последующие события Лёха Андроид пережил с трудом. Он не мог понять, почему люди не верят ему, что в дурдоме говорят именно так. Но после угроз директора, Татры и родителей упечь его в эту самую психушку, Лёха отказался от своих показаний, извинился перед Евдокией Степановной и клятвенно пообещал никогда более не прислушиваться к голосам в голове. Удивительнее всего то, что этот случай помог Лёхе понять и осознать очень многое. Он взялся за ум, перелез с двоек на тройки, окончил школу, потом ПТУ, женился и уехал подальше из душной Москвы. Поговаривают, что он счастлив. Зная Лёху, охотно в это верю!
– Ребза! Кароче, тема козырная: п*здуем в дурдом.
Мы прих*ели:
– нах*я? Тибя в дурку здовать? Гы-гы…
– Не. Есть, кароче, дурка женская. Паедим, и мощно паржом над п*зданутыми. У них реально качаны пустые. Вон, Пинцету бабу найдём! Гагагааг!
Перспективы открывались необъятные! Заценить жизнь сумасшедших – не это ли предел мечтаний опездолов-пятиклассников? Команда собралась следующая: я – расп*здяй с большой буквы, Диман Норушкин, Серёга Авоськин и Лёха Синичкин. Все радостно гыгыкали в предвкушении незабываемого путешествия, лишь один Серёга Авоськин по кличке Пинцет был серьёзен как никогда. Всё дело в том, что его родители, в так же родители его родителей, а также не исключено, что и прочие поколения, были врачами. Пинцет намеревался продолжить дело предков. Молодец, хуле…
– Мне крайне параллельно, какие цели вы преследуете, посещая данное заведение, но моя цель вполне очевидна: мой визит состоится лишь для удовлетворения моего чисто научного интереса, – заявил Пинцет и поправил очки.
Все напряглись.
– Ты это с кем щас разговаривал? – озадаченно спросил Лёха. Пинцет всегда нас шокировал своим бездонным словарным запасом и пугал энциклопедическими знаниями. Фразы подобные «Ребза! Айда по подъездам лампочки кокать!» были не из его лексикона. Лёха же наоборот всегда дико тупил и всем своим существованием упорно пытался опровергнуть аксиому, что человек существо мыслящее. Часто у него это получалось. Погоняло он носил соответствующее – Андроид. 1977 года выпуска. Хуёвых в то время делали роботов…
Дурка находилась за городом, минутах в сорока езды на автобусе. Другое дело, что автобус этот ходил всего пару раз в день. Но Диман всё учёл – мы подошли к остановке вместе с автобусом.
– Диман, а чё мы не в мужитцкую дурку идём? Нас в женскую-то пустят? – спросил я.
– В мужитцкой все поголовно олкаши, норкоманы и педофилы. Опасно…
– Ну, не знаю… – задумчиво сказал Лёха Андроид. – Медсёстры нас в раз выпалят! А у мужиков бы под дегенератов закосили…
– Не сцать! Легенда такая: мы нашу училку праведать пришли. Типа, её из-за нас в прошлом году накрыло, а мы теперь ночами не спим, горюем, – дал указания Норышкин.
– Прокатит?
– Далжно. Мне эту тему чувачок с саседнива раёна подогнал. У них прокатило на «ура».
Из дальнейшего диманова рассказа выяснилось, что учительница там действительно была, да и ни одна. Эту тему и пользовали такие же хапуги-школьники: они приходили поглазеть на обитателей дурки именно под предлогом «проведать Наталью Михайловну с Зинаидой Петровной».
Автобус ехал тяжко: пыхтел, рычал и кашлял. Несколько раз глох, но всё же заводился, и вновь делал вид, что мчит нас словно ветер к долгожданной встрече с обитателями дурки.
– Форсунки по п*зде пошли… – со знанием дела сказал Диман.– Ещё немного и детали из жопы посыплются.
Он часто околачивался у деда в гараже, который тщетно пытался восстановить угандошенную «Победу». Но время, проведённое в яме под «Победой» не прошло даром: Диман нахватался от автолюбителей всех мастей всяческих шофёрских словечек и коронных высказываний. Теперь он впаривал нам свою никому ненужную авто инфу по любому поводу. Знаток типа.
Наконец автобус допыхтел до нужной остановки и выплюнул нас у проходной психушки. Территория больницы представляла собой пару квадратных километров леса, огороженных высоким забором. В этом самом лесу и были разбросаны корпуса женского дурдома. Где были мужские корпуса история умалчивает.
На проходной сидела, как нам показалось, одна из пациенток больницы.
– Здрасте, – сказала она, одним глазом смотря сквозь нас, а другим куда-то в небо. – Вы зачем, мальчики?
Норышкин приготовился признести заранее заготовленную речь, но не успел.
– За свистками! – п*здонул кто-то из наших.
– Аааа… Молодцы, проходите.
Посчитав, что ёбанутые на досуге мастерят свистки, а потом доктора их загоняют, мы прошли вглубь леса.
– Ну, и куда теперь? – прих*ел я, обводя окресности взглядом. – Тут же п*здец территория! Щас нас эти ёбанутые амазонки отловят, вы*бут и зохавают! Нас даже искать не будут…
– Нас тётка на кассе сфотографировала, – сказал Диман.
– х*й нас на проходной запомнили! Ты знаешь, куда у неё глаза смотрели? Она, бл*дь, сама не в курсе куда!
– Не сцать! – сказал Лёха. – Если чё отобьемся. Они же бабы!
Лёха Андроид вообще ничего не боялся. Ему, как человеку без мозгов, страх был не ведом…
– Во! – ткнул пальцем куда-то вдаль Диман.
Впереди стоял один из корпусов дурки, внутри которого царило нездоровое оживление: в окнах постоянно мелькали какие-то непропорциональные фигуры, машущие различными конечностями. Мы с некоторой опаской оглядели одноэтажное здание издалека, но интерес победил всякие сомнения, и мы, переглядываясь, с довольными рожами пошли к корпусу.
Мы прильнули к окнам. И ох*ели! В помещении творилось нечто такое, что иногда называют не совсем ёмким, но, тем не менее, очень точно передающим происходящее словом – скотоебашилово! Представьте себе учебное заведение, но для инопланетян. Возможно, Лёха Андроид гармонично бы смотрелся среди этой толпы имбецилов. Все они сидели за партами и по нашему однозначному мнению жгли, бл*дь, в полный рост! Мимика их лиц была непередаваема! Джим Кэрри нервно сосёт петушки в сторонке. Им не хватало одного: публики. Но они её получили!
Мы все, включая Пинцета, начали так угорать с психов, да так, что через некоторое время было уже не разобрать, с какой стороны окон находятся нормальные люди, а с какой не совсем. И мы не остались незамеченными. Дебилки выпалили нас достаточно быстро и, видя как мы сцым кипятком, тоже начали ржать хором. От чего нам стало ещё веселей. Лес, сцуко, содрогнулся! Мы уже просто валялись…
Наконец из здания выбежала какая-то старушка в белом халате и, обкладывая нас х*ями, попыталась выяснить, что мы тут делаем. Пинцет сквозь слёзы и сбившееся дыхание на пальцах показал, что нам «непременно нужно свидеться с Анфисой Палной… Крайне срочно нужно… Иначе мы, бл*дь, сдохем от смеха! Бабка оттащи меня нах*й от окна!...»
Санитарка сказала, чтобы мы шли все к х*ям, желательно в сторону проходной.
– Жаль не могу оставить этих дур, а то бы я вас каждого собственноручно выпорола и выкинула бы за ворота! Куда, бл*ть, все врачи подевались… – сетовала бабулька. Ещё раз для проформы послав нас нах*й, бабка удалилась.
– Заткнулись нах*й! – послышалось уже из здания, и смех понемногу начал стихать. Мы решили отползти от корпуса, чтобы окончательно не порваться. Привалившись спинами к соснам, мы пытались отойти от смеха, но тщетно: перед глазами всплывали образы ржущих во всё *бало дур.
Более или менее отдышавшись, мы двинули к следующему корпусу. Это здание с виду ничем не отличалось от предыдущего: такой же одноэтажный корпус с низко посаженными окнами. И тишина…
Мы решили войти. Но как только мы подошли к двери, внутри послышался могучий топот. Не говоря друг другу ни слова, мы отбежали метров на десять от здания и стали ждать. Дверь открыли мощным ударом с ноги. В дверном проёме показалась исполинская фигура. Она попыталась рывком выйти наружу, но видимо что-то не срослось: ёбнувшись лбом о косяк (или как говорят умные люди – о притолоку), фигура отшатнулась назад. Вторая попытка удалась: согнувшись пополам, из дома с рёвом выбежало двухметровое чудище. Было слышно, как кто-то из наших бзднул… Не обращая на нас никакого внимания, чудище нечеловеческим воем всколыхнуло воздух. Это была здоровенная тётка, весом никак не меньше полутора центнеров и ростом под среднестатистический хрущёвский потолок. Закончив пугать облака, она с размаху впечатала в землю какую-то тряпку и стала подпрыгивать на ней.
Мы, раскрывши рты, наблюдали за действом. Первый от шока отошёл Диман:
– Да этой дурой сваи в землю забивать можно…
Мы загыгыкали. Нервное напряжение немного спало.
Тётка продолжала методично вбивать тряпку в землю, изредка прерываясь на выкрикивание каких-то нелепых фраз и нечеловеческий вой:
– Дуся! Это плохая кофта! Ыыыыыы! Дай мне другую кофту! Ыыыыыыы!
Картина стала немного проясняться, но оставался открытым ещё один вопрос: кто такая Дуся? Вскоре появилась Дуся. Ей оказалась бабулька в белом халате, коллега той, обкладывающей х*ями всё что движется, бабки из первого корпуса. Баба Дуся принялась успокаивать чудище по имени Оленька, но оно не унималось:
– Ыыыыыыы! Дуся! Это плохая кофта! У всех кофты, как кофты, а у меня плохая! Ыыыыыы!
– Ну, что ты, Оленька. Это хорошая кофта! Посмотри, какой чудесный рисунок на ней…
– Ыыыыыыы!
Так продолжалось минут десять, пока Лёха Андроид не выдержал и заорал:
– Да заебала ты со своей кофтой! Смени, бл*дь, пластинку!
– Тише, внучек. Не нужно так грубо, – успокаивающим голосом сказала баба Дуся.
Как ни странно, Лёхино успокоительное сработало куда быстрее бабкиного. Чудовище, нервно оглядываясь, попыталось вбежать в дом, но злоебучий косяк вновь дал о себе знать: с размаху въ*бавшись в притолоку, Оленька повторила виденное нами несколькими минутами раннее – она отшатнулась назад, согнулась в три погибели, и уже со второй попытки, неистово воя, преодолела ненавистное препятствие.
– Как паравоз, – констатировал Лёха. – Дуся, Вы чё народ нервируете? Кофты им левые впариваете?
– А вы, внучки, что здесь делаете? – с подозрением поинтересовалась баба Дуся.
– Добрый день! – вступил в разговор Пинцет. – Мы пришли проведать нашу учительницу. Она в прошлом году поступила к вам… Такая трагедия…
– Ольга Петровна? Как же, знаю… Хорошая она, тихая, собачек любит… Так вон же она! – баба Дуся указала на пенсионерку, гуляющую по алее метрах в пятидесяти от нас. Вокруг неё вилась нихуёвая свора собак.
– А что же это у Вас на территории больницы бездомные собаки делают? – поинтересовался Пинцет. – Нехорошо…
– Да они ж хорошие! Не кусаются… Больных успокаивают…
– Собаки – они как кофты, – пробурчал Лёха. – кому зоебись, а кому и нуивонах*й!
– Что, внучек, говоришь?
– Привет, говорю, Оленьке! Кофту ей кошерную выдайте! А то пугает тут народ…
Мы поспешили удалиться. Делая вид, что мы дико хотим видеть Ольгу Петровну, мы пошли к ней навстречу. Как назло, баба Дуся стояла на крыльце и провожала нас взглядом. Видать ей очень хотелось увидеть незабываемую встречу преданных учеников с любимой учительницей.
– Ольга Петровна! Здарова! Мы ученики ваши! – крикнул для убедительности Лёха Андроид. – Как жизнь молодая?!!
Подойдя ближе и разглядев «нашу любимую учительницу», мы обомлели. Она была похожа на задушенную Дездымону: синюшного цвета морда лица, взлохмаченные волосы и глаза полные, бл*дь, агонии. В наших рядах послышались нервные сглатывания. И не зря. Ольга Петровна обведя нас безрассудным взглядом, вскинула вдруг руку в нашу сторону и протяжным басом проорала:
– Фааааааааааас!!!!!!!!
Собаки встрепенулись, и, застыв на некоторое время, впились в нас безумными, такими как у хозяйки, глазами… А потом рванули на нас!...
Если бы нас в тот момент снимала камера, то на стоп-кадре можно было отчётливо разглядеть наши перекошенные от ужаса *бала. За исключением морды Лёхи Андроида: его *блет сиял от счастья. Он ослеплял своей белозубой лыбой. Казалось, что Лёха как никогда был близок к оргазму. Ему было насрать, что мы находились на грани жизни и смерти. Судя по его счастливой физиономии, это было лучшее, что происходило с ним в жизни… Для него это было незабываемое приключение!
***
На следующий день, собравшись перед уроками в коридоре у класса, мы живо обсуждали вчерашние головокружительные похождения.
– Как я ржал, когда та облезлая болонка вцепилась Пинцету в жопу! – угорал Лёха.
– Никто мне никуда не цеплялся! Оставь свои фантазии…
– Ага! А штаны ты порвал, когда пердел во весь голос? – заржал Диман.
– Пердел во весь голос? Интересное выражение… – Пинцет смущённо поправил очки.
– Ага! Бздел во всю ширину жопы! Да так, что у собак щёки раздувались! – уже плача от смеха выдавил из себя Диман.
– Гыгыгы! А ты бы, Диман, не сильно бы тоже песдел, – сказал Лёха. – У тебя вообще походу «форсунки по п*зде пошли»! Детали из жопы на бегу валились!
– Бхагагага!!!...
Прозвенел звонок. Мы побрели в класс. Стали рассаживаться по местам, нехотя вытаскивая учебники, тетради и ручки из портфелей, рюкзаков и ранцев. Впереди было полтора часа ада: Литература и сразу за ним Русский язык. Меня никогда особо не напрягали школьные дисциплины, но это был особый случай. Уроки вела Евдокия Степановна по кличке Татра. Это прозвище она получила за то, что «Татра» не «Камаз», но весит тоже дох*я. Евдокия Степановна была в годах. Она прошла всю войну, командуя артиллерией. А это просто мрак. Ведь Татра часто вообще забывала, что она в классе, а не на стрельбищах, и орала так, что стёкла дрожали в оконных рамах. У Пинцета, например, очки запотевали мгновенно! Ну, а если учесть, что я сидел за первой партой, да ещё и в компании с вечно тормозящим Лёхой Андроидом, то можно догадаться, какие чувства переполняли меня.
Лёха давился от смеха. Яростные попытки сдержать хохот привели к тому, что его лицо стало пунцовым. Я стал побаиваться за его здоровье. Нет, за его психическое здоровье я не переживал, тут терять было нечего. А вот физическое состояние вызывало опасение. Лёха был нужен стране! Ведь Лёха Андроид воплощал в себе всё то, о чём мечтали советские секретные лаборатории: он являл собой идеальный образец пушечного мяса. В военных время он был незаменим! Ну, а в мирное время из Лёхи получился бы первоклассный человек-напильник.
– Итак! – пробасила Татра. Где-то сзади отчётливо было слышно, как от потолка отвалился кусок штукатурки. – Сейчас мы услышим пересказ мифа о Прометее!!! Надеюсь, всё знают, кто это?!! А услышим мы его от… От…
Евдокия Степановна уткнулась в журнал. Она уже выбрала жертву и даже поставила точку напротив фамилии, но тут Лёха опростоволосился.
– Ыыыыы… – промычал он. И хотя он тут же спохватился, выпрямился, вытер слёзы и сделал серьёзное выражение лица, это его не спасло. Его выдал пунцовый цвет лица.
– Синичкин! – проорала учительница. – К доске!!!
Лёха обречённо побрёл к доске и зачем-то взял мел. Затем повернулся доске и залип.
– Синичкин! Зачем тебе мел?!! Ты будешь рисовать нам Прометея?
– Ну… Я это… Того самого… Обрисовать… Так сказать… В целом… План…
– Синичкин! Ты бредишь?!! Ты должен нам рассказать о Прометее, который дал людям огонь!
При слове «огонь» я вздрогнул, так как мне показалось (а может и не показалось), что где-то вдали, повинуясь Татре, из всех стволов сразу жахнула боевая артиллерия.
– Синичкин! Бестолочь! Так, как ты, говорят только в дурдоме! «Я это того самого»! Это дурдом!
При слове «дурдом» вздрогнул Лёха. Цвет его лица стал меняться, по лицу растянулась лыба… А понял, что грядёт песдец…
– В дурдоме не так говорят. В дурдоме говорят: «Дуся! Дай другую кофту!»
Да, это действительно был песдец. На какое-то время я оглох, но перепонки всё же выдержали. От вопля Евдокии Степановны сдуло тетради с парт, а у директора, находящегося на другом конце школы, скорее всего сжалось очко. Ведь он знал, что вскоре в его кабинет ворвётся крупногабаритная артиллеристка и, наверное, станет голосить о том, что «нынешние дети говно, а раньше было хорошо…».
На Лёху нельзя было смотреть без сожаления. Лёха был шокирован. Впервые я увидел на его лице страх. Даже не страх – ужос! Он вообще не понимал, что произошло. Откуда ему было знать, что Дуся – это уменьшительное от Евдокия. Татра просто ох*ела, что её – артиллериста-ординоносца – какой-то недоумок называет просто Дусей.
Все последующие события Лёха Андроид пережил с трудом. Он не мог понять, почему люди не верят ему, что в дурдоме говорят именно так. Но после угроз директора, Татры и родителей упечь его в эту самую психушку, Лёха отказался от своих показаний, извинился перед Евдокией Степановной и клятвенно пообещал никогда более не прислушиваться к голосам в голове. Удивительнее всего то, что этот случай помог Лёхе понять и осознать очень многое. Он взялся за ум, перелез с двоек на тройки, окончил школу, потом ПТУ, женился и уехал подальше из душной Москвы. Поговаривают, что он счастлив. Зная Лёху, охотно в это верю!
Комментарии11
