Грани добра

Нет, он конечно не был нахлебником, несколько лет назад, он абсолютно случайно обнаружил у себя дар провидения - Андрей Петрович чувствовал и людей и их проблемы и хвори. И при помощи рук, народной медицины и сильной энергетики лечил людей. Тем и жил, денег не брал – считал что это грешно, но продуктами был обеспечен всегда.

И сейчас глядя на портрет, недоумевал, как же так чужих лечил, а свою единственную уберечь не смог, сгорела в одночасье.

- Давайте выпьем, - с другого конца стола поднялся, держа в руке рюмку с водкой, щуплый мужичонка, одетый в кургузый пиджак поверх толстого свитера из свалявшейся козьей шерсти и брюки с лоснящимися оттянутыми коленями. Икнув и неловко покачнувшись, расплескал содержимое рюмки и не смутившись продолжил, - За помин души, сестры моей, преставившейся Анны.

Не глядя ни на кого, опрокинул в себя рюмку с остатками водки и шумно втянув в себя воздух, потянулся вилкой за куском холодца. Присутствующие, последовав его примеру, помянули, закусили кто кутьей, кто холодцом, кто колбаской и печально помолчав, высидев приличествующие минуты, начали расходиться.

За столом остались Андрей Петрович и семейство Анютиного брата, состоявшее из самого Матвея, его жены Любы и дочки Леночки. Матвей цыкнул на женщин:

- Ну вы, куры, чего расселись? Соберите со стола, а мы с Андреем помянем еще Анюту, да поговорим.

Дождался, пока женщины поднимутся из-за стола, продолжил:

- Я вот что хотел спросить Андрей, нам бы пожить здесь в городе пару месяцев, давно хотели перебраться, в селе то нашем, в Галошиках, совсем невмоготу жить стало, с работой плохо, жить трудно. Но вот тянулись как-то все время, а сейчас Ленка школу заканчивает, поступать надобно хоть в техникум какой, хоть в училище. Чтобы в жизни устроилась, выучилась, да замуж вышла. Сам видишь, красивая она у нас, на Анюту твою похожа сильно. А в селе один жених, колченогий конюх Василий, что ж ей там чахнуть? Вот и решили мы в город перебираться, поживем чуток у тебя, а потом может общежитие какое получим, да съедем. Так как можно?

- Да живите, что уж там, места думаю хватит, сколько надо столько и живите.

- Ленка, а ну подь сюда, Любка и ты давай иди. Кланяйтесь в пояс благодетелю нашему, в городе мы остаемся. Да думаю и не стесним особо, хоромы то четырехкомнатные, ютиться не придется.

Матвей довольно щурился и прикидывал, как бы задать следующий шкурный вопрос, одновременно давил рукой на Ленкину шею и приговаривал

- Кланяйся - кланяйся давай, в пояс кланяйся, все ради тебя делаем, в приживалы просимся - и без паузы продолжил – Андрей, а как бы нам прописку сделать, а то ж Ленку в школу сюда перевести надоть, выпускной класс, да и нас с Любашей на работу без прописки не возьмут. Можно сделать, а?

Андрей Петрович задумчиво молчал и смотрел в Анютины глаза, глядящие на него с портрета «Что скажешь Аннушка?» Аннушкины глаза отвечали «Родная кровь Андрюша, как откажешь? Да и пусть Леночка за дочку тебе будет, помоги ей выучиться. Своих то деток так и не родили, а так все не одиноко тебе будет».

- Хорошо Матвей, девять дней пройдет и решим, Леночке и впрямь учиться надо, а здесь как-никак областной центр, возможности есть, может и в институт получиться устроить. Оставайтесь, прописку сделаем, да и Любаша твоя насколько я знаю, на селе знахарством занималась, помогать лечить людей будет.

На том и порешили, незаметно пролетели и девять дней, подобралось время сороковин. В эту ночь Андрею Петровичу приснилась Аннушка, впервые с момента похорон. Говорили они долго в том сне. Только Аннушка к себе подходить не разрешала, все повторяла «Еще не время Андрюша, не все ты еще сделал». «А что ж не сделал то Аннушка? Тоскую я сильно, плохо мне без тебя»- Андрей Петрович заплакал во сне. «Не плачь родной мой, книгу ты должен написать еще, Главную книгу в твоей жизни. А про что та книга будет, ты сам поймешь».

Проснувшись, Андрей Петрович, долго ошарашено сидел на кровати и прокручивал в голове сон, состояние было, как обухом по голове получил и верил он, что правду Анюта ему во сне сказала, только о чем та книга будет? Об очередном сталеваре, так не нужно это никому, а больше ни о чем писать он не умел. Умывшись, наспех позавтракав, Андрей Петрович поехал на кладбище, по дороге купив любимые анютины ландыши. Там то возле холмика засыпанного промокшими от талого снега венками и пришло озарение к Андрею Петровичу, про любовь должна быть книга, про человечность, про милосердие, а главной героиней пусть Аннушка его будет.

В голове сам по себе вырисовывался сюжет и характеры героев, кончики пальцев дрожали от желания писать, лихорадочный румянец окрасил бледное лицо, непонятный озноб бил его тело, все то время пока он прибирал могилку. На прощанье, поцеловав Аннушкину фотографию, прибитую к простому деревянному кресту, Андрей Петрович окрыленный поехал домой.

В жизни вновь появился смысл, Андрей Петрович с головой ушел в написание своей Главной книги, целыми днями он сидел в своем кабинете, и писал, зачеркивал, мял листы, снова писал, снова зачеркивал, продумывал каждую фразу, каждый диалог, ему хотелось, чтобы каждая строчка его романа дышала любовью. Любовью к людям. Он увлекся настолько, что уже не принимал людей, приходящих к нему на лечение, все передоверил Любе, а сам творил.

Люба клиентам была конечно рада, шли люди нескончаемым потоком, но вот то что они не платили денег, а несли всякую по ее мнению чепуху, очень сильно ее раздражало. В большом городе другие возможности, считала она. Кому здесь нужны масло, колбаса и конфеты? Какое эти людишки имеют право, распоряжаться ее деньгами? Не хочет она колбасы и конфет, а хочет черной икры и пирожных. Пусть платят деньги, она сама разберется, что ей покупать.

Тарифы Любаша придумала лихо, теперь на пороге она показывала людям написанный от руки прейскурант и объясняла, что Андрей Петрович использует новую технику лечения, но людям показываться он не может, потому что у него идет постоянный контакт с Богом и ему запрещено напрямую контактировать с людьми, дабы не навредить. Поэтому проводником его целебной силы, является она Люба и лечит она своими руками, но силой Андрея Петровича, передающейся ей через энергетические потоки. Люба была убедительна, люди верили, платили, посещали сеансы. А дар у Любы действительно был, людям она помогала, поэтому платили и передавали адресок целительницы из рук в руки.

Так продолжалось несколько месяцев, Андрей Петрович творил, Люба кассировала граждан, Леночка провалила экзамены в медучилище и пошла учиться в школу моделей, благо красотой обделена не была, деньги на наряды теперь благодаря предприимчивости Любаши были, так что выглядела не хуже других. Матвей куда-то уходил, пропадал по нескольку часов в день, говорил что ищет работу, но работа почему-то не находилась.

В один из дней, с Андреем Петровичем, вышедшим на вечернюю прогулку, заговорила соседка, набожная седенькая старушка:

- Андрей Петрович, грешно за добро деньги брать, дар тебе бесплатно достался, что ж ты с людей деньги то берешь, не по христиански это. Дар уйдет, кто же людям то поможет? Твое призвание это людей лечить, вот и лечи, не кощунствуй.

- О каких деньгах речь, Ольга Васильевна?

- А что ж хочешь сказать, бесплатно лечишь? Люди другое говорят, хотя да ты ж сам в руки то не берешь деньги, все через Любку. Гони ты ее от себя, бесово это, людей как липку обдираете, нельзя так.

Мозг писателя затопила злость, как так, никогда он с людей ни копейки не взял, только продукты, ну так и целителям кушать надо. А здесь оказывается, бизнес за его спиной открыли, доверил козе капусту, называется. По лестнице поднимался через ступеньку, открыл дверь ключом, не разуваясь направился в комнату, где жили Люба с Матвеем. Лихорадочно начал выворачивать шкаф и письменный стол, ничего нет. Может наврали? С этой мыслью Андрей Петрович выдвинул нижний ящик письменного стола, деревянное нутро было заполнено ровными пачками аккуратно сложенных купюр.

- Ты чего это тут лазишь, а?

На пороге комнаты, прищурив глаза и пьяно покачиваясь, стоял Матвей.

- Жена твоя где?

- А зачем тебе моя жена? Че те надо то?

- Кто разрешал деньги за лечение брать? Не было здесь такого, чтобы за помощь деньги брали. Собирайтесь и уходите, сроку два дня, деньги у вас теперь есть, квартиру снимайте и живите, делайте что хотите.

- А может, ты уйдешь Андрейка? Или хату твою продадим, да разъедемся? Ты ж приблажный, как и Анька-покойница была, квартиру не приватизировали за столько лет. А теперь мы права имеем, мы здесь прописаны. А че хорошее наследство от сестры, я у адвоката и нотариуса проконсультировался, на четверых приватизируем и продадим. Тебе Андрюха комнату в коммуналке купим, себе квартиру и заживем. Давай по хорошему, по мировому, без суда, все равно проиграешь. Я все точно узнал.

- Узнал говоришь, родственничек? Готовился? Коршун ты, все и так рано или поздно тебе и дочке твоей досталось бы, других родственников нет все равно. Что ж ты творишь? Ты меня моего лишаешь!

- Какого твоего лишаю? Квартирку то тебе Союз Писателей выделил, когда ты речевки коммунистические кропал, да про село писал. А ты то село нюхал? в глаза его видел? за скотиной ходил? По яйца в грязи, добирался до дома? Что ты о селе знаешь? Ты ж все приезжал у меня расспрашивал, как живем и чем. Так что это и мне тоже Союз Писателей квартирку выделил, ты ж с моих рассказов много писал. Давай Андрей по мирному разъедемся, ты в царских условиях всю жизнь прожил, я тоже хочу. Ты ж верующий, вот и вспомни, Бог велел делиться. Пойдем-ка, накатим по соточке, да обсудим как разъезжаться будем.

- Шакал ты Мотя, вонючий. За стол с тобой я не сяду, много чести. Просчитал все, говоришь? Так тому и быть, разменяемся. Только не пожалей потом, оно что не праведно нажито, на пользу не пойдет.

- Поговори-поговори, а хочешь Андрей, я тебе спою? Или нет, пусть лучше Ленка споет. Песню в твою честь. Ленка-а-а, пойди сюда, быстро.

В дверях появилась Ленка, неузнаваемо изменившаяся за этот год, ничего не осталось, от сельской девочки в заношенных вещичках. Сейчас это было холеная красавица, ее любимого мужчину звали Франклин и цену себе, она определила уже давно.

- Давай доча спой, в церковном хоре пела, вот и сейчас давай пой «Со святыми упокой» Давай-давай, не тяни.

Андрею Петровичу было нехорошо, привкус свинца во рту, тяжесть в груди, черные точки перед глазами. «Скорую бы», - мелькнуло в голове.

Ленка чистым голосом затянула

- Со святыми упокой, Христе, души раб Твоих, идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь безконечная...

Перед глазами Андрея поплыли цветные круги, сердце сжало когтистой лапой безысходности, сквозь пелену доносился Ленкин голос, слов уже было не разобрать. Вокруг Андрея разливался белый свет, он чувствовал себя счастливым, а в голове угасала мысль «Подвел Анюту, так и не успел дописать книгу».
*****

Через месяц Андрея Петровича выписали из больницы, доктора прописали не нервничать и прекратить заниматься самокопанием, покой и свежий воздух, вот что ему нужно. Писатель не спорил, после продажи квартиры свою долю денег перевел детскому дому, а сам ушел жить на кладбище, пристроившись сторожем. Из квартиры забрал старенький телевизор, любимый Анютин плед и рукопись. Покой и свежий воздух у него теперь были, все остальное он оставил без сожаления.

Так и жил, присматривая за кладбищем, по нескольку часов в день разговаривал с Анютой возле ее могилы, читал ей рукопись, что-то переписывал, правил. Спустя год после размена квартиры, Главная книга его жизни была написана. Теперь по нескольку часов в день, Андрей Петрович проводил в Интернет-кафе, неловко щелкая одним пальцем по клавишам, приводил рукопись в электронный вид. Справился и с этой задачей, оставшись гордым собой размножил рукопись и отправился в рейд по издательствам.

В издательствах рукопись принимали, потом надолго замолкали, через несколько месяцев отписывались «Не понравилось». Андрей Петрович грустил, жаловался Анюте, что так и не смог написать Главную книгу своей жизни, осталось два издательства так и не давших ответ, пошел туда Андрей Петрович на всякий случай. Просто узнать.

Секретарша долго не могла найти его рукопись, пошла к редактору, быстро вернулась:

- «Грани добра», Ваше? Пойдемте редактор ждет Вас.

Время до выхода книги пролетело незаметно, в издательство вызвали как раз в день третьей годовщины со дня смерти Анюты, вручили гонорар и авторские экземпляры книги. Андрей Петрович купил по дороге вина, роз для Анюты и гордый собой поехал на кладбище.

Идя по тропинке среди могилок, издалека увидел людей возле могилки Анюты. «Неужели кто-то помянуть пришел?» Подойдя ближе, замедлил шаг - на лавочке сидела глупо улыбающаяся, уставившаяся в одну точку Любаша в стеганом пальто из под которого выбивался байковый халат. Рядом с ней сильно постаревший Матвей прихлебывал из горлышка дешевый портвейн. Увидел Андрея, вытер тыльной стороной руки рот и глупо улыбнувшись заплакал.

- А мы вот Андрюша рядом были, Леночку нашу ходили проведать, решили и к Анюте зайти, поминаем вот. Леночка то наша умерла, год ровно как. Выиграла конкурс красоты городской, жених у нее появился богатый, потомок какого-то грузинского князя, на руках носил красавицу нашу. Леночка во Францию должна была ехать по контракту, в журнал какой-то модный, а не вышло. В аварию перед самой поездкой попала и все, нету Леночки. Похоронили как невесту в белом платье,- Матвей завыл в голос, Любочка все так же глупо улыбаясь не понимала что происходит, - Любка вон с ума сошла дура дурой, ничего не понимает, в лечебнице живет. Давай выпьем Андрюха, водки. Давай, а? Помянем, я сбегаю...ты только денег дай, а то нету совсем ничего.

Андрей Петрович достал из кармане плохо закрывающееся портмоне, открыл, достал купюру, протянул ее Матвею:

- Пойди купи что считаешь нужным и закусить что-нибудь возьми. Помянем...

Завыв, Матвей упал на колени перед Андреем Петровичем, хватая за руки и пытаясь их поцеловать, пьяно зарыдал

- Прости-и-и-и, прости-и-и-и нас. Наказаны мы...Прости-и-и-и

Воя, стоя на коленях, так и пополз в сторону кладбищенских ворот.

Андрей Петрович опустился на лавочку рядом с Любой

- Знаешь Любаша, я на тебя с Мотей зла не держу. Нехорошо вы поступили, да ну Бог вам судья. Каждому воздастся по грехам его. А я вам даже благодарен, я Книгу написал, ее теперь люди читать будут, слов там много добрых, хороших. Компьютер вот освоил, с гонорара поеду себе завтра личный куплю, буду книжки на нем писать. Книгу сказок напишу, для деток. Чтобы доброту им с детства прививать, чтобы людей любили и отношения человеческие ценили. Это самое дорогое, что есть.

Андрей Петрович полез в карман за сигаретами. Странно... оглядевшись по сторонам, еще раз похлопал себя по всем карманам. Портмоне нигде не было. Усмехнувшись, Андрей Петрович подал руку Любе.

- Пойдем Любаша, я тебя в больницу отведу. Вряд ли Мотя скоро вернется.
*****
При тусклом свете ламп санитары пили в прозекторской чай. Здоровенный детина, засунул в рот бутерброд целиком, запил чаем и сказал напарнику:

- Слышь, Петьк...А спокойная сегодня ночка, всего два покойничка привезли, но мистических каких-то. Один с зажатой книгой в руке и без документов, а у второго целых два паспорта - один свой, а второй – того мужика что с книжкой, и на книжке та же фамилия что в паспорте, писатель какой-то преставился видать. А нашли их в разных концах города, писатель на лавочке в парке просто уснул, а тот что с двумя паспортами видать траванулся водкой и помер возле городской мусорки. Ну да наше дело маленькое, пусть менты разбираются, что это за полтергейст творится.
*****
Любаша смотрела на ночное небо из больничного зарешеченного окна, с неба одновременно скатывались две звезды.
«Светлячки наперегонки гоняются. Кто победит?»