Письма Луи

25 сентября 1894г


Дорогой мой маленький Луи. Я снова говорю с тобой, как обещала. Вот уже год как мы расстались, знаю, ты не забыл меня, мы все еще связаны друг с другом и всякий раз, когда я думаю о тебе, я не могу не ощущать твоей боли. И все же минувшие 12 месяцев сделали свое дело: накинули на прошлое траурную вуаль, вот уже дымка появилась, иные мелочи стушевались, иные подробности во все исчезли. Правда они порой всплывают в памяти, если что-нибудь случайно о них напомнит. Я как-то попыталась и не смогла представить себе выражение твоего лица, когда впервые тебя увидела. Попробуй и ты вспомнить мой взгляд, когда ты увидел меня впервые, и ты поймешь, что все на свете стирается. Недавно я улыбнулась. Кому? Чему? Никому и ничему. В аллее весело заиграл солнечный луч, и я невольно улыбнулась. Я и раньше пыталась улыбнуться. Сначала мне это казалось невозможным. И все же я тебе говорю: «Однажды, я против воли улыбнулась». Я хочу, чтобы и ты тоже все чаще и чаще улыбался. Просто так радуясь хорошей погоде и с осознанием того, что у тебя впереди какое-то будущее. Да, да подними голову и улыбайся




17 декабря 1899г


И вот я снова с тобой, дорогой мой Луи. Я как сон, не правда ли? Появляюсь, когда мне вздумается, но всегда в нужную минуту, если вокруг все пусто и темно. Я прихожу и ухожу, я совсем близко, но ко мне нельзя прикоснуться. Я не чувствую себя несчастной. Ко мне вернулась молодость, потому что каждый день наступает утро, и как всегда меняются времена года. Солнце сияет так ласково, что хочется ему довериться. Даже обыкновенный дневной свет полон благожелательности. Представь себе, недавно я танцевала. Я часто смеюсь, сперва, я замечала, что вот мне стало смешно, а теперь уже не перечесть сколько раз я смеялась. Вчера было гуляние. На закате солнца, всюду, теснились толпы нарядных людей: пестрых красивых похожих на цветник. Среди множества довольных людей я почувствовала себя счастливой. Я пишу тебе, чтобы рассказать обо всем, об этом. А так же о том, что отныне я обратилась в новую веру, я исповедую самоотверженную любовь к тебе. Мы с тобой как-то рассуждали о самоотверженности в любви, не очень то хорошо понимая её. Помолимся же вместе о том, чтобы всем сердцем в неё поверить. Помолимся же о том, чтобы всем сердцем в неё поверить.

6 июля 1904


Годы проходят. 11 лет. Я уезжала далеко, вернулась и вновь собираюсь уехать. У тебя, конечно, свой дом, дорогой мой Луи, ведь ты теперь совсем взрослый. Ты, конечно, обзавелся семьей, для которой ты так много значишь. А ты сам? Какой ты стал? Я представляю себе, что лицо у тебя пополнело, плечи стали шире. Седых волос должно быть еще не много, и уж верно, как прежде, твое лицо все озаряется святой улыбкой, окутывающей твои губы. А, Я! Не стану описывать, как я переменилась, превратившись в старую женщину. СТАРУЮ!!! Женщины стареют раньше мужчин, и будь я рядом с тобой, я бы выглядела бы твоей матерью, и по наружности, и по тому выражению глаз, с каким бы я смотрела на тебя. Видишь, как мы были правы, расставшись во время. Теперь мы уже перестрадали, успокоились, и сейчас мое письмо, которое ты, конечно, узнал по подчерку на конверте, явилось для тебя почти развлечением

25 сентября 1893г

Дорогой мой Луи. Вот уже 20 лет как мы расстались. Вот уже 20 лет как меня нет в живых, дорогой мой. Если ты жив и прочитаешь это письмо, которое перешлют тебе добрые, почтительные руки, те, что в течении многих лет пересылали мои предыдущие письма, ты простишь, что я покончила с собой на другой же день после нашей с тобой разлуки. Я не могла, я не умела жить без тебя. Мы вчера расстались с тобой. Посмотри хорошенько на дату в начале письма, ты, конечно, не обратил на неё внимания. Ведь это вчера мы в последний раз были в своей комнате, и ты, зарывшись с головой в подушки рыдал как беспомощный ребенок перед страшным своим горем. Это вчера, когда в полуоткрытое окно, заглянула ночь, твои слезы, которых я уже не могла видеть, катились по моим рукам. Это вчера ты кричал от боли и жаловался. А я, собрав все свои силы, крепилась, молчала. А сегодня, сидя за нашим столом, окруженная нашими вещами, в нашем прелестном уголке, я пишу те 4 письма, которые ты должен получить с большими промежутками. Дописываю последнее письмо. А затем наступит конец. Сегодня вечером я дам самые точные распоряжения о том, чтобы мои письма доставили тебе, в те числа, которые на них указанны, а так же приму меры к тому, чтобы меня не могли отыскать. Затем я уйду из жизни, не за чем рассказывать КАК... Все подробности этого отвратительного действия не уместны. Они могли бы причинить тебе боль даже по прошествию стольких лет. Важно то, что мне удалось оторвать тебя от себя самой и сделать это осторожно и ласково, не ранив тебя. Я хочу и дальше заботиться о тебе, для этого я должна жить и после моей смерти. Разрыва не будет, ты бы его возможно не перенес. Ведь все огорчения тебе причиняют такую острую боль. Я буду возвращаться к тебе, не слишком часто, чтобы понемногу мой образ изгладился из твоей памяти, и не слишком редко, чтобы избавить тебя от страданий. А когда ты узнаешь от меня самой всю правду, пройдет столько лет, а ведь время помогает, так что ты уже почти не сможешь понять, что значила бы для тебя моя смерть. Луи, родной мой сегодняшний наш последний разговор кажется мне каким-то зловещим чудом, сегодня мы говорим очень тихо, почти не слышно, уж очень мы далеко друг от друга, ведь я существую только в тебе, ты уже забыл меня. А ты уже забыл меня. Сегодня значение слова «сейчас» для той, которая его пишет и шепчет совсем иное, чем для того, кто будет читать это слово и тихо произнесет «сейчас. Сейчас преодолев такое громадное расстояние во времени, преодолев вечность, пусть это покажется нелепым. Сейчас, я целую тебя как прежде. Вот и все! Больше я ничего не прибавлю, потому что боюсь стать печальной, а значит злой, и потому что не решаюсь признаться тебе в тех сумасшедших мечтах, которые неизбежны, когда любишь, и когда любовь огромна, а нежность беспредельна.