Открытие

Неделей ранее истосковавшиеся по крови и вкусу пироксилина подозрительные лица подъезжали поближе к заказнику «Журавлиная Родина», пускали слюну в рукав, кусали локти, мелко-мелко дрожали, как при первом сексе. Наблюдали в лупатые бинокли толпы гусей, сидящие на запретной территории, и строили коварные планы – как решить продовольственную проблему в стране путём добычи летающего мяса.

И почему так не везёт мужикам?

Стрелять можно только по особям мужеского пола. За исключением гусей. Кто из них мужик, а кто нет – в полёте не разберешь. Очень похожи. Стрельба же по женской половине фауны законом категорически не приветствуется и считается у охотников признаком дилетантства и лоховства.
Но это не главное. Главное, что не ценят нас, мужиков, губят почём зря. Никакого уважения к сильному полу!

Накануне праздника я и братья по оружию выдвинулись на просторные совхозные поля для сооружения линии обороны. Предполагалось построить ряд земельных укреплений, именуемых в военном деле окопами, а по-охотничьи – скрадками. Скрадок – такая яма, в которой прячутся стрелки от всевидящего гусиного ока.
Прошлогоднее картофельное поле, выкупленное у местного егеря, располагалось недалеко от заказника. В предвкушении плодотворной охоты мы, подстёгиваемые древним инстинктом, пребывали в наипрекраснейшем расположении духа.
Представитель законной власти Миша-мент разжился в КПЗ двумя таджикскими копателями без регистрации, но в отличном рабочем состоянии. Им было обещано, что если они продемонстрируют явное преимущество перед их белорусскими конкурентами, то с чистой совестью будут эвакуированы из камеры и отпущены до следующего рейда восвояси.
Тракторам выдали по лопате, и они приступили к рытью. Свежий воздух свободы благотворно действовал на таджикскую мозговую электронику и мышечную гидравлику. Братья по разуму хорошо знали своё дело. Через каких-нибудь десять минут они зарылись в землю по пояс. Пыхтели и, несмотря на прохладный северный ветер, потели и истово теряли влагу.

– Хозяина, тут вода пошла,– первый трактор поднял глаза полные счастья.– Что делать будем?
– Попей, бля, она родниковая.
– Грязный она,– он поглядел с надеждой на минералку у меня в руках.
– Копай дальше не болтай, может нефть пойдёт. Тогда я на тебя работать буду.
– Хозяина, а сидеть как? В воде?
– Ничего, будешь черпать до утра. Руками. Давай копай, копай. Не останавливайся. Попить успеешь ещё… Попить? – фраза навеяла блестящую мысль.– Господа, к нам поступило следующее предложение. Нужно его коллегиально озвучить.
Друг Лёха взял ситуацию под контроль:
– Ну, что, охотнички? – он прищурил волчьи глаза.– У всех ли в порядке билеты, путёвки? Предлагаю проверить.

Килограмм Флагмана двинулся по кругу. Постепенно уменьшался в весе, утяжеляя содержимым пластиковые стаканчики.
Лёха обвёл взглядом взвод истребителей птиц, посмотрел на подпечённый солнечный блин, на белые рубашки таджиков:

– Хорошо-то как. Вижу, что билеты у всех в порядке. Ну, за успех.

Настроение приподнималось с каждой проверкой. Часа через три линия обороны была построена, тщательно замаскирована ветками и соломой, и взвод нетвёрдой походкой направился к автомобилям.
Враг не пройдёт!
До утренней зорьки оставалось часов десять.

К вечеру подтянулись ещё силы. Народ только и успевал бегать в Крузер за очередной порцией белого.
Толстый Серёжка – милейший человек весом почти полтора центнера. Как и все огромные люди – добрый, чуткий и постоянно улыбающийся. Я пару раз был свидетелем его озверения, но он даже п*здил виноватых, как-то по-доброму, с улыбкой.
И имел Серёжка, помимо жены, одну слабость – страсть к водке. Добрую такую страсть, сердечную. Она периодически овладевала им. Он боролся с ней постоянно, но, искушённый её похотью, отдавался ей без остатка – уходил в многодневные запои. При этом он не терял чувства юмора и остроту глаза. Только становился назойливым, как арбузная муха, и постоянно прикладывался к ёмкостям со спиртным, настойчиво превращая их в стеклотару. Бутылки Серёжка бережно складывал в мешок, чтобы впоследствии сделать из них бой. Сдавать их он никогда и не думал, используя тару в качестве чучел различных пернатых – выезжал с приятелем на близлежащую свалку и сосредоточенно палил по ним из потёртой ружбайки.
Серёжка долго ёрзал на стуле, крепился, воротил нос от водки. Но, когда к полуночи подали горячее мясо дикой свиньи, он не удержался. Тут же в мозг окружающих, не навязчиво так, постучалась мысль: «Праздник начался. Серёжка выпил рюмку».

Спать про*бали.
Полпятого утра группа охотников прибыла на место дислокации. Наши ряды слегка поредели – отсеялись слабые и сонные. Впотьмах, с горящими во лбах звёздами налобников, вереница счастливчиков направилась к линии обороны. По стечению обстоятельств упившийся Серёжка попал со мной в один скрадок – планида веселилась по-своему…

Ждём.
Гусь видит песдец, как далеко. За километр разглядит любопытную рожу, если та опрометчиво высунется из укрытия. Зрение у него орлиное, и при малейшем подозрении он делает вираж, набирает высоту и уходит. Идеальный вариант – когда эскадрилья собирается заходить на посадку.
Садятся гуси к профилям редко. Нужно выждать время, пока стая не приблизится на расстояние верного выстрела. До того момента даже шевелиться нельзя. Потом вскидываешь ружьё и стреляешь. Птицы, конечно, ох*евают от такой наглости, разворачиваются, на мгновение, зависая в воздухе – вот это и есть самый подходящий момент. После чего они очень быстро съёбывают. Но несколько секунд для выстрела всё-таки есть и, если тебя в своё время не выгнали за пьянку из доблестного Ворошиловского клуба, шансы обзавестись трофеем достаточно высоки.
Серёжку мутило. Сильно. Я чувствовал – что-то произойдёт.
Он искал ртом воздух, глубоко дышал.
В это время краем глаза я заметил в светлеющем небе какое-то движение. Началось.
Небольшая стайка гусей заинтересовалась профилями.
Лёха включил манок.

– Летят. Высоко ещё. Должны зайти на круг. Тебе совсем хуёво? – я занервничал.

Толстый ничего не ответил. Только надулся, как древесная жаба. В полумраке слегка искрились мутные белки глаз, такие виноватые и добрые.

– Га-га,– сказал гусь.
– Буа-а-а! – взорвался Серёжка
– Га???
– Буа-а-а!

п*здатая вещь – болотные сапоги. Защищают не только от сырости и грязи.
Давно ушедшие семеро братьев Меркель, когда создавали знаменитую оружейную фирму, даже не могли представить себе такого обращения с их детищем. И сильно пожалели, что не придумали сапоги для своих ружей.

– Ты заебал там рыгать! – соседи теряли терпение.– Подлетают. Стреляем по команде.
– Буа-а-а!

Очень неловкая ситуация, но подставить товарищей нельзя. Сиди и терпи.
Серёжке, наконец, слегка полегчало. Он угомонился.
Гуси сделали круг и начали снижаться к профилям – удача.

– Бей! – крикнул Лёха.

Меркель не подвёл. Шведский ас Нильс, сидя на гусе, почуял скорый п*здец и потянул штурвал. Птицы затормозили, сделали кобру, разворачиваясь на месте. В первого я и послал солидный заряд свинца.
Второго сбил кто-то из товарищей. Остальные удалились в направлении заказника. Им вслед прогремело несколько запоздалых выстрелов – для скорости.
Стало светлее.

– Толстый, ты как профиля поставил? – несколько гусиных профилей покоились на колышках кверху лапами.
– А что не так?
– Зачем ты их убил, несчастный?
– Да ну вас. Они уже были мёртвые,– мрачно пошутил Серёжка. Он с трудом вылез из окопа и, покачиваясь, как ковыль, побрёл оживлять плоские создания.– Я всё исправил. Стопочку нальёте? – детский взгляд Мэгги Симпсон, когда у неё отбирают соску, расколол мой сердечный алмаз.
– Держи, охотничек ты наш,– я протянул ему флягу, извлечённую из недр комбинезона.

Серёжка проглотил зелье, спустился в яму и, подложив под голову подушку-ружьё, сладко засопел.
От одной проблемы мы избавились, но тут появилось ещё несколько – почти в каждом кусте окрест поля сидел неизвестный. Видимо наша удачная стрельба вселила в них надежду запастись диетическим мясом, и посторонние бойцы со всех сторон подтянулись поближе.
Какой-то мужик с комплекцией Весельчака У схоронился за реденьким кустиком вербы и прикинулся тетеревом, сливаясь с окружающим ландшафтом. Он жадно осмотрел в полевой бинокль стаи гусей, кружащие над заказником. Удовлетворённо крякнул, растянул жирный *блет в кровожадной улыбке и погладил своё орудие убийства с оптическим прицелом.
Настроение упало на дно окопа.
С такими соседями не поохотишься – начинают лупить по птицам за триста метров. Стреляют картечью, а особо одарённые – пулями, иногда разрывными.
Весельчак вообще припёрся с карабином. Ибо избыток веса – не означает избыток мозга.
Не ровен час в нас пальнёт – долбоёб.
Следующий налёт подтвердил наши сомнения. Гуси не успели даже приблизиться. Канонада началась такая, что если бы в сорок первом таких зенитчиков расставили вдоль границы, эскадрильи Люфтваффе в ужасе повернули бы назад.

– Ну, что будем делать, господа? – народ повылезал наружу из убежищ.
– Я думаю, нужно ёбнуть по стопочке и ехать спать. На сегодня охота закончилась.

В плане ёбнуть, меня дружно поддержали. Но сниматься с места было рановато – из окопа, где почивал Серёжка, заглушая трели весны, разносился над туманной пашней богатырский храп человека весом полтора центнера. Основная проблема возвращалась.

– То-о-олстый! А, Толстый! Проснись, домой пора! – я тормошил его за плечо.
– бл*ть… Отъебитесь… Сплю…,– сладко прочмокал Серёжка.
– Его не вынешь. Может водичкой побрызгать?
– Ага, или обоссать,– варианты сыпались один за другим.
– Толстый. Летят. Гуси летят! Стреляй!
– Может манок включить и под ухо подставить? – Лёха залез в скрадок и пытался растолкать тело.
– Га-га,– сказал манок.– Га-га,– всё громче и громче.
– А давайте пристрелим, чтоб не мучился?! Лёгкая смерть. А так замёрзнет ведь,– вокруг скрадка и внутри копошились верные друзья, пытаясь вдохнуть жизнь в сопящее создание.
Миша-мент оказался самым находчивым – он нагнулся ближе к Серёгиной голове и разрядил ружьё в воздух. Толстый пошевелился.
– Толстый, ты заебал уже. Вставай! Выпить хочется!
– Наливай! – мистическое слово «выпить» произвело должное воздействие на сонный Серёжкин организм. Он открыл глаза и посмотрел на меня.– Наливай,– повторил он.
– Сначала вылези оттуда,– грубый шантаж был необходим.– Давай, давай! Мы поможем.
Кое-как удалось поднять массивную Серёжкину тушу на поверхность. Он перепачкался, пару раз на*бнулся, но магия божественного – выпить – ворожила его усталую сонную душу, придавая силы.
– Ну, и где выпить?
– В машине.
– В машине?! – недовольно-удивлённая лыба перекосила лицо.
– Сейчас дойдём и отдохнёшь. Вот. Неси профиля, проветрись.
Серёжка вырвал из рук короб с пластиковыми гусями, матюгнулся и почти бегом направился к авто. Мы еле поспевали за ним.
– Вот ведь интересный человек,– сбивающимся от ходьбы по пашне голосом твердил Лёха. Он пёр на плече два ружья – своё и Серёжкино. В обнимку тащил ещё два объёмных маскхалата.– Ему бы только нажраться. Брюхо бездонное. Столько водки переводит зря.
Мы заметно поотстали.
– А ты ему два ящика настойки подарил, дубина. Зачем?
– Он не себе просил.
– Ага, не себе! Теперь в запой уйдёт на неделю. Завтра его лучше с собой не брать – напрягать будет в абстинентном состоянии.
– А он так рано и не проснётся. К обеду будет уже синий и всех заебёт. Потом уснёт крепко и надолго.
– Твои слова – да Богу в уши,– резюмировал я.
– А я завтра вообще на гуся не поеду. Пойду на селезня с подсадной. На гуся позже съезжу. Всё равно целую неделю здесь буду. Отпуск взял.
– Ну, тогда вместе поедем. Подсадные у меня есть. Как раз две штуки.
– Мужики, давайте быстрее! – раздался у машин Серёжкин восторженный крик.– Я уже поляну подготовил. Вас жду. Вот держите.
Он совал в протянутые руки лихо отмеренные дозы волшебного напитка.
– А, что? Собственно не зря съездили. Два трофея есть,– радостно сказал Лёха.– Господа, с открытием весеннего сезона две тыщи восемь!
– С полем! – дружный хор нестройных голосов возвестил окрестности о наступлении долгожданного события.
Одна за другой, под неутихающую канонаду, дозы исчезли внутри тел, упакованных в защитные одежды цвета хаки. А солнышко хитро улыбалось дружной команде истребителей птиц, нехотя выползая из-за мохового болота, утыканного, как игольная подушка, тонкими корявыми сосенками.
До конца охоты оставалось ещё девять долгих дней…