Бесы
© ЧеширКо
- Здорово, ребятки!
Егор Саныч Сенин, ефрейтор, старожил батальона, прошагавший в его рядах весь путь с самого первого дня войны, подошел к кучке молодых бойцов из недавнего пополнения, которые с интересом рассматривали что-то, сбившись в тесный кружок.
- Чего вы там интересного накопали? - с забавным южно-русским акцентом спросил он.
- Да вот, Егор Саныч, немцы нам приглашения шлют, говорят - приходите в гости, мы вас накормим, напоим и спать уложим.
Рядовой Алексей Краснов, уже успевший подружиться с Сениным, протянул ему пропагандистскую листовку.
- А-а-а... - хмыкнул ефрейтор, - такое приглашение? Ну и чего? Есть желающие?
Он внимательно пробежался взглядом по лицам бойцов.
- А что, Егор Саныч, неужели на кого-то эти бумажки действуют? Неужто можно поверить, что они нас хлебом и солью там встречать будут?
- А это, ребятки, зависит уже от того, пролезет ли эта бумажка в душевную дырочку солдатика.
Бойцы переглянулись, не понимая - шутит Сенин или говорит серьезно.
- В какую еще дырочку, Егор Саныч? - нахмурился Краснов.
- А дайте-ка мне огоньку, ребятки, я вам и расскажу, - усаживаясь на землю, крякнул Сенин.
Прикурив от протянутой спички и крепко затянувшись, он продолжил:
- Это история диковинная, конечно. Мне ее бабка рассказывала, когда я еще совсем пацаненком был. Я раньше в нее тоже не верил, но вот живу на свете уже, считай, полвека, и начинает мне казаться, что есть в ней какая-то правда.
- Ну, если бабка рассказала, то оно, конечно, завсегда правда, - хохотнул кто-то из бойцов.
- А чего гогочете-то? - нахмурился Сенин. - Старые люди поболе вашего знают. Помню, сказывала мне она, что, мол, ходит по земле ангел, да души людские к дитям новорожденным крепит.
- На гвоздики или на прищепки, Егор Саныч? - раскрасневшись от еле сдерживаемого смеха, поинтересовался Краснов.
- Это мне неведомо, - пожал плечами Сенин, не заподозрив в вопросе издевки, - может и на гвоздики, мне бабка таких подробностей не сообщала. Но зато другое говорила. Что души эти он для удобства на пояс цепляет - ну, чтобы руки свободными были. Дырочку малую в душе проковыряет и на веревочку ее, а веревочку вокруг пояса завяжет заместо ремня, и ходит так по земле. Увидит, что где-то ребенок родился, он подойдет, веревочку развяжет и душу новенькую детенышу этому и прикрепит. А дырочка-то остается, ну, на которой душа висела. Вот через нее, через это отверстие всякое зло можно с человеком творить. Бесы же тоже не дремлют, всё пытаются дырочку эту нащупать, да когтями своими расковырять. Оно же знаешь как? Только подцепи, а дальше хоть душа, хоть рубаха, тут же по швам разлезется. Только дырка эта душевная у всех людей в разных местах, вот и приходится бесам нащупывать ее различными способами. Вот такое бывает, ребятки.
Сенин замолчал и обвел взглядом своих слушателей, которые держались из последних сил, чтобы не засмеяться.
- Егор Саныч, - снова оживился Краснов, - а дырочки эти, они по диаметру одинаковые у всех?
- А я почем знаю? - пожал плечами Сенин. - Мне бабка о том не докладывала. Я что слышал, то и говорю, ничего нового не выдумываю. А ты это к чему спрашиваешь?
- Да вот, думаю, в какую трубочку эту бумажку скрутить нужно, чтобы она в дырочку пролезла.
- Дурак ты, Лешка, - махнул рукой Сенин, а остальные слушатели, не в силах больше терпеть, разразились громким смехом.
- Зря гогочете, ребятки, зря... - покачал он головой. - Вот вам пример для наглядности, так сказать. Своими глазами всё видел. Был у нас еще до вас в батальоне сержант один по фамилии Гридин. Ох и лютый был боец, ох и лютый... Вить, да ты ж его помнишь, небось?
- Такого забудешь... - кивнул солдат, сидевший в сторонке, и не особо участвующий в разговоре.
- Не человек, а гора. Метра под два ростом, ручища - как три моих, челюсть квадратная, лобешник бронебойный. А как посмотрит на кого, так кровь в жилах стынет. Будто зверь дикий, ей-богу. Ох и злой был, ребятки, этот Гридин. Своими глазами видел... - Сенин осмотрелся по сторонам и понизил голос. - Своими глазами видел, как он немцу раненому шею одной рукой свернул, как цыпленку. Вот так вот схватил его за горло, лапу свою сжал, да как дернет вбок... У того голова так набок и повисла. А он на нас зыркнул, мол, ничего вы не видели и пошел дальше. А если кого из наших убьют, так он подойдет, посмотрит на него и хоть бы хны - дальше идет, как будто на пустое место глянул. Никакой, ребят, реакции. Но воевал он будь здоров... Мы уж думали, что заговоренный он какой-то - ни пуля его не брала, ни осколок. Прет всегда, как танк и хоть бы что ему, ни одной царапины. А врагов не щадил. Я так скажу, чтобы понятно было - раненых он за спиной никогда не оставлял. Если уж прошелся, то всё за ним замолкает... Чего таить, мы его и сами побаивались, да, Вить?
- Было дело, - подтвердил солдат, закуривая самокрутку.
- А один раз встали мы под деревенькой какой-то, я уже названия ее и не вспомню. То ли Карасево, то ли...
- Да шут с ней, с деревенькой, - не выдержал кто-то из слушателей, - дальше-то что было?
- Ну да, - кивнул Сенин, - какая разница, дело же не в названии... В общем, начали нас немцы артиллерией утюжить, как бешеные, ей-богу. Мы-то окопаться успели хорошенько, как начнут те стрелять, так мы по траншеям заховаемся и сидим. А вот тем, кто наверху - тем несладко конечно. Вот и коровке одной не повезло.
- Кому-кому? - хмыкнул Краснов.
- Коровке, коровке. Что ты, коров никогда не видал что ли? Видать, отвязалась где-то в деревне, да пришла к нам травки пощипать. Посекло ее осколками страшно. Лежит, бедная, дергается, а вся бочина как решето. Тут ее Гридин и увидел. И вот не верь после этого во все эти дырочки душевные... Побежал он к этой коровке, сел возле нее, да как заревёт... Вокруг него земля дыбом встаёт, а он по морде ее ладошкой гладит, лицом прижимается, весь в ее кровищи, а все никак успокоиться не может, ревёт и ревёт. Буренка, кричит, буреночка, тебя-то за что!? А та на него глазюками своими огромными смотрит, а сказать и не может ничего, хрипит только, да губами за руку хватает, - Егор Саныч вздохнул и еще раз затянулся. - Представляете какое дело? Сколько он людских смертей перевидал, скольких врагов сам на штык насадил - ни одна морщинка на лице не дрогнула, а как увидел, что животинка безвинная мучается, так тут что-то в его голове и замкнуло. Кто-то скажет, что сам дурак, чего из-за скотины под пули лезть? А я вот думаю, что просто нащупал бес его слабое место. Так уж дырочка эта ангельская на его душе расположилась, что людские смерти на войне он принимал как должное, а мучений животного никак выдержать не мог.
- Живой хоть остался? - поинтересовался кто-то из слушателей.
- Живой, - кивнул Егор Саныч, - правда после этого совсем другим стал. Равнодушным каким-то, медлительным, сядет в сторонке и глядит в одну точку. Его вскоре перевели куда-то в тыл. Видать, хорошенько бес его душу искромсал.
Сенин поднялся, окинул взглядом примолкших слушателей, поправил гимнастерку.
- Так что, ребятки, хотите верьте, хотите нет, а все же дырочки эти душевные и на самом деле существуют. У каждого они есть. Нащупает ее бес, ткнет в нее когтем своим поганым и всё - раскромсает чертяга душеньку на лоскуты и, считай, нет уже человека. А здесь, на войне, бесов-то всегда поболе, чем в каком другом месте, вот они и щупают нас то бумажками вот такими, то письмами из дома, то гибелью товарищей, а для кого и коровки обычной достаточно будет. Никогда не знаешь, куда он тебя своим когтем ткнет. Так что берегите свои души, ребятки, берегите. Других на складе нет.
Ефрейтор потушил окурок о подошву сапога и зашагал в сторону расположения.
- Ну и заливает, старый... - хмыкнул Краснов, скручивая листовку в трубочку, чтобы рассмешить своих товарищей. - Егор Саныч, неужто твое душевное отверстие бес за полвека так и не нащупал?
- Чего ж не нащупал? - остановился Сенин. - Нащупал, только оно у меня зашито крест-накрест суровой ниткой. В него теперь ни один коготь не пролезет.
- Бабка небось и зашила крестиком? - улыбнулся кто-то из солдат.
- Да не, - махнул рукой Егор Саныч и как-то странно изменился в лице, - один крест жинки моей, а второй - сына. До конца войны хватит, а там пущай кромсает - не жалко. Не дай вам бог, ребятки, таких заплаток.
- Здорово, ребятки!
Егор Саныч Сенин, ефрейтор, старожил батальона, прошагавший в его рядах весь путь с самого первого дня войны, подошел к кучке молодых бойцов из недавнего пополнения, которые с интересом рассматривали что-то, сбившись в тесный кружок.
- Чего вы там интересного накопали? - с забавным южно-русским акцентом спросил он.
- Да вот, Егор Саныч, немцы нам приглашения шлют, говорят - приходите в гости, мы вас накормим, напоим и спать уложим.
Рядовой Алексей Краснов, уже успевший подружиться с Сениным, протянул ему пропагандистскую листовку.
- А-а-а... - хмыкнул ефрейтор, - такое приглашение? Ну и чего? Есть желающие?
Он внимательно пробежался взглядом по лицам бойцов.
- А что, Егор Саныч, неужели на кого-то эти бумажки действуют? Неужто можно поверить, что они нас хлебом и солью там встречать будут?
- А это, ребятки, зависит уже от того, пролезет ли эта бумажка в душевную дырочку солдатика.
Бойцы переглянулись, не понимая - шутит Сенин или говорит серьезно.
- В какую еще дырочку, Егор Саныч? - нахмурился Краснов.
- А дайте-ка мне огоньку, ребятки, я вам и расскажу, - усаживаясь на землю, крякнул Сенин.
Прикурив от протянутой спички и крепко затянувшись, он продолжил:
- Это история диковинная, конечно. Мне ее бабка рассказывала, когда я еще совсем пацаненком был. Я раньше в нее тоже не верил, но вот живу на свете уже, считай, полвека, и начинает мне казаться, что есть в ней какая-то правда.
- Ну, если бабка рассказала, то оно, конечно, завсегда правда, - хохотнул кто-то из бойцов.
- А чего гогочете-то? - нахмурился Сенин. - Старые люди поболе вашего знают. Помню, сказывала мне она, что, мол, ходит по земле ангел, да души людские к дитям новорожденным крепит.
- На гвоздики или на прищепки, Егор Саныч? - раскрасневшись от еле сдерживаемого смеха, поинтересовался Краснов.
- Это мне неведомо, - пожал плечами Сенин, не заподозрив в вопросе издевки, - может и на гвоздики, мне бабка таких подробностей не сообщала. Но зато другое говорила. Что души эти он для удобства на пояс цепляет - ну, чтобы руки свободными были. Дырочку малую в душе проковыряет и на веревочку ее, а веревочку вокруг пояса завяжет заместо ремня, и ходит так по земле. Увидит, что где-то ребенок родился, он подойдет, веревочку развяжет и душу новенькую детенышу этому и прикрепит. А дырочка-то остается, ну, на которой душа висела. Вот через нее, через это отверстие всякое зло можно с человеком творить. Бесы же тоже не дремлют, всё пытаются дырочку эту нащупать, да когтями своими расковырять. Оно же знаешь как? Только подцепи, а дальше хоть душа, хоть рубаха, тут же по швам разлезется. Только дырка эта душевная у всех людей в разных местах, вот и приходится бесам нащупывать ее различными способами. Вот такое бывает, ребятки.
Сенин замолчал и обвел взглядом своих слушателей, которые держались из последних сил, чтобы не засмеяться.
- Егор Саныч, - снова оживился Краснов, - а дырочки эти, они по диаметру одинаковые у всех?
- А я почем знаю? - пожал плечами Сенин. - Мне бабка о том не докладывала. Я что слышал, то и говорю, ничего нового не выдумываю. А ты это к чему спрашиваешь?
- Да вот, думаю, в какую трубочку эту бумажку скрутить нужно, чтобы она в дырочку пролезла.
- Дурак ты, Лешка, - махнул рукой Сенин, а остальные слушатели, не в силах больше терпеть, разразились громким смехом.
- Зря гогочете, ребятки, зря... - покачал он головой. - Вот вам пример для наглядности, так сказать. Своими глазами всё видел. Был у нас еще до вас в батальоне сержант один по фамилии Гридин. Ох и лютый был боец, ох и лютый... Вить, да ты ж его помнишь, небось?
- Такого забудешь... - кивнул солдат, сидевший в сторонке, и не особо участвующий в разговоре.
- Не человек, а гора. Метра под два ростом, ручища - как три моих, челюсть квадратная, лобешник бронебойный. А как посмотрит на кого, так кровь в жилах стынет. Будто зверь дикий, ей-богу. Ох и злой был, ребятки, этот Гридин. Своими глазами видел... - Сенин осмотрелся по сторонам и понизил голос. - Своими глазами видел, как он немцу раненому шею одной рукой свернул, как цыпленку. Вот так вот схватил его за горло, лапу свою сжал, да как дернет вбок... У того голова так набок и повисла. А он на нас зыркнул, мол, ничего вы не видели и пошел дальше. А если кого из наших убьют, так он подойдет, посмотрит на него и хоть бы хны - дальше идет, как будто на пустое место глянул. Никакой, ребят, реакции. Но воевал он будь здоров... Мы уж думали, что заговоренный он какой-то - ни пуля его не брала, ни осколок. Прет всегда, как танк и хоть бы что ему, ни одной царапины. А врагов не щадил. Я так скажу, чтобы понятно было - раненых он за спиной никогда не оставлял. Если уж прошелся, то всё за ним замолкает... Чего таить, мы его и сами побаивались, да, Вить?
- Было дело, - подтвердил солдат, закуривая самокрутку.
- А один раз встали мы под деревенькой какой-то, я уже названия ее и не вспомню. То ли Карасево, то ли...
- Да шут с ней, с деревенькой, - не выдержал кто-то из слушателей, - дальше-то что было?
- Ну да, - кивнул Сенин, - какая разница, дело же не в названии... В общем, начали нас немцы артиллерией утюжить, как бешеные, ей-богу. Мы-то окопаться успели хорошенько, как начнут те стрелять, так мы по траншеям заховаемся и сидим. А вот тем, кто наверху - тем несладко конечно. Вот и коровке одной не повезло.
- Кому-кому? - хмыкнул Краснов.
- Коровке, коровке. Что ты, коров никогда не видал что ли? Видать, отвязалась где-то в деревне, да пришла к нам травки пощипать. Посекло ее осколками страшно. Лежит, бедная, дергается, а вся бочина как решето. Тут ее Гридин и увидел. И вот не верь после этого во все эти дырочки душевные... Побежал он к этой коровке, сел возле нее, да как заревёт... Вокруг него земля дыбом встаёт, а он по морде ее ладошкой гладит, лицом прижимается, весь в ее кровищи, а все никак успокоиться не может, ревёт и ревёт. Буренка, кричит, буреночка, тебя-то за что!? А та на него глазюками своими огромными смотрит, а сказать и не может ничего, хрипит только, да губами за руку хватает, - Егор Саныч вздохнул и еще раз затянулся. - Представляете какое дело? Сколько он людских смертей перевидал, скольких врагов сам на штык насадил - ни одна морщинка на лице не дрогнула, а как увидел, что животинка безвинная мучается, так тут что-то в его голове и замкнуло. Кто-то скажет, что сам дурак, чего из-за скотины под пули лезть? А я вот думаю, что просто нащупал бес его слабое место. Так уж дырочка эта ангельская на его душе расположилась, что людские смерти на войне он принимал как должное, а мучений животного никак выдержать не мог.
- Живой хоть остался? - поинтересовался кто-то из слушателей.
- Живой, - кивнул Егор Саныч, - правда после этого совсем другим стал. Равнодушным каким-то, медлительным, сядет в сторонке и глядит в одну точку. Его вскоре перевели куда-то в тыл. Видать, хорошенько бес его душу искромсал.
Сенин поднялся, окинул взглядом примолкших слушателей, поправил гимнастерку.
- Так что, ребятки, хотите верьте, хотите нет, а все же дырочки эти душевные и на самом деле существуют. У каждого они есть. Нащупает ее бес, ткнет в нее когтем своим поганым и всё - раскромсает чертяга душеньку на лоскуты и, считай, нет уже человека. А здесь, на войне, бесов-то всегда поболе, чем в каком другом месте, вот они и щупают нас то бумажками вот такими, то письмами из дома, то гибелью товарищей, а для кого и коровки обычной достаточно будет. Никогда не знаешь, куда он тебя своим когтем ткнет. Так что берегите свои души, ребятки, берегите. Других на складе нет.
Ефрейтор потушил окурок о подошву сапога и зашагал в сторону расположения.
- Ну и заливает, старый... - хмыкнул Краснов, скручивая листовку в трубочку, чтобы рассмешить своих товарищей. - Егор Саныч, неужто твое душевное отверстие бес за полвека так и не нащупал?
- Чего ж не нащупал? - остановился Сенин. - Нащупал, только оно у меня зашито крест-накрест суровой ниткой. В него теперь ни один коготь не пролезет.
- Бабка небось и зашила крестиком? - улыбнулся кто-то из солдат.
- Да не, - махнул рукой Егор Саныч и как-то странно изменился в лице, - один крест жинки моей, а второй - сына. До конца войны хватит, а там пущай кромсает - не жалко. Не дай вам бог, ребятки, таких заплаток.
Комментарии3