Бабка Череватова
Я вот тут намедни стою на остановки троллейбуса. Жду «рогатого», а его нет и нет. Жарко у нас в Краснодаре. Лето. Присел в тенёчке, да и предался воспоминаниям.
***
Сын бабки Череватовой работал водителем троллейбуса. Сейчас, поди, уже на пенсии. А бабка жива? Если да, то здравия ей и долгих лет жизни. А ежели померла, то Царство Небесное простой советской труженице, не щадя живота своего восстанавливающей нашу страну после той страшной войны.
***
Лет сорок назад нас, без пяти минут выпускников местного Политеха, отправили на преддипломную практику в соседний Ставропольский край.
Студентов, как правило, селили в общежитии комбината хлебопродуктов, по принципу сколько в одну комнату влезет. Чай, не баре, пущай вообще рады будут, что крышу над головой предоставили. Но была особая каста студентов, так сказать, брахманы – привилегированные. То есть женатики. Молодую советскую семью разлучать никак нельзя. А свободных комнат в общаге отродясь не водилось. Вот и определили меня с моей половинкой и моего дружбана Даньку с его кареглазой Алькой на постой к бабке Череватовихе. У неё после смерти мужа аж две комнаты пустые имелись.
После Гражданской войны сопливую девчонку Галочку родители привели к воротам бывшей купеческой мельницы, да там и оставили. Ибо сами уже прокормить не могли. А замуж – годками ещё не вышла. Вот так Галюся Череватова и стала «дочерью полка», то есть дочерью большой экспроприированной мельницы.
Записей в её трудовой книжке две. (Лично видел). Принята на должность мукосеи. Уволена в связи достижением пенсионного возраста и наличием нескольких профессиональных заболеваний.
***
Дом у бабки Череватовой был уникален. Сложен из тёсанных брёвен.
«Что же тут удивительного? – скажет мой дотошный читатель. – У нас, почитай, пол России такими домами утыкано».
Так то же в России, но не у нас, на юге. Лесов здесь раз-два и обчёлся. Посему южные хаты строят из самана, глины вперемешку с навозом. Сам до сих пор в таком экологически чистом доме живу.
Как ей это чудо-дом достался, бабка нам не рассказывала, но каждой студенческой семье по светёлке выделила. И напутствовала: «Грешите там в меру. Занятие это нужное. Нашему мукомольному делу новая кровь о как нужна. Только и о работе не забывайте. Чтобы, значит, к восьми ноль-ноль были мне как огурчики на своих рабочих местах».
Хозяйка наша за свою долгую жизнь никакой школы так и не окончила. Читать и писать не могла. Однако издали завидев почтальона, побросав все дела, не разбирая дороги, бежала к нему навстречу. Выхватывала пачку писем, скоро перебирала их, и радостная возвращалась с заветным конвертиком домой.
– На, читай скорее, что мой сыночек матушке пишет. Да читай же, ирод студенческий, не томи.
Я прочёл. Отдал бабке листок. Она, бережно погладив, положила его в старинную шкатулку.
– И чего ты на меня уставился? Мышка маленькая, серенькая, но и ей понятно, что ежели первая буква в письме на цифру четыре похожа, значит письмо то мне, бабке Череватовой! А этот лентяй почтальон плетётся как старая заводская кобыла. До моего двора, почитай, ещё минут пять топать будет.
***
За наш постой предприятие платило хозяйке не деньгами, а комбикормом. 500 килограмм свиного или 100 кг для птиц, на выбор. Череватова держала у себя пару десятков несушек. А теперь догадайтесь, какой комбикорм она выписывала? Правильно, для свиней.
– Бабушка, ну так же нельзя. Ваши курочки болеть будут, а может даже и умрут совсем, – раскрыв от удивления и без того огромные глаза, верещала Алька. – Поймите же! На заводе составляют специальные рецепты для кормов. Для свинок свои, для курочек свои. Это сложный процесс, требующий тщательной проработки.
– Много ты понимаешь, деваха. Мужу свому будешь вечером в спаленке организовывать сложный процесс, требующий тщательной проработки, – съязвила бабка. – Нешто я не понимаю. Почитай, полвека этим треклятым комбикормом дышу. Три таблетки добавляешь на килограмм – и вся недолга.
– Бабушка, вы конечно меня извините, – вмешался в разговор самый интеллигентный из нас – Даниил. – Вы же, я прошу
прощения, неграмотная. Как же латинские названия на упаковках с таблетками читаете? Там же всё не по-русски написано.
– Вот малахольный. Привязался ко мне со своею Алькой. Да чё там читать! Две жёлтенькие и одну синенькую растолок, да и в корыто бросил.
– Но ведь надо же знать их фармокологическое действие, – не унимался Даня.
– Чего надо знать? Говори громче. Знаешь ведь, что глухая я, на оба уха, совсем. Шум там у нас на мельнице такой, что только матерные слова расслышать и можно. Более ничего. А таблетки от чего? Так от поносу же. Если людям годятся, так птичкам моим, лапочкам, тем более полезен.
– Надо же, – удивилась Алька. – У нас в стране огромный научно-исследовательский институт десятками лет бьётся над созданием универсального комбикорма.
– А бабушка Череватова две жёлтенькие и одну синенькую на килограмм! – поддержал молодую жену супруг.
Но хозяйка ничего не ответила. Ибо ничего не услышала по причине приобретённой профессиональной тугоухости.
***
Мой отец, инвалид войны, регулярно получал продуктовый набор повышенной калорийности. В него входили и невиданные в наших степных краях консервы, например, такие – «Кальмар дальневосточный в собственном соку».
К чему это я? Да к тому, что матушка сунула мне пару таких банок в дорогу: «У нас эту гадость отродясь не ели. А вы там, на своей практике, с голодухи ещё и не такое сплямкаете».
Голодухи у нас не наблюдалось. Картошки было вдоволь. Муки всех сортов, сами понимаете, тоже. Вот наши молодые жёнушки и осваивали на практике приготовление различных блюд из этих двух ингредиентов.
Кальмаровые консервы мы открыли, но есть не стали. По причине того, что никогда в жизни их не пробовали. Отдали хозяйской собаке. Своего «кабысдоха» она также кормила исключительно свиным комбикормом. А он в знак протеста из будки не вылезал. Нёс службу, то есть тявкал, исключительно оттуда.
«Кальмар дальневосточный в собственном соку» пришёлся бедному животному исключительно по вкусу. Нюх у собаки был отменный. Чуял он нас четверых за версту. После такого угощения мы естественно слали лучшими друзьями не только его, но заодно и всех собак улицы. Теперь, заприметив нашу четвёрку, они дружно приветствовали нас радостным лаем. В надежде на то, что и им перепадёт заветная баночка с кальмарами. А вы говорите, что в Советском Союзе дефицит был. Это сейчас никому и в голову не взбредёт кормить своих Жучек и Бобиков «Кальмарами дальневосточными в собственном соку». А в то время – запросто!
***
Сидим на бабкиной кухне и в десять рук лепим вареники с картошкой. Вернее, не в пять пар, а в три. Ибо меня и Даньку от этого действа освободили, по причине полной профнепригодности.
– Вот же послал бог вам, девоньки, мужиков, что у одного, что у другого руки точно не с того места растут. А ещё мукомолы будущие. Нормальных вареников налепить не могут, глянь, каких быцюг лепить пытаются. Такой же и в рот не запихаешь, – беззлобно ворчит на нас бабка Череватова. – Про остальные мужские причиндалы ничего сказать не могу. Но по вашим довольным мордочкам догадываюсь, что у мужей новоиспечённых с этим делом всё в порядке. У мого-то покойного, чего греха таить, не шибко выходило. Одного сыночка и смог мне сварганить. Хворый совсем с войны пришёл. Уж лечила я его, лечила, да, по всему видать, окопы поганые всю силу мужеску себе забрали. О!! Стоп ребята! Кончай треньдеть! На мельнице авария! Бежать надо, мож какая помоч требуется!
– Бабушка, да вам-то откуда знать? Мелькомбинат в километре от вашего дома стоит! – удивлённо спрашиваю я.
– Молчи, олух царя небесного! Дай послухать! Точно! Турбовоздуходувка замолкла. Всё, детки мои. Побёгла я. Вы тут сами без меня управляйтесь.
– Бабушка, как же вы шум турбовоздуходувки можете за километр услышать, ведь вы же глухая? – сказала Алька. Прислушалась, но ничего не услыхала.
А старуха Череватова ничего не ответила – она уже была в коридоре и обувала видавшие виды резиновые боты.
Вернулась через час.
– Электрик, понимаш, сопля зелёная. Такой вот выпускник жёлторотый, как и вы. Взял да фазы-то и перепутал. Вот
турбовоздуходувка-то и захлебнулась. Если бы не мы, старики, так, почитай, весь город завтра бы на сухарях сидел. Свежего хлебушку испечь не с чего было бы.
***
В ту ночь я долго не мог заснуть. Лежал с закрытыми глазами и размышлял. Каким образом наша хозяйка, много лет назад почти полностью потерявшая слух, могла слышать работу турбовоздуходувной машины, расположенной в тысяче метров от её дома?
Утром Алька дала мне простой и чёткий ответ:
– Да сроднилась бабка Череватова с ним, с комбинатом. Они уж много лет живут как единое целое.
Вы скажете – фантастика. А я скажу – реальность! Сейчас, наверное, такой феномен уже не наблюдается.
Нынче я и сам уже пенсионер. Но иногда по ночам, во сне, стою у вальцовых станков, перемалываю зерно и внимательно слежу за тем, чтобы турбовоздуходувка не остановилась…
© Ралот А.
***
Сын бабки Череватовой работал водителем троллейбуса. Сейчас, поди, уже на пенсии. А бабка жива? Если да, то здравия ей и долгих лет жизни. А ежели померла, то Царство Небесное простой советской труженице, не щадя живота своего восстанавливающей нашу страну после той страшной войны.
***
Лет сорок назад нас, без пяти минут выпускников местного Политеха, отправили на преддипломную практику в соседний Ставропольский край.
Студентов, как правило, селили в общежитии комбината хлебопродуктов, по принципу сколько в одну комнату влезет. Чай, не баре, пущай вообще рады будут, что крышу над головой предоставили. Но была особая каста студентов, так сказать, брахманы – привилегированные. То есть женатики. Молодую советскую семью разлучать никак нельзя. А свободных комнат в общаге отродясь не водилось. Вот и определили меня с моей половинкой и моего дружбана Даньку с его кареглазой Алькой на постой к бабке Череватовихе. У неё после смерти мужа аж две комнаты пустые имелись.
После Гражданской войны сопливую девчонку Галочку родители привели к воротам бывшей купеческой мельницы, да там и оставили. Ибо сами уже прокормить не могли. А замуж – годками ещё не вышла. Вот так Галюся Череватова и стала «дочерью полка», то есть дочерью большой экспроприированной мельницы.
Записей в её трудовой книжке две. (Лично видел). Принята на должность мукосеи. Уволена в связи достижением пенсионного возраста и наличием нескольких профессиональных заболеваний.
***
Дом у бабки Череватовой был уникален. Сложен из тёсанных брёвен.
«Что же тут удивительного? – скажет мой дотошный читатель. – У нас, почитай, пол России такими домами утыкано».
Так то же в России, но не у нас, на юге. Лесов здесь раз-два и обчёлся. Посему южные хаты строят из самана, глины вперемешку с навозом. Сам до сих пор в таком экологически чистом доме живу.
Как ей это чудо-дом достался, бабка нам не рассказывала, но каждой студенческой семье по светёлке выделила. И напутствовала: «Грешите там в меру. Занятие это нужное. Нашему мукомольному делу новая кровь о как нужна. Только и о работе не забывайте. Чтобы, значит, к восьми ноль-ноль были мне как огурчики на своих рабочих местах».
Хозяйка наша за свою долгую жизнь никакой школы так и не окончила. Читать и писать не могла. Однако издали завидев почтальона, побросав все дела, не разбирая дороги, бежала к нему навстречу. Выхватывала пачку писем, скоро перебирала их, и радостная возвращалась с заветным конвертиком домой.
– На, читай скорее, что мой сыночек матушке пишет. Да читай же, ирод студенческий, не томи.
Я прочёл. Отдал бабке листок. Она, бережно погладив, положила его в старинную шкатулку.
– И чего ты на меня уставился? Мышка маленькая, серенькая, но и ей понятно, что ежели первая буква в письме на цифру четыре похожа, значит письмо то мне, бабке Череватовой! А этот лентяй почтальон плетётся как старая заводская кобыла. До моего двора, почитай, ещё минут пять топать будет.
***
За наш постой предприятие платило хозяйке не деньгами, а комбикормом. 500 килограмм свиного или 100 кг для птиц, на выбор. Череватова держала у себя пару десятков несушек. А теперь догадайтесь, какой комбикорм она выписывала? Правильно, для свиней.
– Бабушка, ну так же нельзя. Ваши курочки болеть будут, а может даже и умрут совсем, – раскрыв от удивления и без того огромные глаза, верещала Алька. – Поймите же! На заводе составляют специальные рецепты для кормов. Для свинок свои, для курочек свои. Это сложный процесс, требующий тщательной проработки.
– Много ты понимаешь, деваха. Мужу свому будешь вечером в спаленке организовывать сложный процесс, требующий тщательной проработки, – съязвила бабка. – Нешто я не понимаю. Почитай, полвека этим треклятым комбикормом дышу. Три таблетки добавляешь на килограмм – и вся недолга.
– Бабушка, вы конечно меня извините, – вмешался в разговор самый интеллигентный из нас – Даниил. – Вы же, я прошу
прощения, неграмотная. Как же латинские названия на упаковках с таблетками читаете? Там же всё не по-русски написано.
– Вот малахольный. Привязался ко мне со своею Алькой. Да чё там читать! Две жёлтенькие и одну синенькую растолок, да и в корыто бросил.
– Но ведь надо же знать их фармокологическое действие, – не унимался Даня.
– Чего надо знать? Говори громче. Знаешь ведь, что глухая я, на оба уха, совсем. Шум там у нас на мельнице такой, что только матерные слова расслышать и можно. Более ничего. А таблетки от чего? Так от поносу же. Если людям годятся, так птичкам моим, лапочкам, тем более полезен.
– Надо же, – удивилась Алька. – У нас в стране огромный научно-исследовательский институт десятками лет бьётся над созданием универсального комбикорма.
– А бабушка Череватова две жёлтенькие и одну синенькую на килограмм! – поддержал молодую жену супруг.
Но хозяйка ничего не ответила. Ибо ничего не услышала по причине приобретённой профессиональной тугоухости.
***
Мой отец, инвалид войны, регулярно получал продуктовый набор повышенной калорийности. В него входили и невиданные в наших степных краях консервы, например, такие – «Кальмар дальневосточный в собственном соку».
К чему это я? Да к тому, что матушка сунула мне пару таких банок в дорогу: «У нас эту гадость отродясь не ели. А вы там, на своей практике, с голодухи ещё и не такое сплямкаете».
Голодухи у нас не наблюдалось. Картошки было вдоволь. Муки всех сортов, сами понимаете, тоже. Вот наши молодые жёнушки и осваивали на практике приготовление различных блюд из этих двух ингредиентов.
Кальмаровые консервы мы открыли, но есть не стали. По причине того, что никогда в жизни их не пробовали. Отдали хозяйской собаке. Своего «кабысдоха» она также кормила исключительно свиным комбикормом. А он в знак протеста из будки не вылезал. Нёс службу, то есть тявкал, исключительно оттуда.
«Кальмар дальневосточный в собственном соку» пришёлся бедному животному исключительно по вкусу. Нюх у собаки был отменный. Чуял он нас четверых за версту. После такого угощения мы естественно слали лучшими друзьями не только его, но заодно и всех собак улицы. Теперь, заприметив нашу четвёрку, они дружно приветствовали нас радостным лаем. В надежде на то, что и им перепадёт заветная баночка с кальмарами. А вы говорите, что в Советском Союзе дефицит был. Это сейчас никому и в голову не взбредёт кормить своих Жучек и Бобиков «Кальмарами дальневосточными в собственном соку». А в то время – запросто!
***
Сидим на бабкиной кухне и в десять рук лепим вареники с картошкой. Вернее, не в пять пар, а в три. Ибо меня и Даньку от этого действа освободили, по причине полной профнепригодности.
– Вот же послал бог вам, девоньки, мужиков, что у одного, что у другого руки точно не с того места растут. А ещё мукомолы будущие. Нормальных вареников налепить не могут, глянь, каких быцюг лепить пытаются. Такой же и в рот не запихаешь, – беззлобно ворчит на нас бабка Череватова. – Про остальные мужские причиндалы ничего сказать не могу. Но по вашим довольным мордочкам догадываюсь, что у мужей новоиспечённых с этим делом всё в порядке. У мого-то покойного, чего греха таить, не шибко выходило. Одного сыночка и смог мне сварганить. Хворый совсем с войны пришёл. Уж лечила я его, лечила, да, по всему видать, окопы поганые всю силу мужеску себе забрали. О!! Стоп ребята! Кончай треньдеть! На мельнице авария! Бежать надо, мож какая помоч требуется!
– Бабушка, да вам-то откуда знать? Мелькомбинат в километре от вашего дома стоит! – удивлённо спрашиваю я.
– Молчи, олух царя небесного! Дай послухать! Точно! Турбовоздуходувка замолкла. Всё, детки мои. Побёгла я. Вы тут сами без меня управляйтесь.
– Бабушка, как же вы шум турбовоздуходувки можете за километр услышать, ведь вы же глухая? – сказала Алька. Прислушалась, но ничего не услыхала.
А старуха Череватова ничего не ответила – она уже была в коридоре и обувала видавшие виды резиновые боты.
Вернулась через час.
– Электрик, понимаш, сопля зелёная. Такой вот выпускник жёлторотый, как и вы. Взял да фазы-то и перепутал. Вот
турбовоздуходувка-то и захлебнулась. Если бы не мы, старики, так, почитай, весь город завтра бы на сухарях сидел. Свежего хлебушку испечь не с чего было бы.
***
В ту ночь я долго не мог заснуть. Лежал с закрытыми глазами и размышлял. Каким образом наша хозяйка, много лет назад почти полностью потерявшая слух, могла слышать работу турбовоздуходувной машины, расположенной в тысяче метров от её дома?
Утром Алька дала мне простой и чёткий ответ:
– Да сроднилась бабка Череватова с ним, с комбинатом. Они уж много лет живут как единое целое.
Вы скажете – фантастика. А я скажу – реальность! Сейчас, наверное, такой феномен уже не наблюдается.
Нынче я и сам уже пенсионер. Но иногда по ночам, во сне, стою у вальцовых станков, перемалываю зерно и внимательно слежу за тем, чтобы турбовоздуходувка не остановилась…
© Ралот А.
Пожалуйста оцените статью и поделитесь своим мнением в комментариях — это очень важно для нас!
Комментариев пока нет