Нетрезвые пациенты
Во второй половине девяностых, когда я работал санитаром в приёмном отделении районной больницы, жизнь у народа была грустная и бесперспективная. По крайней мере, в нашем городе. А потому народ пил. Пил отчаянно, ежедневно и всё, что горит. Напившись, кто-то в падал в беспробудный сон на городской клумбе, кого-то охватывала молодецкая хмельная удаль и он бодался с фонарями и стенами, а кто-то терял тягу к жизни и пытался суициднуться.. Все три категории доблестная милиция привозила к нам в приёмное. Поэтому наше отделение медленно, но уверенно превращалось в филиал вытрезвителя.
Приходишь утром на работу, а там уже веселье. В сумерках патруль привёз милого дядечку, «растущего» на травке у ног памятника Ленину. То ли начитался трудов вождя пролетариата, то ли сочувствует угнетаемым пеонам Южной Америки, интеллигент, короче. А тут «менты поганые» весь кайф сломали. Взяли под белы рученьки – и к нам. А чтоб было с чем везти, пару раз уронили интеллигента на асфальт. ЧМТ под вопросом, рассечения мягких тканей лица, именуемое в народе «асфальтная болезнь». И веточка осенней астры, кокетливо торчащая из кармана. К бабе ж шёл, что непонятно.
Патруль пациента скинул – и бежать. Мол, теперь, Гиппократы, сами разбирайтесь. Медики – люди гуманные. Капельницу пациенту. Тот от кайфа отошёл, и ну обижаться на медсестёр и санитарок. Ещё бы. Он пил, пил, удовольствие получал, мозг в иные измерения отправлял. А тут медики на раз-два все его усилия в прах обратили. Обидно? Несомненно.
Вхожу в приёмное – дым коромыслом. Санитар Виталик висит на дядечке, его хитрый напарник Аркашка прячется под столом, санитарка тётя Валя с тряпкой наизготовку в боевой позиции. На полу скользко, ибо пациента уже пару раз вытошнило, медсёстры в истерике.
А запах…
Я ж молодой был, глупый. Бросаюсь на помощь Виталику, вдвоём укладываем пациента на лопатки. Аркашка проникается ситуацией, понимает, что сила на нашей стороне, выползает из-под стола и придерживает пациента за ногу двумя пальчиками.
- Мать-мать-мать! – вежливо кричит дядечка.
Тётя Валя ласково гладит его половой тряпкой по лицу.
- Не матерись тут, в медицинском учреждении.
Испуганный тряпкой пациент затихает, позволяет поставить капельницу обратно. Потом лежит, хрюкает, ворчит в нашу сторону, но сломленный, больше не бузит.
И так каждый день.
А как-то вечером во дворе привычно тормозит милицейский УАЗик.
- Эскулапы, тут такое дело, - смущается плечистый сержант. – Короче, пацана мы на улице подобрали.
- Какого пацана? Мы же не педиатрия, - заранее возмущается фельдшер Дима.
- Да обычного пацана. Лет восемь ему, - сержант мнёт в руках пятнистую кепку. – Ехали по улице – смотрим какой-то кагал пацанят на скамейке. Мы-то понимаем, что противоправничают. Фарами на них – они и разбежались. Этот остался.
- Били что ли?
- Да какое били, - отчаянно машет рукой сержант. – Пили.
- Что пили?
- Да уж не лимонад. Самогон откуда-то достали или водки у бабок перед магазином купили. Бабки и младенцу продадут. Те, что убежали видно постарше были, поопытнее. А этому плеснули стакан, он маханул – ну и в отруб. Вот, привезли.
И милиционеры заносят в приёмное щуплое тело. Пацан одет обычно. Ну как все пацаны. Тенниска там какая-то, спортивный костюм типа «Адидас» китайский, кеды. Не бомж малолетний, не беспризорник. Но пьяный настолько, что даже дышит с трудом.
Надо спасать подрастающее поколение. Раздели его – и в реанимацию. Реаниматологи вытащили откуда-то детскую кровать, с решётками деревянными, втиснули туда пациента, написали в бумагах «алкогольное отравление» и ну лечить.
Утром прихожу в реанимацию. Сидит наш малолетний алкоголик в кроватке, руками за деревянные прутья держится и грустит. А реаниматолог Валентина Павловна сидит рядом с ним за столом, бумаги заполняет и громко читает нотации, воспитательную работу проводит.
- Что из тебя получится, идиот малолетний? Если ты в восемь лет так бухаешь, что с тобой дальше будет?
- Тётенька, я только один раз, - ноет пациент.
- Все когда-то один раз. А потом в наркологию.
Валентина Павловна дело говорит. На соседней койке лежит начинающий бомж Михалыч. Михалыч у нас уже в третий раз. То спирта технического отхлебнёт, то полироли переберёт, то «Момента» обнюхается.
И вот этот Михалыч открывает припухшие глаза, смотрит на пацана, ухмыляется во весь свой беззубый рот и по-доброму так говорит:
- Ты, докторша, хлопцу то мозги не парь, ты ему лучше полстакана спирта плесни. Пусть опохмелится.
Парень в ужасе. Смотрит на Михалыча и вижу я в его глазах, что пить зарекается. Наглядная агитация.
К полудню за малолетним алкоголиком родители приехали. Мы как папашу увидели – сразу поняли, это у них наследственное. Тот же Михалыч, только зубов больше.
Жалко парня, но тогда много таких было.
А через пару дней ночью привозят ещё одно бездыханное тело. Мы его опять под капельницы, в мочевой пузырь катетер с мешочком, чтоб не обписял нам всю реанимацию. А там хитрость одна. Чтоб катетер из мочевого пузыря не убежал – туда воздух вдувают, на конце катетера пузырёк образуется. Пока воздух не откачаешь – катетер не вылезет.
Ночью бегаю по больнице, с медсёстрами заигрываю. Подхожу к реанимации и вижу на линолеуме кровавые следы и медсестричку Свету в состоянии легкого удивления.
- Что это? – удивляюсь я.
- Я только на минутку отошла, - жалуется Света. – Хотела растворы на утро забрать. Прихожу – а пациент ночной все капельницы и катетеры из себя выдрал и сбежал.
- И ТОТ катетер?
- И тот тоже.
- А где он?
- Пошли по следам.
Идём по кровавым каплям, кое-где размазанным босой пяткой. А в конце коридора туалет служебный. И выходит оттуда наш пациент в чём мать родила, а точнее в чём он в реанимации лежал. В кровище весь, и оттуда тоже кровь капает.
- Иванов, - плачущим голосом говорит Света. – Что ж ты, подлец, с собой сделал?
- А чё? – удивляется пациент. – Я просыпаюсь ночью. Смотрю – больница. А писать хочется – аж невмоготу. И трубка какая-то оттуда торчит. Я трубку выдрал и пошёл туалет искать.
- Иванов, а вам не больно? – осторожно интересуюсь я.
- Не-а, - гордо говорит пациент. – Но чешется, блин.
И пошёл обратно в реанимацию, гордо посверкивая голым задом.
- Уволюсь я отсюда, - всхлипывает Света.
А я ухожу тётю Валю искать, чтоб пол помыла.
А ещё в эту ночь на меня пациента стошнило. Но это уже совсем другая история.
© DoktorLobanov (Павел Гушинец)
Приходишь утром на работу, а там уже веселье. В сумерках патруль привёз милого дядечку, «растущего» на травке у ног памятника Ленину. То ли начитался трудов вождя пролетариата, то ли сочувствует угнетаемым пеонам Южной Америки, интеллигент, короче. А тут «менты поганые» весь кайф сломали. Взяли под белы рученьки – и к нам. А чтоб было с чем везти, пару раз уронили интеллигента на асфальт. ЧМТ под вопросом, рассечения мягких тканей лица, именуемое в народе «асфальтная болезнь». И веточка осенней астры, кокетливо торчащая из кармана. К бабе ж шёл, что непонятно.
Патруль пациента скинул – и бежать. Мол, теперь, Гиппократы, сами разбирайтесь. Медики – люди гуманные. Капельницу пациенту. Тот от кайфа отошёл, и ну обижаться на медсестёр и санитарок. Ещё бы. Он пил, пил, удовольствие получал, мозг в иные измерения отправлял. А тут медики на раз-два все его усилия в прах обратили. Обидно? Несомненно.
Вхожу в приёмное – дым коромыслом. Санитар Виталик висит на дядечке, его хитрый напарник Аркашка прячется под столом, санитарка тётя Валя с тряпкой наизготовку в боевой позиции. На полу скользко, ибо пациента уже пару раз вытошнило, медсёстры в истерике.
А запах…
Я ж молодой был, глупый. Бросаюсь на помощь Виталику, вдвоём укладываем пациента на лопатки. Аркашка проникается ситуацией, понимает, что сила на нашей стороне, выползает из-под стола и придерживает пациента за ногу двумя пальчиками.
- Мать-мать-мать! – вежливо кричит дядечка.
Тётя Валя ласково гладит его половой тряпкой по лицу.
- Не матерись тут, в медицинском учреждении.
Испуганный тряпкой пациент затихает, позволяет поставить капельницу обратно. Потом лежит, хрюкает, ворчит в нашу сторону, но сломленный, больше не бузит.
И так каждый день.
А как-то вечером во дворе привычно тормозит милицейский УАЗик.
- Эскулапы, тут такое дело, - смущается плечистый сержант. – Короче, пацана мы на улице подобрали.
- Какого пацана? Мы же не педиатрия, - заранее возмущается фельдшер Дима.
- Да обычного пацана. Лет восемь ему, - сержант мнёт в руках пятнистую кепку. – Ехали по улице – смотрим какой-то кагал пацанят на скамейке. Мы-то понимаем, что противоправничают. Фарами на них – они и разбежались. Этот остался.
- Били что ли?
- Да какое били, - отчаянно машет рукой сержант. – Пили.
- Что пили?
- Да уж не лимонад. Самогон откуда-то достали или водки у бабок перед магазином купили. Бабки и младенцу продадут. Те, что убежали видно постарше были, поопытнее. А этому плеснули стакан, он маханул – ну и в отруб. Вот, привезли.
И милиционеры заносят в приёмное щуплое тело. Пацан одет обычно. Ну как все пацаны. Тенниска там какая-то, спортивный костюм типа «Адидас» китайский, кеды. Не бомж малолетний, не беспризорник. Но пьяный настолько, что даже дышит с трудом.
Надо спасать подрастающее поколение. Раздели его – и в реанимацию. Реаниматологи вытащили откуда-то детскую кровать, с решётками деревянными, втиснули туда пациента, написали в бумагах «алкогольное отравление» и ну лечить.
Утром прихожу в реанимацию. Сидит наш малолетний алкоголик в кроватке, руками за деревянные прутья держится и грустит. А реаниматолог Валентина Павловна сидит рядом с ним за столом, бумаги заполняет и громко читает нотации, воспитательную работу проводит.
- Что из тебя получится, идиот малолетний? Если ты в восемь лет так бухаешь, что с тобой дальше будет?
- Тётенька, я только один раз, - ноет пациент.
- Все когда-то один раз. А потом в наркологию.
Валентина Павловна дело говорит. На соседней койке лежит начинающий бомж Михалыч. Михалыч у нас уже в третий раз. То спирта технического отхлебнёт, то полироли переберёт, то «Момента» обнюхается.
И вот этот Михалыч открывает припухшие глаза, смотрит на пацана, ухмыляется во весь свой беззубый рот и по-доброму так говорит:
- Ты, докторша, хлопцу то мозги не парь, ты ему лучше полстакана спирта плесни. Пусть опохмелится.
Парень в ужасе. Смотрит на Михалыча и вижу я в его глазах, что пить зарекается. Наглядная агитация.
К полудню за малолетним алкоголиком родители приехали. Мы как папашу увидели – сразу поняли, это у них наследственное. Тот же Михалыч, только зубов больше.
Жалко парня, но тогда много таких было.
А через пару дней ночью привозят ещё одно бездыханное тело. Мы его опять под капельницы, в мочевой пузырь катетер с мешочком, чтоб не обписял нам всю реанимацию. А там хитрость одна. Чтоб катетер из мочевого пузыря не убежал – туда воздух вдувают, на конце катетера пузырёк образуется. Пока воздух не откачаешь – катетер не вылезет.
Ночью бегаю по больнице, с медсёстрами заигрываю. Подхожу к реанимации и вижу на линолеуме кровавые следы и медсестричку Свету в состоянии легкого удивления.
- Что это? – удивляюсь я.
- Я только на минутку отошла, - жалуется Света. – Хотела растворы на утро забрать. Прихожу – а пациент ночной все капельницы и катетеры из себя выдрал и сбежал.
- И ТОТ катетер?
- И тот тоже.
- А где он?
- Пошли по следам.
Идём по кровавым каплям, кое-где размазанным босой пяткой. А в конце коридора туалет служебный. И выходит оттуда наш пациент в чём мать родила, а точнее в чём он в реанимации лежал. В кровище весь, и оттуда тоже кровь капает.
- Иванов, - плачущим голосом говорит Света. – Что ж ты, подлец, с собой сделал?
- А чё? – удивляется пациент. – Я просыпаюсь ночью. Смотрю – больница. А писать хочется – аж невмоготу. И трубка какая-то оттуда торчит. Я трубку выдрал и пошёл туалет искать.
- Иванов, а вам не больно? – осторожно интересуюсь я.
- Не-а, - гордо говорит пациент. – Но чешется, блин.
И пошёл обратно в реанимацию, гордо посверкивая голым задом.
- Уволюсь я отсюда, - всхлипывает Света.
А я ухожу тётю Валю искать, чтоб пол помыла.
А ещё в эту ночь на меня пациента стошнило. Но это уже совсем другая история.
© DoktorLobanov (Павел Гушинец)
Пожалуйста оцените статью и поделитесь своим мнением в комментариях — это очень важно для нас!
Комментариев пока нет