Училка

Все знали, что к Толстой Шуре на постой определили приезжую училку. Деревня хотя и считалась отдалённой, но цивилизация стороной её не обошла: молочная ферма, школа-восьмилетка, сельсовет, фельдшерско-акушерский пункт, универсам, клуб и даже общественная столовка. Всё как у людей.

Здесь уже привыкли, что молодые специалисты периодически менялись: одни отрабатывали положенный срок по распределению и уезжали, вместо них появлялись другие, но ещё не было случая, чтобы кто-нибудь остался на постоянное жительство.
– Шут её знает, эту современную молодёжь, – сокрушался дед Трубка, когда очередной специалист покидал деревню, – чего им не хватает?

Подобный разговор он обычно заводил возле магазина, сидя вместе с бабами на брёвнах в ожидании привозного тёплого хлеба, посасывая свою неизменную обгрызенную трубку. Он давно уже по здоровью не курил, но расстаться с «соской» не мог.
– Вот скажите мне на милость, что у нас не так? И дубрава, и озёра, и луга, и поле. Какого лешего им не хватает?
– А запах-то, запах, – оживилась после его слов старая Кочетиха. – Помню, сидим мы вот так с покойным мужем по весне возле сирени в барском саду, а он и говорит…

Тут подъехала хлебовозка, и все всполошились.

Новая училка оказалась совсем юной барышней, сразу после педучилища. К тому же худенькой и такого мелкого росточка, что деревенские даже засомневались, а справится ли эта пигалица с ребятишками, они ведь здесь все самостоятельные да отчаянные.
– Доброго здоровьица, Тамара Игнатьевна, – уважительно кланялись они при встрече и сразу интересовались: – Как там мой паршивец, слушается? А то я ему вихор-то надеру.
– Что вы! – пугалась молоденькая учительница. – Это непедагогично. Такими методами вы только испортите мальчика. Он хороший.
– Ваши слова да богу в уши, – вздыхала родительница, всё же довольная, что её неслух не совсем безнадёжен, и, расставаясь, с благодарностью предлагала: – А то вы скажите, Томочка Игнатьевна, не стесняйтесь, у меня не забалует.
– Я справлюсь, – коротко отвечала учительница и шла дальше, сгибаясь под тяжестью портфеля с тетрадями. В костюме с белым кружевным воротничком она была похожа на аккуратную школьницу начальных классов, которая сделала себе взрослую высокую причёску.

С того дня как новая жиличка поселилась у Толстой Шуры, покоя той не стало. Раньше как бывало? Толстая Шура из-за своих необъятных размеров передвигалась мало, только по необходимости. За водой ходила так: переваливаясь с боку на бок, кое-как добиралась с пустым ведром до колонки, набирала воды, затем оставляла полное ведро и возвращалась к своему палисаднику. Там садилась на скамейку, устроенную под кустами дикой смородины и, вытирая пот и тяжело дыша, ждала, когда кто-нибудь подвернётся, чтобы попросить донести ведро до порога. Бывало, не один час проходил в томительном ожидании, когда все были на сенокосе или в поле.

А теперь к её дому зачастили ухажёры. Одни в живописных позах располагались на лужайке напротив, другие занимали скамейку, а самые бедовые ходили следом и канючили:
– Баба Шура, дров наколоть? Баба Шура, воды принести?

А сами так и старались заглянуть в горницу, где её квартирантка готовилась к урокам или читала свои толстые книги для института, в котором училась заочно.

Это назойливое «бабашура» вначале веселило добрую и бестолковую хозяйку, но когда осмелевшие визитёры потоптали ещё не успевшие отцвести астры, не вытерпела.
– Вам что тут, мёдом намазано? – рассердилась Толстая Шура. – А ну пошли отсюда, женихи фиговы. Она девка городская, образованная, понимать надо, а вы зелёные, хотя и ростом с каланчу. Не для вас она, угомонитесь.

После этого деревенские парни старались на глаза Толстой Шуре не попадаться, но мыслей понравиться приезжей училке не оставляли. По вечерам они скрытно подбирались к дому, заглядывали в щёлочки между цветными шторами, осторожно стучали в окно.

Они оставили пустое занятие, лишь когда у них появились соперники посерьёзнее. Ими стали два молодых специалиста – медбрат Евгений, невысокий обходительный парень со стеснительной улыбкой, и агроном Валериан. Он был на голову выше Евгения, всюду ходил в светлом клетчатом пиджаке и зелёном галстуке, отчего имел солидный вид.
– Ребята незряшные, самостоятельные, – по-доброму отозвалась о них Толстая Шура, когда парни, приходившие познакомиться, распрощались, пообещав зайти в другой день. – Не ровня нашим хулиганам.

Довольно скоро Евгений и Валериан стали в доме своими. Толстая Шура, наскучавшаяся в одиночестве, прикипела к молодёжи всей душой: играли в лото, в подкидного дурака, пили индийский чай со слоном, душевно пели старинные песни, смотрели телевизор.

За этими посиделками прошла дождливая осень, потом зима.
– Завидую я вам, молодым, вся жизнь впереди, – как-то раз сказала Толстая Шура, сидя вечером со своей квартиранткой на скамейке, вдыхая свежий бодрящий воздух. – Замуж выйдешь, детишек нарожаешь, чего ж больше желать. – Она оживилась: – Тут главное, чтобы муж путёвый попался. А то парни сегодня уж больно ненадёжные пошли. Видела наших деревенских охламонов? То-то же. Ты, девка, приглядись к этим двоим, – она качнула головой куда-то в сторону, – они посерьёзнее будут.

Улыбаясь чему-то своему, девушка искоса взглянула на разрумянившуюся хозяйку и несильно толкнула её головой в плечо.
– Пойдёмте спать, баб Шур, – весело сказала она, – рано мне ещё о замужестве думать.
– Нет, Томочка, не просто так они сюда ходят, – назидательно ответила Толстая Шура, тяжело поднимаясь со скамейки. – Уж поверь ты старухе.

С того разговора прошла неделя, как вдруг ранним утром на пороге появилась запыхавшаяся Кочетиха. Она только что отогнала в стадо корову и на обратном пути заглянула к подруге, увидев ту на веранде. Ей не терпелось поделиться новостями.
– Шураня, – свистящим шёпотом, даже не поздоровавшись, заговорила Кочетиха, нервно оглядываясь, – вчера пополуночи, как от тебя вышли, медбрат с агрономом подрались в проулке. Квартирантку твою не поделили. Вначале всё ругались да за грудки друг друга трясли. Потом этот здоровенный сшиб мелкого с ног, пнул хорошенько и сказал к училке не ходить.

– Не плети, – грубо прервала Толстая Шура.
– Не вру, ей-богу! – Кочетиха торопливо перекрестилась. – Своими глазами видела.

Выпроваживая сплетницу, Толстая Шура наказала ей помалкивать, пообещав за это отрез на платье, который той давно приглянулся.
– Да разве я не понимаю, – обиделась Кочетиха и побожилась молчать.

Довольная, что принесённая весть обернулась для неё нечаянным подарком, она заковыляла к своему дому, пообещав прийти за отрезом позже.

Вечером Валериан и правда явился один, но зато с букетиком полевых цветов. Выглядел парень несколько смущённым. Поздоровавшись с Толстой Шурой, деликатно постучал в приоткрытую дверь горницы.

Только он её притворил за собой, как Толстая Шура, сидевшая до этого на табурете с равнодушным видом, мигом преобразилась: стараясь ступать осторожно, чтобы, не дай бог, не скрипнула половица, подошла и прижала ухо к двери. О чём говорили училка и агроном, было не разобрать, только через минуту Валериан выскочил как ошпаренный и, невнятно попрощавшись, ушёл, громко хлопнув входной дверью.

Толстая Шура заглянула в горницу. Квартирантка стояла у стола с пылающим лицом, губы её мелко подрагивали: то ли от сдерживаемого смеха, то ли от негодования. На полу валялся букетик. Старуха, кряхтя, наклонилась, подняла его и аккуратно положила на стол.
– Чего приходил-то?
– Замуж звал, – сказала Тамара и улыбнулась. – А я другого люблю. Не Евгения, нет, совсем другого парня. – Взглянув на хозяйку серыми глазами, она смущённо произнесла: – Баб Шур, если откроюсь вам, никому не скажете?

Толстая Шура умоляюще приложила к груди пухлые ладони. Девушка собралась с духом и выпалила:
– Никитку.
– Этого малахольного? – всплеснула руками Толстая Шура. – Который только и знает, что всякие железки да камни у себя в палисаднике ворочать?
– Зачем вы так? – улыбнулась девушка. – Он хороший, мы с ним уже давно встречаемся. Ну, как встречаемся… То в библиотеке увидимся, то из школы меня провожает, вроде как по дороге. То ещё где-нибудь меня подстережёт.
– Ты же как тростинка, – попыталась образумить жиличку Толстая Шура, – а он такой верзила, да и шестнадцать годов – не ровня он тебе.

Тамара быстро подошла к ней, обхватила необъятную фигуру и негромко попросила:
– Баб Шур, можно он к нам будет приходить на посиделки? Не хочу, чтобы нас вместе видели. Всё-таки нехорошо, он ведь ученик, а я учительница.
– Ох и лиса-а, – покачала головой Толстая Шура, погладила Тамару по спутанным волосам и, вдруг шмыгнув носом, тихо сказала: – Неужели я не понимаю, девка, любо-о-овь. Будь по-твоему.

Много лет прошло с того времени, но Тамара Игнатьевна и Никита Олегович так и продолжают жить в деревне. У них четверо взрослых детей и десять внуков, на подходе правнучка.

Через дорогу, наискосок, мне хорошо видно, как суетится по дому маленькая ловкая старушка, пока её муж, высокий красивый старик, совсем уже седой, но всё ещё стройный и мускулистый, отработавший в школе всю жизнь учителем физкультуры, у себя в палисаднике занимается с местными ребятами гиревым спортом.