Рыба-вампир

Под именем “пайяра” известны целых четыре близкородственных вида рыб. Самый крупный из них — скумбриевидный гидролик (Hydrolycus scomberoides) вырастает до метра и более. Второй по величине — краснохвостый гидролик (Hydrolycus armatus) не превышает шестидесяти сантиметров. Третий и четвертый виды — Hydrolycus tatauaia и Hydrolycus wallacei не дотягивают и до полуметра.

В Венесуэле скумбриевидный гидролик известен также под именем “качорра”. Но так как все четыре вида весьма широко распространены в бассейнах Ориноко и Амазонки, то в Перу вы, уважаемый читатель, услышите название “чамбира”. В Эквадоре — “чамбирима”. А о пайяре там и слыхать не слыхивали. В англо- и русскоязычной литературе под пайярой в большинстве случаев подразумевают именно скумбриевидного гидролика, а не более мелкие родственные виды.

Эта сильная и стремительная серебристая рыба принадлежит к роду, научное название которого происходит от двух греческих слов. “Hydr “ — вода и “lykos” — волк. Получается, даже ученые не устояли под воздействием чар внешнего облика пайяры раз окрестили ее “водяным волком”. В Венесуэле она обитает в реках Парагуа, Каура, Карони, Чурун и многих других притоках Ориноко. Рекордная пайяра была выловлена как раз под порогами Урайма 10 февраля 1996 года. Она достигала в длину 117 сантиметров и весила 17,8 килограммов. Но это был действительно исключительный экземпляр! Обычно же скумбриевидный гидролик вырастает сантиметров до шестидесяти-восьмидесяти и весит килограммов три-восемь. Но даже при таких размерах пары рыб хватит за глаза, чтобы за один раз накормить десять человек.



Наиболее примечательная и бросающаяся в глаза особенность пайяры — это две пары страшных клыков. Они торчат у нее из нижней челюсти на бульдожьей морде и отбивают всякое желание снимать рыбу с крючка голыми пальцами. Одна пара из них видна, вторая же скрыта в челюсти в сложенном состоянии. У крупных особей иглообразные клыки достигают 10-15 сантиметров в длину. Так как клыки очень длинные, то природа предусмотрела в верхней челюсти пайяры два отверстия, куда они “убираются”, когда хищник смыкает пасть.

Скумбриевидный гидролик нападает и жрет любую рыбу, которая меньше него размером. Он не брезгует пираньями (Serrasalminae) и даже уличен учеными-ихтиологами в поедании сородичей. Из-за агрессивного характера пайяра нередко нападает даже на добычу, которая в несколько раз крупнее нее и которую она физически не способна съесть при всей своей прожорливости. Та еще зверюга.

В биологии пайяры есть вопросы, ответы на которые только предстоит получить. Например, точно не известно, где и как она мечет икру. Остается загадкой, почему при содержании в аквариумах эта рыба живет от полугода до года, редко чуть дольше даже при идеальных условиях содержания. Не ясны и причины того, что почти сто процентов пайяр в неволе загадочно погибают как только достигают 30 сантиметров в длину. Иными словами, во многом все еще загадочная рыба. Но давайте вернемся на водопад.



Солнце стояло почти над макушкой в зените и изрядно припекало. Мы высадились у скал чуть ниже собственно водопада и за крутым изгибом правого рукава реки. Привязали лодку и, захватив спининги и коробки с рыбацкими принадлежностями, поскакали к месту лова. Скакать было удобнее всего, несмотря на риск навернуться на исполинских скалах, обкатанных и источенных за тысячелетия водой. Поверхность камня так раскалилась на солнце, что поджаривала даже уже успевшие загрубеть ступни. Кое-где в этом плешивом каменном языке, сквозь который с шумом прорывалась река, образовались глубокие бассейны, на дне которых скапливалась дождевая вода. Редкие тощие и корявые кусты и деревца сумели прорасти даже в расщелинах между камнями. Более густые заросли начинались метров за пятьдесят влево, но и там практически все сухие ветки были обрублены и обломаны индейцами, которые здесь часто останавливаются на ночлег, прежде чем преодолеть водопад и продолжить путь вверх или вниз по реке.

В очередной раз мы убедились, что наш проводник указал нам правильное место для лагеря ниже по реке. Встань мы здесь, и с поиском дров для костра пришлось бы повозиться.
На нашем и противоположном берегах ловили рыбу несколько индейце пемон лет двадцати-двадцати пяти. Конечно же, пайяру. Причем способом, в высшей степени недостойным столь грозного соперника, если верить все тем же рекламным роликам. Делали они это ловко, отточенными движениями и — главное — продуктивно. Вся их нехитрая снасть заключалась в катушке с намотанными на нее парой сотен метров толстой лески, на конце которой был привязан полуметровый поводок из стальной проволоки, а уже к нему — большая блесна. Ребята со скал с размаха отправляли блесну метров за семьдесят на середину бушующего, ревущего, пенящегося потока и начинали ее потихоньку сматывать.



Поклевки у них бывали не на каждом забросе, но через раз или два. Чтобы вытащить одну рыбину им приходилось забрасывать снасть по несколько раз. Тем не менее, рыбалка была успешной, о чем свидетельствовали серебристые полуметровые пайяры с разбитыми в кровь головами, небрежно брошенные на скалы. Глаза их помутнели, чешуя потеряла серебряный блеск, а зубастые пасти неприятно пугали огромными клыками. Над трупами вились мухи и маленькие осы, привлеченные запахом мяса, но рыбаки не придавали этому никакого внимания. Закончив ловить, индейцы подбирали добычу и расходились кто-куда. В конце-концов мы остались одни.



Как вы уже догадались, эта рыбалка мало отличается от большинства других, хотя любое действие можно преподнести красиво и до звона натянутых до состояния гитарных струн нервов. Возможно, я просто не чувствую всех тонких эмоциональных оттенков, которые свойственны настоящим рыбакам.
Через два с небольшим часа наш улов состоял из девяти пайяр каждая килограммов по два-три. При этом было потеряно два воблера и один поводок, перекрученный рыбой. Когда хищник чувствует, что в пасти у него острый тройник, он начинает стремительно метаться и виртуозно выпрыгивать из воды, делая свечки. Если стальной поводок или леска уже поизносились, то рыбе после нескольких прыжков удается оборвать их. Поначалу подведенных к камням рыбин мы на индейский манер глушили деревянным чурбаком: желания снимать голыми руками с крючка бьющуюся клыкастую бестию ни у кого даже не возникало. А затем придумали более действенный способ расправляться с добычей, не подвергая опасности собственные конечности.

Для этого мы обзавелись тонким прутом, заточили его с одного конца и просто протыкали жабры пойманной рыбе. На пруте ее же относили подальше на скалы и клали в щель между камнями, где был хотя бы намек на тень. С поврежденными жабрами хищники засыпали в течение трех-четырех минут, переставали клацать пастью и лупить хвостами. Почему индейцы предпочитают более грубый и незатейливый способ убивать рыбу я не знаю. Лупя дубинкой по бьющейся и мечущейся добыче есть хороший шанс перебить леску или сломать блесну, торчащую из пасти. Видимо, просто традиция.