Памяти Александра Башлачева

Александр Башлачев - это человек, сумевший выразить дух и смысл рока в нашей стране. Поэт от бога, он должен был рано или поздно занять свое место в литературе, но сделал шаг в другой мир и из обеспеченного журналиста превратился в бродячего музыканта. Он органично вошел в рок-культуру, ни в чем себе не изменяя, - с аккустической гитарой пел сначала по квартирам и подвалам, а позже, когда "стало можно" - на Ленинградском, Черноголовском, Свердловском фестивалях. До самого последнего времени не соглашался записываться в "электричестве".
За считанные годы Александр Башлачев создал около шестидесяти песен, хотя некоторые из них песнями не назовешь - каждая из больших вещей Башлачева ("Ванюша", "Егоркина былина") содержит в себе целый мир, как эпические поэмы древности. Ранние песни Саши были написаны под непосредственным влиянием В.Высоцкого, А.Галича, М.Науменко ("Зоопарк"). Однако к 1984 году (время переезда в Ленинград и вступления в рок-клуб) он был уже абсолютно самостоятельным, ни на кого не похожим поющим поэтом.






СУДЬБА СКОМОРОХА

В феврале 1988 года мы прощались с АЛЕКСАНДРОМ БАШЛАЧЕВЫМ.
Журналист, выпускник Уральского университета, поэт, он предпочел журналистской карьере трудную, опасную и свободную жизнь бродячего певца: «...из города в город, из дома в дом, по квартирам чужих друзей...» Создал за эти считанные годы около шестидесяти песен, хотя некоторые — «Ванюша», «Егор Ермолаевич» — и песнями-то не назовешь, скорее это былины: каждая из «больших» вещей Башлачева содержит в себе целый мир, целую философию, подобно эпическим поэмам древности.

Несколько лет тому назад меня разбудил утренний телефонный звонок. Глуховатый, чуть смущенный голос... Чувствую, волнуется очень. «Не могли бы вы послушать мои песни...» Я решился на встречу и благодарен судьбе за это решение.

«Здравствуйте, я Башлачев,— чуть помедлив, добавил: — Александр...» Простое, открытое лицо, помесь мастерового с Леонардо, зуб металлический торчит как-то некстати; достал из немыслимо замусоленного чехла гитару а-ля «полный нестрой», схватил ее за горло (писк, треск, негубименядобрыймолодецятебеещепригожус
ь) и закричал...

Как будто свежий российский ветер вдруг заполнил всю мою антикварную кухню. Помню, говорил себе: вроде не играет, не поет, половину слов глотает, почему же мне так радостно и горько на душе, почему сопереживаю я тому, что вижу и слышу? Захотелось немедля сказать ему что-то очень хорошее, доброе, но сдержался, решил: все, что споет, выслушаю, вытяну из него все, что смогу, заставлю раскрыться полностью, истощу, черт его дери...

«Чай-то наш остыл небось...» Стоп, подумал я, это уже не песня. Вот так заговорил, запел меня во время нашей первой и последней встречи прекрасный русский поэт Александр Башлачев...

Какие-то вялые мухи ползали по столу. Мы выпили немного; лимон... Потом я взял свою гитару, он свою; запели из «Битлз», невпопад подстраивая двуголосие...

Что я сказал ему перед расставанием? Кажется, звоните, дескать, чем могу — помогу, бред какой-то нес — что я мог тогда?

Он не позвонил...
Потом часто слышал его записи, перечитывал стихи, что он подарил мне, замечательные стихи, удалые, скоморошьи — бесшабашные (уж не потому ли полюбил я их сразу и навсегда), вдруг какие-то резкие, непримиримые, но всегда искренние, с невероятной болью и трагизмом.
Трагизмом...

Я понял сразу, почему он выбросился в окно. Это беспроигрышный вариант. Головою вперед: вроде он вниз упал, а мне все видится другое — полет в небеса, резко запрокинуто его лицо, волосы развеваются, руки распростерты, глаза устремлены в неведомое...
Это будет первое напечатанное в «Юности» стихотворение поэта Башлачева.

Александр ГРАДСКИЙ





ВРЕМЯ КОЛОКОЛЬЧИКОВ (1984)

Долго шли зноем и морозами.
Все снесли и остались вольными.
Жрали снег с кашею березовой
И росли вровень с колокольнями.

Если плач — не жалели соли мы.
Если пир — сахарного пряника.
Звонари черными мозолями
Рвали нерв медного динамика.

Но с каждым днем времена меняются.
Купола растеряли золото.
Звонари по миру слоняются.
Колокола сбиты и расколоты.

Что ж теперь, ходим круг-да-около
На своем поле, как подпольщики?
Если нам не отлили колокол,
Значит, здесь время колокольчиков.

Зазвенит сердце под рубашкою.
Второпях врассыпную вороны.
Эй, выводи коренных с пристяжкою
И рванем на четыре стороны.

Но сколько лет лошади не кованы,
Ни одно колесо не мазано,
Плетки нет. Седла разворованы,
И давно все узлы развязаны.

А на дожде — все дороги радугой.
Быть беде. Нынче нам до смеха ли?
Но если есть колокольчик под дугой,
Значит, все. Заряжай, поехали!

Загремим, засвистим, защелкаем.
Проберет до костей, до кончиков.
Эй, братва, чуете печенками
Грозный смех русских колокольчиков?

Век жуем матюги с молитвами
Век живем хоть шары-нам-выколи.
Спим да пьем сутками и литрами.
Не поем. Петь уже отвыкли.

Ждали. Ждем. Все ходили грязные.
Оттого сделались похожие.
А под дождем оказались разные.
Большинство — честные, хорошие.

И пусть разбит батюшка Царь-колокол,
Мы пришли с черными гитарами,
Ведь биг-бит, блюз и рок-н-ролл
Околдовали нас первыми ударами.

И в груди — искры электричества.
Шапки в снег. И рваните звонче-ка.
Рок-н-ролл — славное язычество.
Я люблю время колокольчиков.