Правила жизни. Лесли Нильсен
Я стараюсь внимательно следить за собой, потому что иногда мне кажется, что я могу случайно сказать что-то серьезное и важное.
Единственное, чего не может человек, смеющийся над тобой, — это ударить тебя.
Я вырос вблизи Полярного круга. Посмеяться там — как поесть. Никто не любит, если ты приходишь домой и говоришь скучным голосом: «Ох, как же холодно».
Меня часто называют Лоуренсом Оливье от пародии. Думаю, ничто не мешает этим людям называть Лоуренса Оливье Лесли Нильсеном от шекспировского театра.
Помню, как очень давно смотрел «Смерть коммивояжера» (пьеса Артура Миллера. — Esquire) с Ли Коббом. Когда пьеса закончилась, никто из зрителей даже не шевельнулся. Можно было слышать лишь дыхание. Это была потрясающая демонстрация силы театра. Думаю, что не забуду этого никогда.
Я всюду беру с собой пердежную машинку. Как-то в баре я отправился поискать сортир. Вдруг вижу двоих, они спорят, и каждую секунду аргументы становятся все более опасными. Я вклинился между ними: «Ребят, где тут сортир, а?» И тут машинка произнесла: фф-фырпппффт. Они переглянулись и принялись смеяться.
Полицейские и чиновники способны обходиться без чувства юмора.
Я боюсь старости. По этой причине на входной двери моего дома нарисован вопросительный знак, чтобы — если вдруг забуду адрес — я знал, куда идти.
Никогда не говори «никогда». По крайней мере, до тех пор, пока кто-нибудь не спросит тебя: «Когда вас лучше всего стукнуть по лицу мокрой камбалой?»
Когда идешь на рыбалку, всегда оставляй дома свою кашалотовую удочку. Кашалот легко погружается на две с половиной тысячи футов и способен задержать дыхание на восемьдесят минут.
Гольф назвали гольфом просто потому, что не осталось других слов из пяти букв.
Когда я рядом с Барбари (четвертая жена Нильсена. — Esquire), она никогда не дает мне забыть о своих чувствах. Как-то раз она сказала: «Я люблю тебя так, что если что-то случится с тобой, я немедленно наложу на себя руки». Повисла томительная пауза. А потом она спросила: «Ты, кстати, хорошо себя чувствуешь?»
Иногда я чувствую себя как страдающий недержанием карлик, который подходит к высокому писсуару.
Каких-то 75 лет назад я и подумать не мог, что буду великим комедийным актером.
Если бы я заранее знал, что мои ранние фильмы вроде «Приключений Посейдона» станут киноиконами, я бы попросил тогда побольше денег.
Ненавижу океаны. Никогда не видно, что на другой стороне.
Есть старая пословица: Господь существует внутри каждого из нас, нужно лишь постараться его найти. Хочу, чтобы вы понимали: я даже не начинал искать.
Ничего не делать — сложная штука. Ты никогда не знаешь, когда это закончится.
Единственное, чего не может человек, смеющийся над тобой, — это ударить тебя.
Я вырос вблизи Полярного круга. Посмеяться там — как поесть. Никто не любит, если ты приходишь домой и говоришь скучным голосом: «Ох, как же холодно».
Меня часто называют Лоуренсом Оливье от пародии. Думаю, ничто не мешает этим людям называть Лоуренса Оливье Лесли Нильсеном от шекспировского театра.
Помню, как очень давно смотрел «Смерть коммивояжера» (пьеса Артура Миллера. — Esquire) с Ли Коббом. Когда пьеса закончилась, никто из зрителей даже не шевельнулся. Можно было слышать лишь дыхание. Это была потрясающая демонстрация силы театра. Думаю, что не забуду этого никогда.
Я всюду беру с собой пердежную машинку. Как-то в баре я отправился поискать сортир. Вдруг вижу двоих, они спорят, и каждую секунду аргументы становятся все более опасными. Я вклинился между ними: «Ребят, где тут сортир, а?» И тут машинка произнесла: фф-фырпппффт. Они переглянулись и принялись смеяться.
Полицейские и чиновники способны обходиться без чувства юмора.
Я боюсь старости. По этой причине на входной двери моего дома нарисован вопросительный знак, чтобы — если вдруг забуду адрес — я знал, куда идти.
Никогда не говори «никогда». По крайней мере, до тех пор, пока кто-нибудь не спросит тебя: «Когда вас лучше всего стукнуть по лицу мокрой камбалой?»
Когда идешь на рыбалку, всегда оставляй дома свою кашалотовую удочку. Кашалот легко погружается на две с половиной тысячи футов и способен задержать дыхание на восемьдесят минут.
Гольф назвали гольфом просто потому, что не осталось других слов из пяти букв.
Когда я рядом с Барбари (четвертая жена Нильсена. — Esquire), она никогда не дает мне забыть о своих чувствах. Как-то раз она сказала: «Я люблю тебя так, что если что-то случится с тобой, я немедленно наложу на себя руки». Повисла томительная пауза. А потом она спросила: «Ты, кстати, хорошо себя чувствуешь?»
Иногда я чувствую себя как страдающий недержанием карлик, который подходит к высокому писсуару.
Каких-то 75 лет назад я и подумать не мог, что буду великим комедийным актером.
Если бы я заранее знал, что мои ранние фильмы вроде «Приключений Посейдона» станут киноиконами, я бы попросил тогда побольше денег.
Ненавижу океаны. Никогда не видно, что на другой стороне.
Есть старая пословица: Господь существует внутри каждого из нас, нужно лишь постараться его найти. Хочу, чтобы вы понимали: я даже не начинал искать.
Ничего не делать — сложная штука. Ты никогда не знаешь, когда это закончится.
Пожалуйста оцените статью и поделитесь своим мнением в комментариях — это очень важно для нас!
Комментарии9