Правила жизни Юрия Домбровского
СКЕПТИКИ ГОВОРЯТ, что еще жизнь не прекрасна! Нет, она прекрасна, вот существованье-то часто невыносимо — это да! Но это уже другое.
У КАЖДОГО РАДОСТЬ точно выкроена по его мерке. Ее ни украсть, ни присвоить: другому она просто не подходит.
НИКОГДА И НИКТО не бывает побит так сильно, как раздавленный собственными доводами.
В СВОЕЙ ЖИЗНИ чертей я видел предостаточно; мест, «где вечно пляшут и поют», — тоже.
ДЛЯ КАЖДОГО ЧЕЛОВЕКА его профессия должна быть самой лучшей, а то у него из жизни ничего хорошего не получится.
Я ЦЫГАН, ПРАВНУК ЦЫГАНА, сосланного в 1863 году вместе с польскими повстанцами куда-то в места не столь отдаленные, что прадед был ремонтером, то есть поставлял лошадей польским повстанцам, что за это его судили и, лишив всех прав состояния, сослали под Иркутск и приписали к польской колонии. Отсюда и та пышная фамилия, которой я сейчас владею.
В МЕНЯ ЗАЛОЖИЛИ семь или десять пластинок, и вот я хриплю их, как только ткнут пальцем. Вот, пожалуйста: «Если враг не сдается — его уничтожают», «Под знаменем Ленина, под водительством Сталина», «Жить стало лучше, товарищи, жить стало веселее», «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство», «Лучший друг ученых, лучший друг писателей, лучший друг физкультурников, лучший друг пожарников — товарищ Сталин», «Самое ценное на земле — люди», «Кто не с нами, тот против нас», «Идиотская болезнь — благодушие». Все это вместе называется «новый советский человек» и «черты нового советского человека».
Я ВЕЧНО КОГО-ТО РАЗДРАЖАЮ и не устраиваю.
В МИРЕ СЕЙЧАС ХОДИТ ВЕЛИКИЙ СТРАХ. Все всего боятся. Всем важно только одно: высидеть и переждать.
СКОЛЬКО ЗЛА принесла в мир проповедь беспартийности, нейтральности науки и идеологии. Ведь именно они — проповедники надклассового гуманизма, люди, «стоящие над схваткой», и открыли зеленую улицу фашизму.
АНЕКДОТЫ сейчас в цене, самый-самый рядовой и не смешной потянет лет на пять, а если еще упоминается товарищ Сталин — то меньше чем восемью не отделаешься.
ВСЕ НЕБЛАГОВИДНОЕ, с чем надлежит бороться, предлагают окрестить хулиганством.
НАСТОЯЩАЯ СКОРБЬ либо сражает сразу, либо приходит с опозданием.
ВСЕ, ЧТО НЕ НРАВИТСЯ ОБЫВАТЕЛЮ В КВАРТИРНЫХ СКЛОКАХ, называется вредительством, агитацией (в 1938-м), антиидейностью (в 1946-м), космополитизмом (в 1949-м), тунеядством (в 1962-м), хулиганством (в 1966-м).
В 1936 ГОДУ БЫЛ ВЫПИСАН ОРДЕР на арест Домбровского-русского, в 1939-м — Домбровского-поляка, в 1949-м — Домбровского-еврея, а в приговоре всегда стояла уж настоящая национальность.
Я БЫЛ ПОСАЖЕН за пропаганду расовой теории, т.е. за то, что написал антирасистский и антифашистский роман «Обезьяна приходит за своим черепом» («Сов. писатель», 1959 г.). «От него не отказался бы и сам фашиствующий Сартр», — написали о рукописи в «Каз. правде» за десять дней до моей посадки. А через десять лет я там же прочел с большим удовольствием: «Фашистские молодчики разгромили дом прогрессивного писателя Сартра». Вот так!
НА КОЛЫМЕ, на Дальнем Востоке и под конец в страшном Тайшетском Озерлаге я видел таких же, как я — не взявших на себя ничего, — и людей, сознавшихся в чем угодно и закопавших сотни.
ВСЕ МОИ БЫВШИЕ ТОВАРИЩИ ПО ЛАГЕРЮ — все диверсанты, шпионы-террористы, агенты иностранных разведок либо получали пенсии, либо были реабилитированы посмертно (иногда даже с некрологами). Это все были полканы! То есть, временно исполняющие обязанности волков!
СОВЕСТЬ — орудие производства писателя. Нет ее — и ничего нет.
ЕСЛИ ГОВОРИТЬ О СТИЛЕ, то самым значимым здесь для меня остается случайно оброненная фраза Альбаля: «Вы хотите написать, что шел дождь? Ну так и напишите — «шел дождь».
САМОЕ ГЛАВНОЕ — писать так, чтоб фраза сразу входила в сознание, Почти все наши литературные восприятия относятся либо к зрительным, либо к слуховым. Значит, и надо обращаться к зрению и слуху. А это и есть — писать просто, ясно и зримо.
БЕДА, КОГДА БЕССИЛЬЕ начнет показывать силу.
ТРИ ЧЕТВЕРТИ ПРЕДАТЕЛЕЙ — это неудавшиеся мученики.
КТО ТАКОЙ ИУДА? Человек, страшно переоценивший свои силы. Взвалил ношу не по себе и рухнул под ней. Это вечный урок всем нам — слабым и хлипким. Не хватай глыбину большую, чем можешь унести, не геройствуй попусту.
ПОДЛЕЦЫ никогда не делают ничего сами, для этого у них есть честные люди, которым стоит только шепнуть словечко и всё будет обделано за два-три часа в лучшем виде.
ЧТО ДЛЯ ЧЕЛОВЕКА ЛУЧШЕ, ЧТО ХУЖЕ — только он один и знает. Никто другой ему тут не указчик.
ПОВТОРЯЮ ИЗ СЕРВАНТЕСА — на титульном листе первого издания «Дон-Кихота» был нарисован сокол со скинутым колпачком и написано по латыни: «После мрака надеюсь на свет». Вот и я надеюсь.
Я РУССКИЙ. Но не советский. И вообще я намереваюсь стать британским подданным, ибо в этой стране соприкасаешься только с джентльменами, уважающими других, личную жизнь, переписку. Нормальные аспекты жизни, которые вам, разумеется, незнакомы.
ЗАМЕТИЛИ ЛИ ВЫ, КСТАТИ, что, когда грубая сила освобождается от своей юридической и гуманитарной оболочки и является на свет, так сказать, в кристаллически чистом виде, она всегда претендует на божественность?
ВЫ — НЕ НАРОД. Народ всегда верит своей власти.
У КАЖДОГО РАДОСТЬ точно выкроена по его мерке. Ее ни украсть, ни присвоить: другому она просто не подходит.
НИКОГДА И НИКТО не бывает побит так сильно, как раздавленный собственными доводами.
В СВОЕЙ ЖИЗНИ чертей я видел предостаточно; мест, «где вечно пляшут и поют», — тоже.
ДЛЯ КАЖДОГО ЧЕЛОВЕКА его профессия должна быть самой лучшей, а то у него из жизни ничего хорошего не получится.
Я ЦЫГАН, ПРАВНУК ЦЫГАНА, сосланного в 1863 году вместе с польскими повстанцами куда-то в места не столь отдаленные, что прадед был ремонтером, то есть поставлял лошадей польским повстанцам, что за это его судили и, лишив всех прав состояния, сослали под Иркутск и приписали к польской колонии. Отсюда и та пышная фамилия, которой я сейчас владею.
В МЕНЯ ЗАЛОЖИЛИ семь или десять пластинок, и вот я хриплю их, как только ткнут пальцем. Вот, пожалуйста: «Если враг не сдается — его уничтожают», «Под знаменем Ленина, под водительством Сталина», «Жить стало лучше, товарищи, жить стало веселее», «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство», «Лучший друг ученых, лучший друг писателей, лучший друг физкультурников, лучший друг пожарников — товарищ Сталин», «Самое ценное на земле — люди», «Кто не с нами, тот против нас», «Идиотская болезнь — благодушие». Все это вместе называется «новый советский человек» и «черты нового советского человека».
Я ВЕЧНО КОГО-ТО РАЗДРАЖАЮ и не устраиваю.
В МИРЕ СЕЙЧАС ХОДИТ ВЕЛИКИЙ СТРАХ. Все всего боятся. Всем важно только одно: высидеть и переждать.
СКОЛЬКО ЗЛА принесла в мир проповедь беспартийности, нейтральности науки и идеологии. Ведь именно они — проповедники надклассового гуманизма, люди, «стоящие над схваткой», и открыли зеленую улицу фашизму.
АНЕКДОТЫ сейчас в цене, самый-самый рядовой и не смешной потянет лет на пять, а если еще упоминается товарищ Сталин — то меньше чем восемью не отделаешься.
ВСЕ НЕБЛАГОВИДНОЕ, с чем надлежит бороться, предлагают окрестить хулиганством.
НАСТОЯЩАЯ СКОРБЬ либо сражает сразу, либо приходит с опозданием.
ВСЕ, ЧТО НЕ НРАВИТСЯ ОБЫВАТЕЛЮ В КВАРТИРНЫХ СКЛОКАХ, называется вредительством, агитацией (в 1938-м), антиидейностью (в 1946-м), космополитизмом (в 1949-м), тунеядством (в 1962-м), хулиганством (в 1966-м).
В 1936 ГОДУ БЫЛ ВЫПИСАН ОРДЕР на арест Домбровского-русского, в 1939-м — Домбровского-поляка, в 1949-м — Домбровского-еврея, а в приговоре всегда стояла уж настоящая национальность.
Я БЫЛ ПОСАЖЕН за пропаганду расовой теории, т.е. за то, что написал антирасистский и антифашистский роман «Обезьяна приходит за своим черепом» («Сов. писатель», 1959 г.). «От него не отказался бы и сам фашиствующий Сартр», — написали о рукописи в «Каз. правде» за десять дней до моей посадки. А через десять лет я там же прочел с большим удовольствием: «Фашистские молодчики разгромили дом прогрессивного писателя Сартра». Вот так!
НА КОЛЫМЕ, на Дальнем Востоке и под конец в страшном Тайшетском Озерлаге я видел таких же, как я — не взявших на себя ничего, — и людей, сознавшихся в чем угодно и закопавших сотни.
ВСЕ МОИ БЫВШИЕ ТОВАРИЩИ ПО ЛАГЕРЮ — все диверсанты, шпионы-террористы, агенты иностранных разведок либо получали пенсии, либо были реабилитированы посмертно (иногда даже с некрологами). Это все были полканы! То есть, временно исполняющие обязанности волков!
СОВЕСТЬ — орудие производства писателя. Нет ее — и ничего нет.
ЕСЛИ ГОВОРИТЬ О СТИЛЕ, то самым значимым здесь для меня остается случайно оброненная фраза Альбаля: «Вы хотите написать, что шел дождь? Ну так и напишите — «шел дождь».
САМОЕ ГЛАВНОЕ — писать так, чтоб фраза сразу входила в сознание, Почти все наши литературные восприятия относятся либо к зрительным, либо к слуховым. Значит, и надо обращаться к зрению и слуху. А это и есть — писать просто, ясно и зримо.
БЕДА, КОГДА БЕССИЛЬЕ начнет показывать силу.
ТРИ ЧЕТВЕРТИ ПРЕДАТЕЛЕЙ — это неудавшиеся мученики.
КТО ТАКОЙ ИУДА? Человек, страшно переоценивший свои силы. Взвалил ношу не по себе и рухнул под ней. Это вечный урок всем нам — слабым и хлипким. Не хватай глыбину большую, чем можешь унести, не геройствуй попусту.
ПОДЛЕЦЫ никогда не делают ничего сами, для этого у них есть честные люди, которым стоит только шепнуть словечко и всё будет обделано за два-три часа в лучшем виде.
ЧТО ДЛЯ ЧЕЛОВЕКА ЛУЧШЕ, ЧТО ХУЖЕ — только он один и знает. Никто другой ему тут не указчик.
ПОВТОРЯЮ ИЗ СЕРВАНТЕСА — на титульном листе первого издания «Дон-Кихота» был нарисован сокол со скинутым колпачком и написано по латыни: «После мрака надеюсь на свет». Вот и я надеюсь.
Я РУССКИЙ. Но не советский. И вообще я намереваюсь стать британским подданным, ибо в этой стране соприкасаешься только с джентльменами, уважающими других, личную жизнь, переписку. Нормальные аспекты жизни, которые вам, разумеется, незнакомы.
ЗАМЕТИЛИ ЛИ ВЫ, КСТАТИ, что, когда грубая сила освобождается от своей юридической и гуманитарной оболочки и является на свет, так сказать, в кристаллически чистом виде, она всегда претендует на божественность?
ВЫ — НЕ НАРОД. Народ всегда верит своей власти.
Комментариев пока нет