На uCrazy 9 лет 7 месяцев
Имя на арктических картах
Будущий полярный исследователь родился далеко от моря, в селе Знаменское Курской губернии, в семье купца. С детства он мечтал о море. Путь в Морской кадетский корпус, куда принимали только дворянских отпрысков, купеческому сыну был заказан. Поэтому после окончания реального училища отец определил его в Техническое училище морского ведомства в Кронштадте.
В марте 1882 года, получивший звание прапорщика корпуса флотских штурманов, Николай Морозов стал служить на Балтийском флоте. Однако однообразие строевой службы угнетало молодого моряка: хотелось побывать в краях далеких, малоизведанных, и он добился перевода в Сибирскую флотилию, где был назначен на современный по тем временам винтовой фрегат «Наездник». Более трех лет подпоручик Морозов в качестве прораба Отдельной съемки Восточного океана картографировал берега залива Петра Великого. Гидрографические исследования в те годы выполнять было непросто, работали с гребных шлюпок малыми группами, оторванными друг от друга. Не всегда удавалось как следует обсушиться, согреться и приготовить обед. Громадный пустынный край только начинали осваивать. Его берега ложились на карту впервые. Именно тогда, в 1890 году, на карте полуострова Новгородский обозначился мыс Морозова.
Многому научился Николай Васильевич у К.П. Андреева, давшего название этому мысу, а главное, наслушавшись рассказов о его зимовке на организованной Андреевым первой отечественной полярной станции на острове Новая Земля, решил тоже отправиться в Арктику. Поэтому, когда в 1891 году его вернули на Балтику младшим штурманом фрегата «Владимир Мономах», он приложил все силы, чтобы попасть на крейсера, которые ходили на охрану русских промыслов в Баренцево море. Правда, прежде чем состоялся этот перевод, Морозов прошел неплохую лоцмейстерскую школу на балтийских фарватерах, занимаясь их ограждением с транспортов «Компас» и «Самоед».
Наконец в 1894 году штурманский офицер крейсера «Вестник» Морозов увидел арктический простор. Руководивший гидрографическими работами на «Вестнике» лейтенант М.Е. Жданко писал, что подробные работы, проведенные в 1894 году, дали очень важные результаты для лимана Печоры, которые показали возможность плавания по лиману крупных судов при условии правильного ограждения прибрежных рифов и отдельных банок.
В ту навигацию ограждение выполнял Морозов. И в результате работ, проведенных им в 1894 году, появляются первые из многочисленных заметок Морозова по лоции - «Обзор Самоедского берега». За эти работы его наградили орденом Св. Станислава III степени и произвели в звание штабс-капитана корпуса флотских штурманов. Признанием его заслуг стало и новое название на карте острова Екатерининский в Кольском заливе - мыс Морозова. Николая Васильевича приняли гидрографом и прикомандировали к Главному гидрографическому управлению.
В 1895 году Морозов и Жданко продолжали исследования в Баренцевом море на крейсере «Джигит». А в феврале 1896 г. Морозов отправился в Либаву, на готовившийся к отходу в Арктику транспорт «Самоед», которым командовал капитан В.А. Лилье. Гидрографическими исследованиями тогда на этом судне руководил А.М. Бухтеев. В ходе гидрографических работ была комплексно обследована лучшая новоземельская бухта - губа Белушья. С тех пор многие заливы, проливы, мысы, находящиеся рядом с мысом Морозова, получили наименования в честь судна и его офицеров, друзей и соратников Николая Васильевича. Это бухты Самоед и Назимова, острова Фофанова, залив Гаврилова и мысы Лилье и Деплоранского.
Особую страницу в жизни Морозова занимает Гидрографическая экспедиция на Северный Ледовитый океан, где он был помощником ее начальников А.И. Вилькицкого, А.И. Варнека и Ф.К. Дриженко, а также командовал транспортом «Секстан» и пароходом «Пахтусов». Именно в тот период Баренцево море обрело наконец законченные лоцийные описания. В предисловии к изданной в 1901 году «Лоции Мурманского берега Северного Ледовитого океана от островов Вардэ до Белого моря» руководитель Главного гидрографического управления Михайлов и начальник картографической части Бялокоз писали: «Составление нового руководства поручено было штабс-капитану Морозову, глубоко ознакомившемуся с северным нашим побережьем в ходе многолетних плаваний там и зарекомендовавшему себя обстоятельным составлением «Лоции Самоедского берега», изданной в 1896 году».
Однако любопытно, что сам Морозов, всегда отличавшийся необыкновенной скромностью и высокой требовательностью к себе, предварял «Лоцию Самоедского берега» такими словами: «Имея перед собою, как образец, прекрасное описание берегов Лапландии и Белого моря, составленное нашим незабвенным гидрографом Михаилом Францевичем Рейнеке, мы старались по мере наших сил и средств, бывших в нашем распоряжении, достигнуть той же полноты и ясности изложения при составлении предлагаемого описания северного русского берега от Канина Носа до Югорского Шара; но при этом спешим оговориться, что описание это во многом грешит излишней краткостью и поверхностностью, отчасти из-за полного отсутствия некоторых важных сведений, как, например: положительных данных о течениях моря и метеорологических явлениях зимой, отчасти же вследствие того, что по недостатку времени не пришлось воспользоваться в подлинниках описными и вахтенными журналами всех судов, плававших в этой местности».
В Архангельске, где обычно базировались суда экспедиции, Морозов обрел семью. Как-то, вернувшись из плавания, он на балу увидел местную красавицу, дочь провизора Блосфельдта - Анну Матильду-Каролину. Как свидетельствует семейное предание, наутро он сделал предложение, получил согласие родителей и через несколько дней обвенчался в Преображенском соборе Соломбалы. Брак был счастливым, Морозовы прожили вместе четверть века и имели четверых детей.
В новой экспедиции Николай Васильевич описал берега Карского моря. Путь к устью Оби и Енисея становился реальностью. Два ордена, благодарность генерал-адмирала «за гидрографические работы», производство в подполковники и другие знаки внимания посыпались на Морозова. Именно тогда Русское гидрографическое общество в его честь назвало остров в проливе Карские Ворота. Съемку этих мест совместно с Морозовым производил поручик Г.Я. Седов, в честь которого были названы островок в губе Дыроватая.
В 1905 году Морозову пришлось самому проверить качество выполнения своих работ. Командуя флагманом Северной морской экспедиции Министерства путей сообщения пароходом «Пахтусов», он привел в енисейское устье 22 парохода с 12 тыс. т груза для Сибирской железной дороги. И хотя снова были награды - министерство даже выделило Морозову 1000 руб., - сам он не спешил провозглашать Карский путь освоенным «Не следует забывать, - указывал Морозов, - что на судне, возглавлявшем экспедицию, находились люди, непосредственно участвовавшие в описании берегов Карского моря и устройству в нем знаков с 1894 по 1904 год включительно». Морозов больше, чем кто другой, ратовал за обеспечение безопасности северного мореплавания, за навигационное оборудование Карского пути, и сам на практике осуществлял свои планы. Недаром его называют первым лоцмейстером Карского моря.
В 1911 году полковника Морозова, к этому времени возглавившего картографическую часть Главного гидрографического управления, командировали на знакомый ему пароход «Пахтусов» - было необходимо выбрать места для радиотелеграфных станций в юго-западной части Карского моря. Морозов наметил эти места на мысе Марре-Саля на Ймале и в проливах Югорский Шар и Карские Ворота. Год спустя Морозов на небольшом пароходе «Дан» отправился строить эти станции. Однако исключительно тяжелые льды не пропустили судно к Ямалу. Удалось поставить лишь два железных навигационных знака.
Зато плавание на пароходе «Николай II» в 1913 году оказалось удачным. По пути к Ямалу заходили в знакомую Морозову Белушью губу за камнем для строительства, но нужного не нашли. Дальнейший путь лежал через Маточкин Шар и полосу паковых льдов. Морозов, описывая работы в ту навигацию, сообщал, что при постройке знаков, как на острове Белом, так и на островах Вилькицкого и Берне (теперь - Берн), порядок работ был следующий: прежде всего, выбирались лично Морозовым места для знака, а затем силами всей судовой команды и мастеровых свозились на берег железные части знаков и палатки, но первый же ясный день посвящался астрономическим наблюдениям и перевозке цемента. У всех трех островов были организованы также наблюдения над направлением и скоростью течений. Отдавая дань уважения первому лоцмейстеру Карского моря, инженер-гидрограф В.А. Троицкий в 1962 году назвал западную оконечность острова Берн мысом Морозова.
Перед самым началом первой мировой войны Морозов потерял пятнадцатилетнего сына Георгия, учившегося в Морском корпусе и собиравшегося идти по стопам отца. Последующие военные и социальные бури разметали по свету большую и дружную семью Николая Васильевича. Уехавшая на лето к дяде в Финляндию младшая дочь Татьяна, после вспыхнувшего там шюцкоровского мятежа перебралась в Норвегию, где и осталась на постоянное жительство. Находившийся во Франции сын Евгений перебрался в Алжир, и след его затерялся. В начале 20-х годов умерла от тифа находившаяся в деревне жена Морозова Анна Эдуардовна. Дочь Наталья после окончания Архангельского техникума водного транспорта вышла замуж за своего бывшего преподавателя Н.А. Луговика, ставшего впоследствии крупным специалистом по планированию и экономике водного транспорта. Больной и немощный Морозов нашел приют в пансионе для ученых, испытывавших материальные затруднения. Он не захотел переехать в Архангельск к старшей дочери, считая, что нужен в Петрограде. Пока Николай Васильевич служил в Картографической части Главного гидрографического управления, ежегодно издавались написанные им Дополнения к Лоциям северных морей. Ему поручили подготовку «Руководства для плавания во льдах Белого моря» (издано в 1921 году). В предисловии к Руководству Морозов, как всегда, больше всего опасается, чтобы судоводитель не был загипнотизирован этим пособием, не воспринимал его по-чиновничьи как обязательный циркуляр, а оставался инициативным и наблюдательным исследователем: «В настоящее время, когда труд мой уже близится к своему окончанию, я должен признаться, что работа моя меня не удовлетворяет и далека от совершенства, даже, несмотря на то, что я сам проплавал в разные времена года в Арктике около 20 лет (1894-1914), бывал в весьма различных положениях, иногда весьма опасных, и не мог не накопить довольно значительного личного опыта. Причиной такого несовершенства труда была, во-первых, срочность и спешность работы, затем современные местные условия жизни, а главное - многообразность и новизна тех условий, в которых может оказаться судно среди льдов Белого моря, течения которого столь неправильны и малоисследованны даже для летнего времени».
В послереволюционное время Н.В. Морозов был назначен председателем комиссии по изучению Северного Ледовитого океана Главного гидрографического управления, ученым специалистом морского отдела Гидрологического института, членом Полярной комиссии Академии наук, принимал самое активное участие в деятельности Географического общества. По оборудованному им пути шли первые советские транспортные Карские экспедиции. Николай Васильевич не мог в них участвовать, но его советы высоко ценили, его мнение всегда учитывали. Он опять чувствовал себя нужным своему отечеству и Арктике.
Умер Морозов 2 марта 1925 года. Газета «Известия» тогда сообщала: «Скончался крупнейший русский геодезист-гидрограф, известный знаток Севера, оставивший после себя много научных трудов, Н.В. Морозов». Его помнили. Еще в 1933 году снимавший подходы к Амдерме капитан парохода «Глеб Бокий» назвал здесь в его честь пролив, отделяющий остров Местный от материка. Но так повелось, что слава морских «стрелочников» - гидрографов не бывает громкой: о них долго помнят лишь моряки, ради безопасности плавания которых гидрографы трудятся, терпят лишения. И вот уже в 1948 году географ Н.А. Бендер в книге «Имена русских людей на карте мира» напишет про новоземельский мыс Морозова: «...назван в честь Н.А. Морозова (1854—1946), русского революционера, ученого и поэта, почетного члена Академии наук СССР». Бендер покажется, что для малоизвестного «капитана Морозова, участника экспедиции А.И. Варнека» достаточно и одного острова Морозова в Карских Воротах. Отдав предпочтение, по ее мнению, личности более известной, академику, Бендер, к сожалению, не обратила внимания на то, что авторы названий первой карты Северной Земли поместили на ней только имена самых выдающихся арктических авторитетов того времени: Анучина, Брейтфуса, Бухтеева, Ахматова, Матусевича, Шокальского. К их числу принадлежал и Николай Васильевич Морозов.
В марте 1882 года, получивший звание прапорщика корпуса флотских штурманов, Николай Морозов стал служить на Балтийском флоте. Однако однообразие строевой службы угнетало молодого моряка: хотелось побывать в краях далеких, малоизведанных, и он добился перевода в Сибирскую флотилию, где был назначен на современный по тем временам винтовой фрегат «Наездник». Более трех лет подпоручик Морозов в качестве прораба Отдельной съемки Восточного океана картографировал берега залива Петра Великого. Гидрографические исследования в те годы выполнять было непросто, работали с гребных шлюпок малыми группами, оторванными друг от друга. Не всегда удавалось как следует обсушиться, согреться и приготовить обед. Громадный пустынный край только начинали осваивать. Его берега ложились на карту впервые. Именно тогда, в 1890 году, на карте полуострова Новгородский обозначился мыс Морозова.
Многому научился Николай Васильевич у К.П. Андреева, давшего название этому мысу, а главное, наслушавшись рассказов о его зимовке на организованной Андреевым первой отечественной полярной станции на острове Новая Земля, решил тоже отправиться в Арктику. Поэтому, когда в 1891 году его вернули на Балтику младшим штурманом фрегата «Владимир Мономах», он приложил все силы, чтобы попасть на крейсера, которые ходили на охрану русских промыслов в Баренцево море. Правда, прежде чем состоялся этот перевод, Морозов прошел неплохую лоцмейстерскую школу на балтийских фарватерах, занимаясь их ограждением с транспортов «Компас» и «Самоед».
Наконец в 1894 году штурманский офицер крейсера «Вестник» Морозов увидел арктический простор. Руководивший гидрографическими работами на «Вестнике» лейтенант М.Е. Жданко писал, что подробные работы, проведенные в 1894 году, дали очень важные результаты для лимана Печоры, которые показали возможность плавания по лиману крупных судов при условии правильного ограждения прибрежных рифов и отдельных банок.
В ту навигацию ограждение выполнял Морозов. И в результате работ, проведенных им в 1894 году, появляются первые из многочисленных заметок Морозова по лоции - «Обзор Самоедского берега». За эти работы его наградили орденом Св. Станислава III степени и произвели в звание штабс-капитана корпуса флотских штурманов. Признанием его заслуг стало и новое название на карте острова Екатерининский в Кольском заливе - мыс Морозова. Николая Васильевича приняли гидрографом и прикомандировали к Главному гидрографическому управлению.
В 1895 году Морозов и Жданко продолжали исследования в Баренцевом море на крейсере «Джигит». А в феврале 1896 г. Морозов отправился в Либаву, на готовившийся к отходу в Арктику транспорт «Самоед», которым командовал капитан В.А. Лилье. Гидрографическими исследованиями тогда на этом судне руководил А.М. Бухтеев. В ходе гидрографических работ была комплексно обследована лучшая новоземельская бухта - губа Белушья. С тех пор многие заливы, проливы, мысы, находящиеся рядом с мысом Морозова, получили наименования в честь судна и его офицеров, друзей и соратников Николая Васильевича. Это бухты Самоед и Назимова, острова Фофанова, залив Гаврилова и мысы Лилье и Деплоранского.
Особую страницу в жизни Морозова занимает Гидрографическая экспедиция на Северный Ледовитый океан, где он был помощником ее начальников А.И. Вилькицкого, А.И. Варнека и Ф.К. Дриженко, а также командовал транспортом «Секстан» и пароходом «Пахтусов». Именно в тот период Баренцево море обрело наконец законченные лоцийные описания. В предисловии к изданной в 1901 году «Лоции Мурманского берега Северного Ледовитого океана от островов Вардэ до Белого моря» руководитель Главного гидрографического управления Михайлов и начальник картографической части Бялокоз писали: «Составление нового руководства поручено было штабс-капитану Морозову, глубоко ознакомившемуся с северным нашим побережьем в ходе многолетних плаваний там и зарекомендовавшему себя обстоятельным составлением «Лоции Самоедского берега», изданной в 1896 году».
Однако любопытно, что сам Морозов, всегда отличавшийся необыкновенной скромностью и высокой требовательностью к себе, предварял «Лоцию Самоедского берега» такими словами: «Имея перед собою, как образец, прекрасное описание берегов Лапландии и Белого моря, составленное нашим незабвенным гидрографом Михаилом Францевичем Рейнеке, мы старались по мере наших сил и средств, бывших в нашем распоряжении, достигнуть той же полноты и ясности изложения при составлении предлагаемого описания северного русского берега от Канина Носа до Югорского Шара; но при этом спешим оговориться, что описание это во многом грешит излишней краткостью и поверхностностью, отчасти из-за полного отсутствия некоторых важных сведений, как, например: положительных данных о течениях моря и метеорологических явлениях зимой, отчасти же вследствие того, что по недостатку времени не пришлось воспользоваться в подлинниках описными и вахтенными журналами всех судов, плававших в этой местности».
В Архангельске, где обычно базировались суда экспедиции, Морозов обрел семью. Как-то, вернувшись из плавания, он на балу увидел местную красавицу, дочь провизора Блосфельдта - Анну Матильду-Каролину. Как свидетельствует семейное предание, наутро он сделал предложение, получил согласие родителей и через несколько дней обвенчался в Преображенском соборе Соломбалы. Брак был счастливым, Морозовы прожили вместе четверть века и имели четверых детей.
В новой экспедиции Николай Васильевич описал берега Карского моря. Путь к устью Оби и Енисея становился реальностью. Два ордена, благодарность генерал-адмирала «за гидрографические работы», производство в подполковники и другие знаки внимания посыпались на Морозова. Именно тогда Русское гидрографическое общество в его честь назвало остров в проливе Карские Ворота. Съемку этих мест совместно с Морозовым производил поручик Г.Я. Седов, в честь которого были названы островок в губе Дыроватая.
В 1905 году Морозову пришлось самому проверить качество выполнения своих работ. Командуя флагманом Северной морской экспедиции Министерства путей сообщения пароходом «Пахтусов», он привел в енисейское устье 22 парохода с 12 тыс. т груза для Сибирской железной дороги. И хотя снова были награды - министерство даже выделило Морозову 1000 руб., - сам он не спешил провозглашать Карский путь освоенным «Не следует забывать, - указывал Морозов, - что на судне, возглавлявшем экспедицию, находились люди, непосредственно участвовавшие в описании берегов Карского моря и устройству в нем знаков с 1894 по 1904 год включительно». Морозов больше, чем кто другой, ратовал за обеспечение безопасности северного мореплавания, за навигационное оборудование Карского пути, и сам на практике осуществлял свои планы. Недаром его называют первым лоцмейстером Карского моря.
В 1911 году полковника Морозова, к этому времени возглавившего картографическую часть Главного гидрографического управления, командировали на знакомый ему пароход «Пахтусов» - было необходимо выбрать места для радиотелеграфных станций в юго-западной части Карского моря. Морозов наметил эти места на мысе Марре-Саля на Ймале и в проливах Югорский Шар и Карские Ворота. Год спустя Морозов на небольшом пароходе «Дан» отправился строить эти станции. Однако исключительно тяжелые льды не пропустили судно к Ямалу. Удалось поставить лишь два железных навигационных знака.
Зато плавание на пароходе «Николай II» в 1913 году оказалось удачным. По пути к Ямалу заходили в знакомую Морозову Белушью губу за камнем для строительства, но нужного не нашли. Дальнейший путь лежал через Маточкин Шар и полосу паковых льдов. Морозов, описывая работы в ту навигацию, сообщал, что при постройке знаков, как на острове Белом, так и на островах Вилькицкого и Берне (теперь - Берн), порядок работ был следующий: прежде всего, выбирались лично Морозовым места для знака, а затем силами всей судовой команды и мастеровых свозились на берег железные части знаков и палатки, но первый же ясный день посвящался астрономическим наблюдениям и перевозке цемента. У всех трех островов были организованы также наблюдения над направлением и скоростью течений. Отдавая дань уважения первому лоцмейстеру Карского моря, инженер-гидрограф В.А. Троицкий в 1962 году назвал западную оконечность острова Берн мысом Морозова.
Перед самым началом первой мировой войны Морозов потерял пятнадцатилетнего сына Георгия, учившегося в Морском корпусе и собиравшегося идти по стопам отца. Последующие военные и социальные бури разметали по свету большую и дружную семью Николая Васильевича. Уехавшая на лето к дяде в Финляндию младшая дочь Татьяна, после вспыхнувшего там шюцкоровского мятежа перебралась в Норвегию, где и осталась на постоянное жительство. Находившийся во Франции сын Евгений перебрался в Алжир, и след его затерялся. В начале 20-х годов умерла от тифа находившаяся в деревне жена Морозова Анна Эдуардовна. Дочь Наталья после окончания Архангельского техникума водного транспорта вышла замуж за своего бывшего преподавателя Н.А. Луговика, ставшего впоследствии крупным специалистом по планированию и экономике водного транспорта. Больной и немощный Морозов нашел приют в пансионе для ученых, испытывавших материальные затруднения. Он не захотел переехать в Архангельск к старшей дочери, считая, что нужен в Петрограде. Пока Николай Васильевич служил в Картографической части Главного гидрографического управления, ежегодно издавались написанные им Дополнения к Лоциям северных морей. Ему поручили подготовку «Руководства для плавания во льдах Белого моря» (издано в 1921 году). В предисловии к Руководству Морозов, как всегда, больше всего опасается, чтобы судоводитель не был загипнотизирован этим пособием, не воспринимал его по-чиновничьи как обязательный циркуляр, а оставался инициативным и наблюдательным исследователем: «В настоящее время, когда труд мой уже близится к своему окончанию, я должен признаться, что работа моя меня не удовлетворяет и далека от совершенства, даже, несмотря на то, что я сам проплавал в разные времена года в Арктике около 20 лет (1894-1914), бывал в весьма различных положениях, иногда весьма опасных, и не мог не накопить довольно значительного личного опыта. Причиной такого несовершенства труда была, во-первых, срочность и спешность работы, затем современные местные условия жизни, а главное - многообразность и новизна тех условий, в которых может оказаться судно среди льдов Белого моря, течения которого столь неправильны и малоисследованны даже для летнего времени».
В послереволюционное время Н.В. Морозов был назначен председателем комиссии по изучению Северного Ледовитого океана Главного гидрографического управления, ученым специалистом морского отдела Гидрологического института, членом Полярной комиссии Академии наук, принимал самое активное участие в деятельности Географического общества. По оборудованному им пути шли первые советские транспортные Карские экспедиции. Николай Васильевич не мог в них участвовать, но его советы высоко ценили, его мнение всегда учитывали. Он опять чувствовал себя нужным своему отечеству и Арктике.
Умер Морозов 2 марта 1925 года. Газета «Известия» тогда сообщала: «Скончался крупнейший русский геодезист-гидрограф, известный знаток Севера, оставивший после себя много научных трудов, Н.В. Морозов». Его помнили. Еще в 1933 году снимавший подходы к Амдерме капитан парохода «Глеб Бокий» назвал здесь в его честь пролив, отделяющий остров Местный от материка. Но так повелось, что слава морских «стрелочников» - гидрографов не бывает громкой: о них долго помнят лишь моряки, ради безопасности плавания которых гидрографы трудятся, терпят лишения. И вот уже в 1948 году географ Н.А. Бендер в книге «Имена русских людей на карте мира» напишет про новоземельский мыс Морозова: «...назван в честь Н.А. Морозова (1854—1946), русского революционера, ученого и поэта, почетного члена Академии наук СССР». Бендер покажется, что для малоизвестного «капитана Морозова, участника экспедиции А.И. Варнека» достаточно и одного острова Морозова в Карских Воротах. Отдав предпочтение, по ее мнению, личности более известной, академику, Бендер, к сожалению, не обратила внимания на то, что авторы названий первой карты Северной Земли поместили на ней только имена самых выдающихся арктических авторитетов того времени: Анучина, Брейтфуса, Бухтеева, Ахматова, Матусевича, Шокальского. К их числу принадлежал и Николай Васильевич Морозов.
Комментариев пока нет
