Автобиография. 20-й век.

Решил написать свою автобиографию, чтобы внести хоть какую-то ясность в происходящее. Фотографий с тех незапамятных времён осталось немного, так что иллюстрации подобрал из того, что под рукой оказалось. Старшее поколение наверняка найдёт что-нибудь знакомое.

Звук:

Память предков – жестокая штука. Очень хочется написать что-нибудь позитивное… но это не так просто. Я очень постараюсь.

Просто, - это папа, мама. Очень друг друга любили.

Получился я.

Нефиговый вроде получился. Позитивный.

И ещё я люблю слушать. То, что рассказывают старики. Совсем старики. Они, конечно, иногда всякую дичь несут, но если прислушаться, то многое встанет на свои места.
У меня было много дедушек, бабушек, прадедушек, прабабушек, просто сумасшедших стариков, которые иногда подсаживаются к тебе на лавочку и начинают с тобой разговаривать. Иногда они разговаривают с Богом.

Каким-то чудом мой дедушка уцелел во время чисток в тридцатые. Профессиональный инженер-мостостроитель старой школы в 20-е годы был уже большой редкостью.

Ну, потом - как положено с инженерными частями – Финская, от Москвы до Берлина,

потом Китай…
Вот к чему я про этого дедушку начал рассказывать.

Короче, в нашей Стране Советской было очень прикольно жить. Вначале – когда возвращаешься из командировки, видишь что у бабушки на кухне – гора немытой посуды. Прислуга сбежала, а бабушка посуду мыть была не обучена, так что просто доставала новую.

Другой дедушка мчался на санях сквозь лес, отстреливаясь от волков.
Ещё один чуть позже рыл каналы в среднеазиатских песках, однако зачем я это здесь пишу, даже мне не совсем ясно.

Короче, папа. Папа – простой советский волшебник. Гений. Изобретал всякие устройства.

Несколько лет назад разбирал то, что от него осталось. Куча каких-то лампочек, микросхем, деталей к неизвестным частям эцелопа. Зачем мне это? Я всё это отнёс на помойку. Выбрасывая, я подумал, что вот так я выбрасываю чью-то жизнь.
Мама – тоже волшебница, только в другой области. В общем, рыжая с зелёными глазами.

И добрая.

Короче, мама и папа у меня – замечательные.

Впрочем, что это я? Все – простые советские люди. Которые строили то, чем вы пользуетесь до сих пор.

Звук № 2.

Времена были весёлые.

И начиналось всё очень задорно

От лампочки Ильича

Стройными рядами – в светлое будущее

Надо сказать, среди моих дедушек были и зам.наркома какой-то промышленности

(расстреляли только года через два, а всю семью – в лагеря),

и начальник отдела кадров военного завода…
(Во время чисток с завода никто не был арестован за “вредительство”, но партбилет у дедушки сначала вроде отобрали, но потом, правда, вернули, как и дедушку.)

И простые дедушки – строители

И труженики.

Бабушка рассказывала, что когда умер её дедушка, она была очень рада, потому что на поминки должны были зарезать единственную курицу.

Кстати, помните это замечательное высказывание Вождя про “жить стало лучше”?

Сейчас уже не помнят, что народ добавил к этой фразе ещё двустишие, так что получилось ”Жить стало лучше, стало веселее. Шея стала тоньше, но зато длиннее”.

Короче, дедушки с бабушками строили новый мир, несильно обращая внимание на всякую суету типа лишней пары ботинок, не говоря уж об отдельной комнате в бараке.

Звук №3

Бабушка рассказывала, что люди реально плакали, когда Вождь умер. Было очень тоскливо и страшно: как же так? А как жить дальше?

Дальше пошли годы оттепели, новый Вождь был известным либералом и живо интересовался всяческими новшествами.

Население начало накапливать лёгкий жирок, впрочем, в маленьких городах люди часто даже двери не закрывали – воровать было нечего, да и смысла не было.

Хотя дедушку Ленина (который всю эту кашу заварил) всё ещё искренне любили, изучали и конспектировали. Любил он иногда, знаете ли, ввернуть эдак невзначай что-то типа ”А не расстрелять бы нам тыщь десять, чтобы другим неповадно было”… Когда я нарывался на такие перлы в Собрании Сочинений, у меня мурашки по спине бежали и лик вождя на обложке стремительно тускнел.

(кстати, знаете что малец там пишет? Не поручусь за стопроцентный перевод, но вроде того что ”Почему Ленин говорит, что мы должны добраться до корня вопроса о дикратуре капитализма? Потому что если мы не доберёмся до корня, - это будет трансформацией ревизионизма”. Зато дети позитивные. Ну, и все остальные тоже.
Не знаю, какое отношение имеет следующая картинка к трансформации ревизионизма, но тоже прикольно.

Впрочем, имеет.
Я был замечательным младенцем, ходил в детский сад и болел ветрянкой.

Кроликов, правда, не кормил, но кормил козу. (Поначалу сильно боялся-боялся).
Очень нравилось помогать родителям. Даже странно.

Сначала тоже хотел стать лётчиком,

потом переквалифицировался в космонавты. Это событие произошло года в три-четыре, когда я размышлял о жизни, смерти, бесконечности вселенной, судьбе динозавров, а надо мной завис… короче завис. Еле прогнал сдуру по молодости лет.

Как-то в возрасте четырёх-пяти лет родители решили меня сдать в “детский санаторий”, мотивируя это тем, что зима, а там есть бассейн. Могли бы, между прочим, и правду сказать. Бассейн там действительно был. Но была зима и воды не было, так что плавать мы учились на бетонном полу. Кстати, когда русские используют слово ”санаторий” в общении с иностранцами, то обычно прямо так и говорят: sanatorium. Только в английском это слово, из которого и заимствовано, имеет оттенок: обычно так называют пансионат для душевнобольных.
В первый же день по прибытии в детский санаторий за какую-то невинную шалость тётя-воспитательница заперла меня в кладовке, где от пола до потолка были складированы плакаты о том, что надо делать во время ядерной бомбардировки и вообще что это такое в красках. (Ниже приведён самый гуманный образчик).

Я все плакаты внимательно изучил. Когда через час обо мне вспомнили, то тётя, подошедшая чтобы вызволить меня из узилища, была отвлечена очередной потасовкой, забыла зачем пришла, и выключила в кладовке свет. Но меня спасла советская предусмотрительность. При выключении света включился красный ночной фонарь, и следующий час я изучал плакаты в инфро-красном диапазоне. Когда всё же меня недосчитались и нашли, даже молока не дали, c**и.

Потом оказалось, что в детском диетическом меню превалируют горелая манная каша с комками (жуткая мерзость) и котлеты из останков частиковых рыб синего цвета. Конечно, я тут же загремел в изолятор на три дня. Читать я уже худо-бедно умел, так что единственный журнал ”Мурзилка” я прочитал от корки до корки несколько раз. Номер был посвящён Октябрю 17-го года. В изолятор я подряд попадал раза три, так как синие котлеты давали ужасающе часто. Номер журнала был один, и единственное, что привлекало в нём внимание, это лабиринт на центральном развороте, где малышу предлагалось провести Ленина до Смольного сквозь разведённые мосты и заставы царской охранки. Ещё неделю я забавлялся с нехитрым лабиринтом.
Ну, да хватит о грустном.
Родители решили не заводить второго ребёнка, и меня извлекли из детского санатория.

Звук № 4

Потом моим воспитанием по большей части занимался папа.
Самый лучший демотиватор в моей жизни.

Тогда было модно слово ”кибернетика” и я спаял свой первый радиоприёмник.

Учился я достаточно усердно,

Меня чуть не отчислили из пионеров, когда на вопрос учительницы ”кем ты хочешь быть” ответил, что хочу быть не лётчиком, и даже не космонавтом, а министром. Это было расценено как издевательство над Властью. Видя, что маму в школу по такому поводу вызывать бесполезно, вызвали папу. Учительница была искренне возмущена, что в ответ на рассказ о том, куда такое безответственное поведение советского пионера может завести, папа просто улыбнулся, развернулся и ушёл. Больше его в школу не вызывали.

Я не шутил, - в первых классах я серьёзно занимался политикой, вырезал и приклеивал в альбом регулярные сводки из газет об ужасах капиталистического общества и страданиях братских народов, бьющихся за свободу.

В результате я пришёл к выводу, что в мире много несправедливости и надо хотя бы попытаться сделать его лучше.

Родители работали не покладая рук, чтобы однажды подарить мне на новый год набор солдатиков. Я весь год мечтал об этих солдатиках, и прекрасно понимал, что я их не получу никогда. Сумма для семьи была запредельной и достать его было практически нереально. (Не купить, а именно достать – с очередями, ночными записями, через знакомых, отказывая себе в нехитрых удовольствиях).

Как им это удалось – я не знаю. Но я был абсолютно счастлив.

Потом я увлёкся искусством

И историей

Времена уже были другие, и нас уже навещали не только представители братских социалистических стран (на картинке – представитель Албании),

Но и других стран.

Некоторые мои одноклассники не брезговали выпрашивать ”жувачку” у изредка встречающихся итальянских коммунистов, но я считал это унизительным, поэтому собирал фантики и готовился стать настоящим комсомольцем.

Пришло время китайской тушёнки ”Великая стена”

и крушения иллюзий по поводу светлого социалистического будущего, где сколько бы ты не работал, всё равно все были равны, если не члены Партии, а если да, - то ещё ровнее, но по-другому.

Когда я увидел перед парткомом десяток сверкающих немецких машин 30-х годов (была такая мода), я понял, что парадоксы времени – это реальность.

Комсомольцем быть было прикольно. К тому времени уже никто не воспринимал слова ”Партия сказала – надо. Комсомол ответил – Есть!” буквально, но по молодости играть в это было интересно.

Потом Земля налетела на небесную ось, и начался новый период истории и новый век.

Век работы,

Уважения к традициям,

Изобилия и процветания.

Такая вот биография получилась…
Счастья Вам!