Стихи о Томске. Продолжение

Христо Ганов

ТОМСК

С. Заплавному

Не поверил, оглянулся:
здесь — дворец, а там изба...
Показалось, я вернулся,
я в Копривштицу вернулся —
краски, дерево, резьба...

Праздник узеньких карнизов,
светлых лестниц, тёмных крыш.
Вечер бархатен, как риза,
Томск свечением пронизан,—
праздник дерева!
И — тишь...

Говори, Сергей... Удача
город твой не обошла.
Каждый угол что-то значит,
каждый дом о чем-то плачет.
Не разрубит меч тесла.

Томск — любовь, звезда, бессмертник,
смертна жизнь, но не пуста.
Город смертен, вереск смертен,
даже мастер не бессмертен,
но бессмертна красота.
Лентой длинной, лентой сирой
поезд тихо тронет ширь...
Мне и больно и красиво,
Томск — одно из сердц России,
Томск — звезда, любовь, Сибирь...

Перевод с болгарского
Геннадия Прашкевича

Сергей Белояров

***
Начинают улицы светлеть.
Первый луч — антеннам и соборам;
Уж потом по листьям и заборам
Он скользнет на землю поалеть.

Солнце хлынет в каждую дыру,
И в тени березового парка
Бочка с квасом, бурым, как заварка,
Воцарится в самую жару.

Благо близко — прямо у ворот,
Встрече с ней обрадуется каждый,
Утолив по очереди жажду,
Кто куда расходится народ.

И костёл желтеет на горе,
И домов узорна вереница;
Как стары они, но им не спится,
Вот хотя бы этот, во дворе:

Был похож на темную избу,
А теперь из комнатных угодий
Пышет пламя стереомелодий,
Охватив оконную резьбу.

День пройдет, вернется тишина —
И опять с угрюмостью всегдашней
Стынет церковь рядом с телебашней
И понять не может, где она.

Алексей Камратов

ЖЁЛТЫЙ ЗВОН

Ворох снов, сомнений, истин —
по-над Томском листопад.
С тополей слетают листья
три столетия подряд.

Свет окна листом багряным
опадает в речку Томь.
Если вдруг любовь нагрянет,
листопад виновен в том.

Звёздный дождь стучится оземь,
неумелых валит с ног.
Забрела сегодня осень
к перекрестку наших снов.

— Листопад. Куда же деться? —
слышу шёпот губ твоих.
Вдоль по улице из детства
листопад увёл двоих.

Владимир Петров

СТАРЫЙ ТОМСК

Звенят морозы во дворе.
И хоть не близок путь до лета,
Прибавка солнечного света
Всё ощутимей в январе.
И колок воздух надо мной.
А город кружевной, резной...
Я в этом городе живу,
В его торжественных узорах,
В которых — старина, в которых
Свет, устремлённость в синеву.
Как расписные терема,
Здесь деревянные дома.

Стоят высокие они
В большом заснеженном пространстве.
В их звёздном светятся убранстве
Снежинок нежные огни.
Узорный город на заре
Стоит в морозном январе.

Александр Казанцев

СКАЗ О ТОМСКИХ ТЕРЕМАХ

По томской земле из конца в конец
Ходила молва когда-то,
Что жил за Ушайкой один купец
Куражливо и богато.
В науке коммерческой зная толк,
Держал в кулаке округу,
А если кутил, то гудел весь Томск...
Но старость сулила скуку.
Обрыдли безумства и блажь кутежа,
Забавы одни и те же.
От скуки, видать, запросила душа
Её красотой утешить.
А как же утешить её, коль сам
С тоски и похмелья чёрен?
«Пусть будет на зависть другим купцам
Мой терем зело узорен».
А что в разуменье купцу вошло,
Не выбить ничем, известно.
Стал сыскивать знающих ремесло —
Умельцев резьбы древесной.
Нашелся такой. Неказист на вид,
Но сметка в глазах и мелость.
Купец перед ним серебром звенит:
«Сумей угодить, умелец!..»
Одёка у Кузьки худа, бедна.
В седой бородёке — стружки.
«Душе, говоришь, расота нужна?..
Как малому — побрякушки?
Да только не всякому красота
Утеху даёт в награду —
Лишь тем, у которых душа чиста,
Приносит она усладу.
А ты-то... Да ладно,господь с тобой!..
В охотку, а не в угоду
Украшу твой терем такой резьбой,
Какой не видал ты сроду».

...Покуда хозяин чаи пивал,
Вёл счёт барышам и тратам,
Кузьма спозаранку пилил, строгал,
Собою доволен, крякал.
Узоры сплетались, теряя вес,
Над стружками воспаряя.
Похоже, не терем вставал, а лес —
Блаженные кущи рая...

Бывало, купец говорил Кузьме,
На лавку усевшись грузно:
«Эх, Кузька, труды твои видеть мне
С чего-то смешно и грустно.
Умелых людей завсегда люблю,
С того и тебя жалею:
Создашь красоту, ну а я куплю,
И станет она моею.
Соседи завидовать будут мне
И на красоту дивиться.
Она подчинится моей мошне,
Как воле мужской девица».
Кузьма усмехался: «Однако ты
Рассудком богат не шибко.
Ведь нету хозяев у красоты —
И в этом твоя ошибка.
Любого парнишку резьба моя
Порадует крохой чуда,
Но будет слепа к ней душа твоя,
Чужое в узорах чуя».
Купцу рассужденья Кузьмы смешны.
В своей правоте уверен,
Хохочет он хрипло: «Не будь мошны,
Не вырос бы этот терем!
Гляди-ка, трясины кругом, тайга,
Но плечи расправил город.
Его поднимает моя деньга
Из гиблых болот за ворот.
От силы моей, моего ума
Становится город краше...»
«Деньга-то твоя,— отвечал Кузьма,-
Да спины-то гнутся наши».

На терем купеческий посмотреть
Немало сходилось люда.
«Ух, батюшки-светы!.. А вправду ведь
И сердцу и глазу любо!»
Купец горделиво ступал на порог:
А чо, мол, не жаль — глазейте!
Вот я, мол, барышник таёжный, смог -
Попробуйте вы сумейте!
И зависть мутила других купцов
Да тех, чей кошель потуже.
«Неужто мы хуже, в конце концов?
Ей-богу, ничуть не хуже!..»
...Всё тоньше, искусней узора вязь,
Да с выдумкой непростою.
Росли терема, меж собой хвалясь
Затейливой красотою.
Карнизами, башенками, резьбой
Хвалились, хотя по сути
Не могут хвалиться дома собой —
Богатством хвалились люди.
Но так выходило, что похвальба
На пользу пошла невольно —
Украсила Томск теремов резьба
Причудливо и крамольно.
К свободе и счастью людей звала
Узоров игрой весёлой,
Средь мира, где жадность, вражда и мгла
Была красота крамолой.

Купец, умирая, позвал Кузьму.
О нём не забыл с годами.
«Твоя была правда...— сказал ему,
Едва шевеля губами.—
Бывало, гляжу на узора вязь,
И хмурюсь, и вижу ясно,
Что вся моя жизнь — воровство да грязь..
Что прожил её напрасно...
Другой в моём тереме будет жить.
Блаженствовать без печали...
Хотел было терем со зла спалить,
Да слёзы глаза застлали...
И так ведь, известно, за все года
Немало я сделал злого...
Хочу я... свой терем... тебе отда...» —
И умер, не кончив слова.
А слуги прогнали Кузьму взашей,
Швырнули вдогонку шапку.
Но шёл он с улыбкою до ушей,
Как будто от хмеля, шатко.
Ведь прежде не думал он, может быть,
Бесхитростный мастер Кузька,
Что совесть в кромешной душе будить
Способно его искусство.
Он умер, не много нажив добра
За годы работы честной,
Но в Томске с тех пор повелись мастера -
Умельцы резьбы древесной.
Искусство не меряли на рубли.
Слагая узор, как песню,
Они в красоту обратить смогли
Кичливую блажь купечью.
Творили крамольную красоту
Мозолистые ладони.
Вплетали умельцы в узор мечту
О лучшей, счастливой доле.
В резьбе их и нынче мечта жива.
Над уличной суетою
Парят невесомые кружева,
Пленяя нас красотою.

Мечтаю хоть раз испытать восторг,
Нечаянно обнаружив,
Что в сути написанных мною строк
Есть что-то от этих кружев.

Лев Черноморцев

ЛЕСОСПЛАВ

В эти дни от Томска до Нарыма
Веет ветром, свежестью лесной.
От костров смолистым тянет дымом...
Даже руки девушки любимой
Пахнут сплавом, вешнею смолой.

«Лес идет!» — кричат лесозаводы.
«Лес идет!» — на Обь зовут гудки....
И ведут плоты по быстрым водам
Земляки — хозяева реки.

Пестрые рубахи парусами
На плечах вздуваются крутых.
Нарымчанки машут вслед руками.
Бакены зелёными глазами
Долго-долго провожают их.

Только сильным, только смелым людям
По плечу такое ремесло!
Плотогон своей широкой грудью
Приналёг на кормчее весло.

Пусть с размаху бьёт волна крутая —
Плотогон ведёт свои плоты,
Жжёт костры да песни распевает,
Может, сам того не замечая,
Сколько силы в нём и красоты.

Александр Казанцев

СТУДГОРОДОК

1
Город в городе — студгородок.
Здесь устои свои и уставы,
Свой здесь юмор и свой говорок,
И свои, необычные, нравы.
Жил и я в этом студгородке
И прописку душой не утратил.
Рад бы снова с тетрадкой в руке
На занятия мчаться утрами.
В жарких спорах про сон забывать,
Ждать свиданий, горя и волнуясь...
Возвратить мне захочется юность —
И сюда прихожу я опять.

2
Осенние свадьбы во студгородке.
На полную мощность орут усилители.
Стоят у машин ошалело родители,
Сжимая цветы и платочки в руке.
С какою тревогой глядят на детей,
С ума сведены новостями нежданными.
Подолгу они толковали с деканами,
Которые против подобных затей.
Жених и невеста беспечно смелы.
— С проектами сладим — и самые первые!
Не им горевать, что придется, наверное,
Снимать у старух комнатушки, углы.
Друзей и знакомых толпа не тиха —
Там крики ура и весёлое пение.
Как бабочек редкостных, ловит мгновения
Фотограф-любитель, дружок жениха.
Запрётся потом в фотобудке своей,
Подержит бумагу чуток в проявителе —
И снова с тревогою глянут родители
В беспечно-счастливые лица детей.

3
Решимость во взгляде. Лохмат и небрит
В столовке студенческой парень сидит.
Листает с конспектом заёмным тетрадь,
Полгода за сутки решив наверстать.
Глотает науки мудрёный настой
И ложкой скребёт по тарелке пустой.

4
Загорают на окнах девчата.
(Взгляд непросто от них отвести!)
Нынче сессия — вот где досада! —
Им на Томь не удастся пойти.
Льется вешнее солнце на спины,
Припекая их и золотя,
А внизу не без веской причины
Смотрят парни, восторг затая:
Ведь в распахнутых окнах общаги
Загорелые спины девчат,
Словно стройные нотные знаки,
Высоко и мажорно звучат!

Роберт Рождественский

В ТОМСКЕ – ЭКЗАМЕНЫ

Томск пыхтит.
Напрягается Томск.
В Томске за тридцать цепляется Цельсий.
В Томске жара и волнение толп.
Сессия в Томске!
Сессия!
Так уж начертано волей судеб,—
не принимаю
ничьих возражений:
если ты в Томске,
Ты — или студент,
или имеешь
к тому
отношение...
День от жары тяжело розоват.
Лица студентов мудры и свирепы.
И проступают сквозь пыльный асфальт
формулы,
графики
и теоремы...
Идёт студентка.
Прижала к сердцу
конспекты чьи-то: дрожит неровно.
А в тех конспектах — походы Ксеркса,
Тутанхамоны,
Пирры,
Нероны...

А вот — зубрила.
Его загривок
красней смородины.
Жарче домны.
Его «Электроника» озарила.
Он весь в экстазе.
И даже — в истоме...
Томск помрачнел.
Озирается Томск.
Он — всё нахмуренней, все удручённей:
неужто же выйдет
какой-нибудь толк
из этих очкариков?
Из этих девчоночек?
Неужто же это они —
исток
наук,
в которых — упрямство и дерзость?!.

Знаешь, Томск,
Понимаешь, Томск,
назначь им свидание лет через десять.
Они
к тротуарам твоим прильнут.
И, вспоминая дни эти заново,
Всё, что ты дал им, — сполна вернут!
Так что, не дрейфь.
Принимай экзамены!

Владимир Коган

ГОРОД ЮНОСТИ НАШЕЙ

Есть на свете
проспект широкий
в старом городе
на Томи.
Он далёк,
но исполнятся сроки,
и тогда,
обойдя целый мир,
возвращусь я
из дальних далей
и под вечер
приду туда,
где шумели
средь рощ и читален
молодые мои года.
Вновь услышу шорох конспектов...
Там — начало больших начал.
Я приду,
чтоб на этом проспекте
свою молодость повстречать.
Я услышу опять,
как утром
голоса над асфальтом звенят,
и черёмуха белой пудрой
пусть осыплет опять меня.
Тёплый дождь
по асфальту запляшет,
тополя просекая насквозь.
Там окончилась
юность наша,
там вхождение в жизнь началось.

Может быть, чей-то город и краше:
больше улиц в нём,
звонче смех,
только город юности нашей
мне дороже,
милее всех.

1959 г.

Борис Овценов

ТОМСК-1

Вот опять расставание с городом
И знакомый вокзал Томск-1.
Старый друг мой, простой, негордый,
В путь-дорогу меня проводил.

Я волнуюсь, а ты спокоен.
Расстаёмся ведь не до седин.
На прощанье махнёшь рукою,
Томск-1, Томск-1.

Про тебя второпях забывают
И покинуть тебя спешат,
Только ты не обидчив, я знаю.
Уж такая простая душа.

Только чуть покачай плечами
И лукаво вослед погляди.
Ты ведь первый друзей встречаешь,
Томск-1, Томск-1.

1968 г.