Один день на празднике у папуасов

Эти двое прекрасных парней из Лондона будят меня в хижине на склоне горы в Восилимо. Уже слышен бой барабанов, а значит нужно спешить на поле за деревней, где сегодня должен начаться трехдневный фестиваль народа дани. Но прежде о моих друзьях. Карл (что в белой футболке) и Остин (что полосатый) – глухонемые. Причем Остин – глухонемой «гламурный» фотограф – вы частенько видели его моделей, овеянных розовым ароматом духов Gucci (если есть такие духи) на пыльных улицах Москвы.

Я встретил парней давеча в аэропорту городишка Ванема (то бишь на взлетно-посадочном поле этого папуасского разбойничьего стана) – их окружала толпа бродяг, собиравшихся не то грабить ребят, не то вести в горы за 200 долларов в день. Мошенники отправились восвояси, а мы с парнями на местном транспорте, с курящими женщинами под боком и их детьми у себя на коленях, добрались до Восилимо и обосновались в туристической хижине.



Такова диспозиция. (А вот и я, собственной персоной). Но без промедления отправляемся завтракать к семье, содержащей туристические хижины. К слову, путешествие по нищему Папуа – самое дорогое удовольствие из испытанных мной на пути из Индии. Самая дешевая и совершенно отвратительная комната здесь обходится в 20 долларов, а чтобы попасть из одной деревни в другую, нужно неделю топать по джунглям или брать самолет. Но здесь мы скосили цену втрое, договорившись платить за хижину 10 долларов и еще по 5 за двухразовое домашнее питание.



Вот и замечательная семья из народа дани. Не имея представление об английском, эти люди так лаконично изъясняются жестами, что можно вполне не браться за изучение индонезийского. При встрече смелые мужчины трясут руку, а пугливые женщины и дети сперва глядят исподлобья, но поняв, что белый мистер не планирует похищать и насиловать их, улыбаются и еще пару километров семенят следом, меля чепуху на своем наречии. Но о нравах дани я расскажу отдельно, пока же завтрак в хижине – и на фестиваль.



А нет ничего проще завтрака у народа дани. Это только батат, то есть местная огромная, рассыпчатая и сладкая картошка. Больше ничего. Хозяйка, по которой ползают детишки с картофелинами, еще спрашивает, нет ли у нас «шугара», чтобы добавить в кипяченую воду, и отправляет в путь.



Топот сзади, и мы впервые видим «враждебных аборигенов», напугавших первооткрывателей острова – голландцев.



С воем и свистом к полигону подъезжают самосвалы, полные вооруженных аборигенов. Они спрыгивают на землю и сейчас же начинают раздеваться и хулиганить.









В пропорции 1 к 1 самосвалы подвозят индонезийских солдат. Кругом расставлены полицейские спецназовцы с М-16 и поясами гранат, как у революционных матросов в 1917 году. Папуасы уже пытались провозгласить независимость (это завершилось убийством их предводителя), но фестиваль и собрание всех мужчин племени при оружии и в боевой окраске – прекрасный повод для восстания! Ухо востро – и за папуасами на полигон.







Вождь, выделяющийся белым посохом и котеко (то самое, что они надевают на причинное место) выше головы, обсуждает план действа с организаторами. Тем временем старики занимают центр поля (километра полтора в длину и около 500 метров в ширину) вокруг столба пыток. Молодые войны разделяются на группы по «деревенскому принципу» и заводят воинственные песнопения и танцы.





Находятся и самые лукавые, позирующие для фотографов в сторонке и собирающие дань папиросами. Курение дешевого табака и жевание здешнего легкого наркотика «пенала» – два главных удовольствия в долине Бальем. Индонезийцы запрещают завозить сюда алкоголь, так как от самых микроскопических его доз аборигены дуреют невероятно. Все же данийцы научились производить кое-какое пойло из батата и по вечерам молодежь может русскому туристу напомнить родимых гопников. Однако на фестивале утро, и небо безоблачно.





Вождь дает приказ, и деревенские отряды во главе с войнами, в сопровождении стариков и женщин, бросаются с улюлюканьем на общее построение.











На трибунах собралось несколько десятков фотографов со всего мира, такое же число индонезийских бонз, а со всей округи стянулись представители народа дани. Но о некоторых особенностях папуасского праздника позднее, пока же высокие гости произносят краткие приветственные речи, а женщины и мужчины на периферии фестиваля измазываются глиной, наносят родовые узоры белой краской и бросаются в пляс.













С этим совершенно прекрасным вождем одной из центральных деревень округи я не мог не сфотографироваться. Обратите внимание на его модернизированный котеко! В его село уже проникла цивилизация: он имеет резиновые сапоги, а также сумел насобирать кой-какого мусора для украшения национального наряда. И солнечные очки! Еще сзади висят диск от болгарки и наушники от плеера. И все это, конечно, гротеск, но он вполне отражает папуасскую повседневность.



Вот и картина того, что такое папуас в папуасии. VIP-трибуна – а под ней собственно народ. Здешние организаторы-полицаи беспощадно гоняют запуганных людей палками, а цена на билет в 25 долларов оставляет их за гранью праздника жизни. Но они пробираются!



К слову, билеты эти существуют только в воображении полицаев и их папуасских жертв. Ни один здравомыслящий белый турист никогда не купит его – просто потому что ни один полицай никогда не осмелится спросить у белого человека билет. На Папуа громадная пропасть между белым и кучерявым (это не оскорбление а перевод слова «папуас»), как в михалковской «Неоконченной пьесе для механического пианино», «чумазый» знает свое место. Индонезийцы с Явы к европейцам относятся с той же долей почтения, разве у них меньше страха и они пытаются понравиться белому мистеру, всячески изъявляя доброжелательность и оказывая мелкие услуги. Словом, чувствуешь себя человеком (уже привычный к разного рода возмущенным возгласам, поясняю, что это сарказм).



На деле такое отношение развращает многих и, как следствие вот такие вот картины. Мне неприятно – я всегда стараюсь делать фото издалека, незаметно, быстро. Вертеть же моделей, тем более голых и напуганных, и осыпать их щелканьем затворов и вспышками… в общем, вы видите сами.



Однако и здешних краев достиг прогресс!



Пока на полигоне пляшут и точат копья, поодаль раскинулся папуасский бедлам. Торгуют безвкусными мандаринами за 2 доллара 10 штук, наркотическим пеналом, от которого зубы папуасов становятся алыми, рисом и питьевой водой втридорога.







В ближайшем к полигону дворе пекут свинью. Это традиционный папуасский рецепт (если кто окажется в долине Бальем, то сможет за 100 долларов в любой деревне наблюдать этот процесс и вкушать его плоды). Тушу свинки сперва обжаривают на открытом огне, после кладут на раскаленные камни и накрывают сверху душистыми травами и сеном. Спустя час – пожалуйте к столу.





Тем и отобедали мы на фестивале, а к мягкой и ароматной свинине папуасы поднесли свой излюбленный батат.



Но обратно на полигон. Солнце уже в зените, и здесь начались поросячьи бега. Свинки в долине Бальем, что собаки: знают своих хозяек, ходят за ними хвостиком, а тут еще и бегают наперегонки.



Впрочем, уж свинья-то свою грязь всегда найдет.



Хватит уже этих детских забав – время начинать военную потеху. Первыми класс показывают индонезийские солдаты – они умеют улюлюкать, прыгать, измазанными грязью, но вот надеть котеко им слабо. Поэтому все ждут воинственных данийцев.



А те все пляшут!



Три народа живут в долине Бальем: дани, лани, яли. Индонезийцы разделили долину что-то на 40 районов. Но еще 20 лет тому назад эта долина, открытая в 1930-х, жила по законам каменного века и делилась на сотни деревень. Окончание последней войны между деревнями совпало с распадом СССР. Воевали же люди из-за земли (как и во все века), из-за свиней (что-то вроде нефти в обществе каменного века) и женщин (это еще в «Илиаде» слепой Гомер изобразил).



Но что то за женщины! Как можно за них не воевать!



Между тем, прошел слух, что злодеи из деревни Ики ограбили картофельное поле рода Ибеле. Боевой клич несется по полю, и мужчины принимаются за работу.

















Жертва войны и плач Ярославны. Все это было так, и не только здесь. И я смотрю на такое и не понимаю, в чем отличие войны деревень с копьями на перевес за картофельное поле, от вторжения какого-нибудь 5-ого флота США в Ормузский пролив. Масштаб идиотизма разный, наверное?



Все новые и новые трагические события происходят в жизни народа дани: вот, похитили невесту у юного Йала, вот угнали свиней, и вот все новые и новые деревни схлестываются в сражениях. Искать порядок и стройность на папуасском фестивале – пустое дело. Все несутся во все стороны, все вопят и получают удовольствие. Самая точная передача образа жизни этих людей.





Эти люди изображают сражение со всей реалистичностью, и дело не только в движениях, а больше даже в их эмоциях. Уверен, им трудно себя удерживать, чтобы не пустить стрелу в лоб проклятому соседу. Я уже повидал этих же людей в городской обстановке – и там они кургузые, грязные, нелепые. Их вырвали из натуральной жизни, а им бы копать батат палкой и швырять копья. Здесь они в своей стихии.









Два или три часа к ряду отряды деревень с различной окраской и разным оружием сменяют друг друга на поле боя. Разыгрываются разные поводы к схваткам, но в основе всегда одно – находится некий человек, позарившийся на чужое и убедивший соплеменников пойти за собой. Такого злодея ждет наказание, а воинов – горячее дело.





Под вечер на поле снова пляски, а утомленные аборигены грустно сидят по сторонам. Еще два дня фестиваля, на которые приедут новые деревни и будут новые танцы и новая боевая раскраска, а после снова в 21-й век. Больше не нужно уметь метать копье и разводить огонь трением, а стучать пальцами по клавиатуре они не умеют и научатся не скоро…









Отвоевавшихся папуасов развозят самосвалы, мы же, бездельные туристы, на подкашивающихся от усталости ногах плетемся к хижине.



На полигоне познакомился с Сашей, родом откуда-то с западной Украины. Уже год как он странствует по Азии, забираясь так глубоко, как только несут ноги. Вот и в Папуа собирается идти месяц вглубь острова, чтобы придти куда-то, где когда-то был аэродром, а значит может быть самолет.



Но в хижине ужин. На этот раз вареный рис и морковка. Объедение! Саша приготовил чаю, с «шугаром», и нет ничего приятнее, чем лежать на сене у костра и слушать незнакомый папуасский язык. А они смеются наперебой, возятся с детьми, болтают, и здесь у них снова свой собственный каменный век.



Вот и все – пора спать.