Восстановление «Советского Союза»

Ледоќол «Сов́етский Со́юз» — российский атомный ледокол класса «Арктика», построенный на Балтийском заводе в Санкт-Петербурге. Спущен на воду 31 октября 1986 года, введён в эксплуатацию в 1989 году. Входит в состав и используется Мурманским пароходством.

Ледокол спроектирован таким образом, чтобы за короткое время его можно было дооборудовать в боевой корабль. Часть такого оборудования находится в законсервированном состоянии на борту, часть — на береговых складах. В частности, на баке перед рубкой установлена РЛС управления огнём съёмной артиллерийской установки МР-123.

В 1991, 1992, 1997 и 1998 годах «Советский Союз» служил для арктического туризма. Во время трансполярного круиза в период с 27 июля по 16 августа 1991 года с его борта было установлено на дрейфующий лед 5 автоматических метеорологических ледовых станций (№ 20,21,23,18,26), и один американский метеорологический буй № I.D.7058. Методы установки — переноска станций с борта ледокола на выбранную льдину или доставка станций к дрейфующей льдине вертолётом ледокола.

Во время трансполярного круиза в 1992 году под командованием капитана атомохода «Советский Союз» Горшковского А. Г. на стоянке в точке Северного Полюса 23 августа 1992 года на флагштоке судна были подняты Андреевский флаг и флаг города Санкт-Петербурга в честь русских мореплавателей и корабелов «Балтийского завода» города Санкт-Петербурга. Подъём флагов осуществил пассажирский помощник капитана Румянцев Н. Н.

В марте 2002 года во время стоянки ледокола у причала в Мурманске впервые в практике его энергетическая установка была использована для электроснабжения береговых объектов. При этоммощность установки достигала 50 мегаватт. Эксперимент прошёл успешно, но был признан нерентабельным.

В 2004 году он был одним из трёх ледоколов, участвовавших в исследованиях влияния глобального потепления в Арктике.

Срок службы ледокола установлен в 25 лет. В 2007—2008 годах Балтийский завод поставил для ледокола «Советский Союз» оборудование, которое позволяет продлить срок эксплуатации судна.

В настоящее время (2012 год) ледокол, стоящий у причала Росатомфлота уже пятый год планируется к восстановленнию, но только после того, как будет определён конкретный заказчик или пока не будет увеличен транзит по Севморпути, и не появятся новые участки работ.



вот что писала газета «Арктическая звезда», август, 2008 г.:

Любой член экипажа атомных ледоколов, принимавший участие в рейсах на Северный полюс с иностранными туристами на борту, наверняка может вспомнить немало забавных и интересных историй об этих путешествиях.
Одну из них, детективную, я вам сейчас расскажу.

Летом 1992 года атомный ледокол Советский союз» открыл свой второй сезон работы в качестве круизного лайнера. Около сотни пассажиров из семи различных стран во все глаза рассматривали не только Арктику, но и ледокол с его экипажем, а мы, в свою очередь, с интересом поглядывали на туристов и обслуживающий персонал из числа иностранцев.
На Северный полюс отправилась, в основном, пожилая публика. Одному из дряхлых дедков стало плохо еще в Мурманске, да так, что пришлось везти в больницу, а оттуда домой. Был на борту и очень юный турист из США лет тринадцати отроду. Его с собой взяла бабушка, самая обыкновенная на вид, каких у нас тоже много. Только российские бабушки обычно возят внуков в деревню, а эта бабушка -на Северный полюс.
Парнишка ощущал себя настоящим покорителем суровой Арктики, жюльверновским капитаном Гаттерасом. Лишь одна деталь приносила ему огорчение. Путешествовать в одной каюте с бабушкой — это так не романтично. Что прикажете делать, если нет свободных кают? Члены экипажа тоже ведь жили в тесноте, не выше палубы бака, освободив штатные каюты иностранцам.
И вот решил юный герой вместе со своими вещами сбежать из-под бабушкиного крыла в шахматный салон и там продолжить путешествие. В шахматном салоне были диван, кресла, стол. Только двери, к сожалению, не было.
Потеряв любимого внука, бабушка забила тревогу. Пассажирский помощник легко нашел беглеца и убедил его возвратиться на положенное место.
Вечером того же дня меня вызвал капитан ледокола Анатолий Григорьевич Горшковский. Он выглядел чем-то обеспокоенным.
— Алексей Аркадьевич, — сказал капитан. — На судне случилась неприятность. У американского паренька пропала видеокамера. Он ее, оболтус, оставил без присмотра в шахматном салоне, а потом не нашел. Сами понимаете, брошена тень на наш экипаж. Вы спецсвязист, офицер запаса спецслужбы, вам и карты в руки. Я вас прошу отыскать пропажу и вернуть ее владельцу.
Любой моряк знает, что просьба капитана — это приказ, а не выполнить приказ капитана -это уже выговор. Изобразив на лице энтузиазм и поправив вечно спадавшие с носа очки, я бросился проводить расследование, решив начать с опроса возможных свидетелей. Таковых, к сожалению, не оказалось. Беседа с пострадавшим и осмотр шахматного салона к положительным результатам тоже не привели.
Честно говоря, моя специальность не предусматривает серьезные знания навыков оперативной работы, а чтением детективов я никогда не увлекался. Одни сутки рейса сменялись другими, но мое расследование топталось на месте. От добровольных помощников и советчиков пользы не было вообще.
Ледокол успешно достиг полюса. Накрапывал дождик, температура воздуха + 2 градуса по Цельсию. Началась обычная программа с установкой флагов, хороводом вокруг воображаемой земной оси, жареными сосисками и купанием в проруби.



Впрочем, была в этот раз изюминка: «Советский Союз» привез и выгрузил на лед Северного полюса автомобиль «Москвич-2141». Хотите — верьте, а хотите — нет, таким необычным шагом руководство АЗЛК хотело продвинуть свою продукцию на Запад. Хотя это чудо российского автопрома наотрез оказалось заводиться, на импровизированном аукционе его продали за 12 тысяч долларов владельцу сети автозаправок из США, а позднее благополучно доставили счастливому покупателю на родину. Таким образом, был установлен исторический максимум цены за «Москвич-2141».
Увы, американский парнишка не смог запечатлеть на пленку такие яркие события в своей жизни. Глядя на него, я чувствовал себя виноватым. Ох, как не просто оказаться Холмсом, Пуаро и Анискиным в одном флаконе на бескрайних просторах Северного Ледовитого океана!
Праздник закончился, люди убрали за собой мусор и поднялись на борт, а ледокол отправился в обратный путь. После этого прошло чуть более суток, и капитан вызвал меня к себе. «Наверное, хочет услышать доклад о ходе расследования, -подумал я». Но Анатолий Григорьевич без расспросов сказал следующее:
— Сегодня около трех часов ночи вахтенный помощник увидел, как за борт кто-то выкинул пластиковый черный мешок с мусором. Вполне возможно, что обеспокоенный расследованием вор решил таким образом избавиться от видеокамеры.
— Очень может быть, — согласился я. — Конечно, на судне реально спрятать вещь так, что ее тяжело будет найти. Однако вынести украденное в Мурманске для вора окажется сложным делом. Мы ведь начеку.
— Так вот, я попрошу вас слетать на вертолете за этим самым мешком и проверить, есть в нем камера или нет. Да, заодно сфотографируйте ледокол с воздуха, хорошо?
Через полчаса со спасательным жилетом под мышкой и фотоаппаратом «Зенит-Е» на шее, я спешил на вертолетную площадку. Капитан разрешил взять с собой в полет гидролога Бориса Пащенко — настоящего аса ледовой разведки. Когда я запрыгнул в вертолет Ка-32, то обнаружил, что единственные свободные шлемофоны уже надел гидролог, присаживаясь на штатное место штурмана. Я плюхнулся на жесткую боковую скамейку и мы, не мешкая, сразу взлетели.
В отличие от старого доброго вертолета Ми-2, напевающего в полете пассажирам характерную свистящую песню, Ка-32 обрушил на мою бедную голову басовитый тракторный грохот. На вертолетах по служебным делам мне приходилось летать часто, но на короткие расстояния. В этот раз полет явно затягивался.
Командир с гидрологом внимательно осматривали лед, за их спинами о чем-то своем размышлял бортмеханик, изредка бросая взгляд на приборную доску. Мы с временно безработным штурманом сидели друг напротив друга на узких скамейках и скучали.



Штурману со шлемофоном было хорошо, а я все ждал, когда мои уши привыкнут к грохоту работающих движков. Человек, ведь, такая тварь, что ко всему привыкает. Кабина у Ка-32 маленькая и неудобная, с подволока некрасиво свисает кожух редуктора, через боковые иллюминаторы видно мало чего.
Минут через сорок глазастый гидролог сумел обнаружить загадочный мешок. Я был готов к десантированию: снял громоздкую куртку и фотоаппарат, надев спасательный жилет прямо на свитер. Заботливый штурман дал мне в руки багор и открыл дверь. Вертолет завис над ледяным полем, едва касаясь его шасси. Полностью садиться на лед тяжелой машине было опасно.
Спрыгнув вниз, я начал осторожно подбираться к мешку, чернеющему у края большого разводья. Вертолет отлетел в сторону, чтобы не создавать мне винтами рукотворную пургу. Ноги проваливались в снег почти до колен, дорогу впереди себя я прощупывал багром, дабы не угодить в скрытую трещину. Осторожно дотянувшись до мешка, я схватил его мертвой хваткой и по своим следам стал быстро уходить от неприятного разводья.
Вертолет снова пошел на снижение. Захотелось мне сдуру в этот момент на него посмотреть, задрав вверх голову. И что вы думаете, ураган от мощных винтов хулигански смахнул с лица мои очки прямо в снег! Определенно, из очкариков десантники получаются никудышные.
Из открытой двери вертолета меня торопили штурман с бортмехаником, а я на четвереньках искал свои очки. Каким-то чудом окуляры все-таки нашлись.
— С возвращением, «Дед Мороз»! — со смехом похлопал мое плечо штурман уже в кабине вертолета. Дед Мороз — это из-за моего огромного пластикового мешка и снега, которым щедро осыпали меня с ног до головы вертолетные винты.
Ка-32 взял курс прямиком на «Советский Союз». По пути мы снизились над одной из цепочек торосов и зависли, вглядываясь вниз: сначала гидрологу, а потом и всем остальным, причудливо торчащие льдины-ропаки показались очень похожими на неизвестный разбившийся самолет. А вдруг мы наконец-то обнаружили пропавший Н-209 Сигизмунда Леваневского? Увы, это оказалось игрой природы и ничем более.
Действительно, человек привыкает ко всему. Во время полета обратно я задремал, перестав обращать внимание на оглушающий грохот. Потом чувствую, меня трясет штурман. Открываю глаза и вижу: он меня толкает к открытой двери, а вертолет еще летит. Ничего со сна не понимаю. Может, штурман сошел с ума?

— Ты ведь хотел «Союз» с воздуха фотографировать, давай, двигайся ближе к двери, я тебя подстрахую! — крикнул он, опоясывая меня специальным ремнем.
Если честно, то я совсем забыл про фотоаппарат. Удалось сделать несколько прекрасных снимков, как мне тогда казалось. Сверкая красной надстройкой, красавец атомный ледокол как раз находился под вертолетом.
После посадки меня ждало глубокое разочарование. Во-первых, в доставленном мешке оказались одни пищевые отходы и пластиковая посуда. Во-вторых, ни одна из фотографий ледокола не получилась. Виной тому послужила некачественная пленка «Свема», которую я купил с рук перед отходом в рейс. Времена-то были всеобщего дефицита, 1992 год, между прочим.
И все-таки, у данной детективной истории оказался благополучный финал.
Честь нашего экипажа оказалась не запятнанной. Видеокамера «всплыла» у одного из членов иностранного обслуживающего персонала, буквально через пару дней, после возвращения в Мурманск. Находку сразу отправили счастливому владельцу.
Вспоминая описанные выше события более чем пятнадцатилетней давности, я на всякий случай поучаю молодых моряков: «Российские ледокольщики никогда не оставляют в Арктике мусора. Когда один ротозей однажды уронил-таки мешок с отходами за борт, нам пришлось слетать на вертолете обратно и все за ним убрать».