«Крестовый поход» США против «Империи Тьмы» – России – в начале ХХ века
Идея приобщить Россию к христианству и избавить её от Тьмы, невежества и природного зла возникла в США ещё в конце XIX века. Русские представали в образе негров американского юга, а наша правящая верхушка – как слуги Сатаны. Эта эсхатология сохранилась и до наших дней.
Антисоветизм и научная русофобия американского истеблишмента имеет глубокие исторические корни. Нынешняя российская пропаганда, обличая США, не учитывает такого факта, что взгляд американцев на нашу страну носит эсхатологический характер, и пропитан неопротестантской идеологией. Чтобы понять такое отношение Америки к России, необходимо взглянуть на истоки их религиозной и научной русофобии.
Уже в конце XIX века два образа обрели особый смысл в американских репрезентациях России, свидетельствуя о метаморфозах ее восприятия. Демонический: Россия – «Империя Тьмы», «Страна-Тюрьма», где существует варварский, деспотический режим, препятствующий прогрессивному развитию. И романтический: Россия – страна, народ которой хочет и может быть реформирован по западному образцу, ожидает от американцев помощи в своей борьбе за либерализацию политического строя против ретроградного ксе-нофобствующего правительства. Их конструирование стало не только рефлексией на события, происходившие в России, но и диктовалось изменениями, происходившими в самих США, то есть «внутренней повесткой дня».
Американское общество переживало сложный период переосмысления «Себя» и собственного места в мире. Развитие большого бизнеса и «социальные издержки» индустриализации подрывали веру в американскую мечту. Толпы иммигрантов «нетевтонского происхождения» вызывали беспокойство своей бедностью, принадлежностью к иной культуре и чуждыми политическими традициями, бросая вызов национальной идентичности. Падение интереса к вопросам веры и деморализующий материализм создавали угрозу фундаментальным основам американского образа жизни. Сегрегация афроамериканцев и суд Линча, «захлопнутые двери» для китайских иммигрантов и резервации для индейцев дискредитировали право США на распространение демократических идеалов во всем мире.
В этих условиях формировалась «новая мессианская идея», связанная с видением перспектив модернизации России и особой роли США в её обновлении, призванная укрепить веру американцев в особое предназначение в период кризиса и разочарований.
«Крестовый поход» за создание Свободной России развернулся в США в конце 1880-х благодаря инициативам русских политэмигрантов, лекциям и публикациям Дж. Кеннана, который представил Западу наглядную характеристику карательной политики самодержавия и вестернизировал образ русских революционеров, деятельности американских Друзей русской свободы и многочисленным публикациям в прессе. Прологом этого своеобразного движения за продвижение демократии в Россию стали выступления более ранних оппонентов царизма, таких как Дж. Армстронг, но, главное, масштабная кампания протеста, организованная представителями иудейской и христианской части американского общества в ответ на еврейские погромы начала 1880-х в Российской империи.
С этого момента критика политики антисемитизма превратилась в важный механизм демонизации представлений о России и поддержания мессианских настроений в США. В ходе многочисленных митингов и уличных манифестаций, на страницах газет и журналов, в петициях, направляемых в Сенат и Конгресс, стала формироваться риторика, способствовавшая возникновению (пока на общественном уровне) идеи «гуманитарной интервенции» и конструированию образа России – «страны Средневековья, варварства и восточного деспотизма», уподоблявшейся Османской империи. Аргументация выстраивалась на основе идеалистических и мессианских установок, однако не была лишена прагматических соображений, так как следствием дискриминации русских евреев стала их массовая эмиграции за океан.
Первая волна «крестового похода» пришлась на конец 1880-х – начало 1890-х. Она достигла пика в период борьбы против ратификации русско-американской конвенции о взаимной выдаче преступников 1887 года, а также обострения «еврейского вопроса» во всех тр`х его составляющих: гражданско-правовой, иммиграционной и «паспортной».
В итоге анализ отношений между двумя странами начал выстраиваться с использованием оппозиций «Свет-Тьма», «Цивилизация-Варварство», «Свобода-Рабство», «Прогресс-Регресс». Именно в это время в Нью-Йорке на углу 23 улицы и 5 авеню среди огромных рекламных надписей появилась и такая: «Цивилизация должна заявить протест против жестокостей, происходящих в России».
В 1891 году в Российскую империю отправились представители американской иммиграционной комиссии, сформированной президентом Б. Гаррисоном, для выяснения причин переселенческого движения из стран Восточной Европы. Вернувшись в США, комиссионеры Дж. Вебер и У Кемпстер активно включились в начавшийся «крестовый поход», выступая в качестве авторитетных экспертов по «русскому вопросу». В описании Кемпстера, который, по его собственному признанию, подобно Дж. Кеннану пережил обращение в «антицаристскую веру», Россия представала страной, где существовала одна из самых варварских практик по отношению к инаковерующим.
А Дж. Вебер, живописуя увиденный им «карнавал гонений, грабежа и террора», постоянно апеллировал к чувству гордости американцев за свою страну, проводя сравнения между империей деспотизма и произвола, не достойной считаться ни цивилизованной, ни христианской, и республикой свободы, равенства и демократии. Он призывал соотечественников к самому громкому протесту, а в случае необходимости предлагал отозвать дипломатического представителя из С.-Петербурга, дабы не иметь ничего общего с режимом «дикости и варварства».
Важной стратегией, использованной в ходе начавшегося в «крестового похода», стало сравнение Российской империи с рабовладельческим Югом США. Этот риторический приём был интегрирован в американский общественно-политический дискурс не американцами, а русскими революционерами-народниками в 1881 году, затем уже подхвачен сенатором легислатуры штата Индиана У Фульком в его книге «Славянин или сакс» (1887 год) и тиражирован на страницах американской прессы сразу же после подписания конвенции о взаимной выдаче преступников, но в особенности в период борьбы против ратификации этого «международного договора о беглых рабах».
Русские народники уподоблялись аболиционистам и ассоциировались с поколением Джона Брауна. Книга Кеннана получила название « «Хижина Дяди Тома» сибирской ссылки», её автор сравнивал русских революционерок, просвещавших крестьян в глухих деревнях, с американками, преподававшими в негритянских школах Юга в период Реконструкции. А в своем обращении к читателям в последнем номере американского издания «Free Russia» Ф.В.Волховский от имени редколлегии открыто заявлял: «В нашем представлении существовали прямые и самые тесные аналогии между агитацией за отмену рабства в США и движением за создание свободных политических институтов для политических рабов России».
Так события в России начинали осмысливаться посредством дихотомии «Свобода-Рабство», а её народ, порабощенный деспотизмом, превращался в объект глобальной миссии США.
Сравнение русских крестьян с афроамериканцами не только свидетельствовало об определенном налёте расизма, характерном для взглядов «крестоносцев», но и отражало их сомнения в способности «тёмного люда» Российской империи к быстрой модернизации. Тем, кто в США мечтал о её скором переустройстве по западному образцу, кто конструировал образ «России-способного ученика» приходилось преодолевать свои опасения по поводу достаточной просвещенности русского народа и его подготовленности к самоуправлению, ощущение отсталости славян, которое вписывалось в поздневикторианское видение иерархии рас.
В этом им неизменно помогали русские политические визитеры: Гартман и С.М.Степняк-Кравчинский – в конце XIX века, П.Н.Милюков, А.Ф. Аладьин, Н.В. Чайковский – в начале XX века. Они приезжали в США с целью убедить американцев в том, что русский народ готов совершить «революцию 1776 года» и ожидает помощи в своей борьбе за свободу из-за океана.
Представления о России, получившие распространение в ходе первого «крестового похода» за её демократизацию нашли своё выражение и в художественной литературе.
В 1892 году в США выходит литературная фантазия – роман-утопия «Золотая бутылка». Автор книги Игнатиус Доннели, общественный и политический деятель, участник фермерского движения «Грейнджеров» и один из создателей Популистской партии, к тому времени получил известность благодаря романам «Атлантис», «Великая криптограмма», но прежде всего «Колонна Цезаря», в котором он рисовал картину крушения капиталистической цивилизации. Главный герой его нового произведения Эфрайн Бенезет, бедный фермер из Канзаса, получает в подарок от неведомого посланца бутылку с чудо-элексиром, способным превращать любое вещество в золото. В одночасье он становится богатым и решает осчастливить не только своих сограждан, проводя в жизнь требования популистов, но и весь мир. Последняя часть романа посвящена описанию «освободительной миссии» Америки. Став президентом от Популистской партии, Бенезет в своей инаугурационной речи рассуждает об особом предназначении США в распространении «теории революции 1776 года на всех континентах и островах», об обязанности американцев прокричать на весь мир: «Лучше умереть, сражаясь, чем жить рабами». Он создал армию, намереваясь нести Свет Свободы в порабощённую Европу, и вместе со своей женой возглавил «крестовый поход» против деспотизма. Войско Бенезета освободило ирландцев, немцев, народы Австрийской империи, испанцев и итальянцев, которые влились в Соединённую Республику Европы.
Однако решающее сражение многонациональной армии «крестоносцев» во главе с американскими генералами предстояло дать в России – бастионе фанатизма, невежества и несправедливости. «Армагеддон» – так названа эта глава, поскольку именно Российская империя стала полем решающей битвы между силами Добра и Зла, Света и Тьмы, Свободы и Деспотизма.
Русская армия сражалась с отчаянием обречённого, и американцам было больно наблюдать за тем, как «тёмный и суеверный люд» героически умирал за Царя и Веру, защищая собственное рабство. На помощь Бенезету пришли нигилисты. Вопреки его возражениям они подготовили покушение на самодержца всероссийского, так как иного выхода в условиях отсутствия свободы слова и петиций, избирательного права и представительного правления, господства церкви и всевластия духовенства, удерживающего крестьянство в состоянии невежества, не существовало.
После цареубийства солдаты стали сдаваться на милость победителя, и воинству Бенезета удалось осуществить то, что не смогла сделать армия Наполеона. Установив мир, президент США обратился к русскому народу с прокламацией, возвестив начало эры просвещения в России, и поручил своим сподвижникам из числа «крестоносцев» не только обучить русских грамоте, но и преподать им уроки пользования свободой по-американски.
Эта книга является прекрасной иллюстрацией бытовавших в американском обществе представлений об отсталости русских, сопрягавшихся с «новой мессианской идеей», с осознанием особой ответственности за проведение реформ в России как важной составляющей глобальной миссии Америки по демократизации мира.
Дополнительный импульс мессианские порывы американцев и их религиозный энтузиазм получили во время филантропического движения 1891-1892 годов, организованного для оказания помощи голодающим в России. Его вдохновитель Эдгар апеллировал к чувству национальной гордости своих сограждан, которые получали возможность стать участниками беспрецедентной в истории международных отношений гуманитарной акции. Россия оказывалась получательницей благ Америки, готовой, как можно быстрее, протянуть руку помощи голодающим крестьянам, пока русские деревни не превратились в сплошной погост.
Поддержанию мессианских настроений в американском обществе на рубеже XIX-XX веков способствовала идейная программа Третьего Великого пробуждения, нацеленная на вселенский крестовый поход по американизации мира. Именно тогда в Россию устремились первые миссионеры-протестанты.
Журналист и редактор «Free Russia» Э.Нобль и сенатор Фульк, также как до них журналист Дж. Бьюэл и священник методистской церкви Дж.Бакли, вдохновлялись идеей религиозной реформы и писали о необходимости приобщения русского народа к протестантскому рационализму с целью ускорить движение по пути прогресса.
Импульсом для всплеска новой «крестоносной» эйфории в США стала мощная кампания протеста в ответ на Кишиневский погром 1903 года. Именно тогда возродилось Общество американских друзей русской свободы, получившее поддержку со стороны лидеров американо-еврейской общины, и произошла настоящая «варваризация» образа официальной России. Подобно Османской империи она была исключена из «клуба» цивилизованных держав, лишена права на цивилизаторскую миссию на Дальнем Востоке.
В итоге центром модернизации в регионе стала Япония, позиционируемая как «янки Востока» и защитница американских интересов. Прояпонская позиция в США, безусловно, не была единственной, но стала преобладающей по крайней мере до конца Русско-японской войны.
В начале революции крестоносный дух витал над Америкой, а русские оказались в одном ряду с кубинцами в мессианских планах журналистов и публицистов, либералов-реформаторов и протестантских священников. Важный вклад в закрепление мессианских настроений внесли образ статуи Свободы, «освещающей Россию»; Солнце Свободы, неизменно встающее из-за океана над «Империей Тьмы», чтобы разогнать тучи «Невежества», «Угнетения», «Политических убийств» и даровать свет «Мира», «Процветания», «Просвещения» русскому народу.
Появлялись и более сложные графические тексты, акцентирующие внимание на образе русского «Другого»: Дядя Сэм держит факел Свободы и Независимости над головой скованного цепями русского мужика, размышляющего над вопросом «Будет ли у него когда-нибудь такое феерическое 4 июля?»; Рузвельт, заваленный букетами и окруженный ликующим американским народом, празднует День Независимости под гром салюта и пение национального гимна, а рядом Николай II, заваленный бомбами и окруженный восставшим народом, с ужасом ждет своей гибели под гром японских пушек и проклятья революционеров, размахивающих красными флагами и кинжалами.
Что бы потом ни происходило в России, в американском сознании её образ был закреплён как страны Тьмы, правда, населённой не совсем безнадёжными людьми. И чем дальше шла история России, тем труднее, как понимали американцы, будет перевоспитать русского, христианизировать его и повернуть к Свету Белого человека. Однажды, видимо, такой труд будет сочтён в США уже невозможным.
Американское общество переживало сложный период переосмысления «Себя» и собственного места в мире. Развитие большого бизнеса и «социальные издержки» индустриализации подрывали веру в американскую мечту. Толпы иммигрантов «нетевтонского происхождения» вызывали беспокойство своей бедностью, принадлежностью к иной культуре и чуждыми политическими традициями, бросая вызов национальной идентичности. Падение интереса к вопросам веры и деморализующий материализм создавали угрозу фундаментальным основам американского образа жизни. Сегрегация афроамериканцев и суд Линча, «захлопнутые двери» для китайских иммигрантов и резервации для индейцев дискредитировали право США на распространение демократических идеалов во всем мире.
В этих условиях формировалась «новая мессианская идея», связанная с видением перспектив модернизации России и особой роли США в её обновлении, призванная укрепить веру американцев в особое предназначение в период кризиса и разочарований.
«Крестовый поход» за создание Свободной России развернулся в США в конце 1880-х благодаря инициативам русских политэмигрантов, лекциям и публикациям Дж. Кеннана, который представил Западу наглядную характеристику карательной политики самодержавия и вестернизировал образ русских революционеров, деятельности американских Друзей русской свободы и многочисленным публикациям в прессе. Прологом этого своеобразного движения за продвижение демократии в Россию стали выступления более ранних оппонентов царизма, таких как Дж. Армстронг, но, главное, масштабная кампания протеста, организованная представителями иудейской и христианской части американского общества в ответ на еврейские погромы начала 1880-х в Российской империи.
С этого момента критика политики антисемитизма превратилась в важный механизм демонизации представлений о России и поддержания мессианских настроений в США. В ходе многочисленных митингов и уличных манифестаций, на страницах газет и журналов, в петициях, направляемых в Сенат и Конгресс, стала формироваться риторика, способствовавшая возникновению (пока на общественном уровне) идеи «гуманитарной интервенции» и конструированию образа России – «страны Средневековья, варварства и восточного деспотизма», уподоблявшейся Османской империи. Аргументация выстраивалась на основе идеалистических и мессианских установок, однако не была лишена прагматических соображений, так как следствием дискриминации русских евреев стала их массовая эмиграции за океан.
Первая волна «крестового похода» пришлась на конец 1880-х – начало 1890-х. Она достигла пика в период борьбы против ратификации русско-американской конвенции о взаимной выдаче преступников 1887 года, а также обострения «еврейского вопроса» во всех тр`х его составляющих: гражданско-правовой, иммиграционной и «паспортной».
В итоге анализ отношений между двумя странами начал выстраиваться с использованием оппозиций «Свет-Тьма», «Цивилизация-Варварство», «Свобода-Рабство», «Прогресс-Регресс». Именно в это время в Нью-Йорке на углу 23 улицы и 5 авеню среди огромных рекламных надписей появилась и такая: «Цивилизация должна заявить протест против жестокостей, происходящих в России».
В 1891 году в Российскую империю отправились представители американской иммиграционной комиссии, сформированной президентом Б. Гаррисоном, для выяснения причин переселенческого движения из стран Восточной Европы. Вернувшись в США, комиссионеры Дж. Вебер и У Кемпстер активно включились в начавшийся «крестовый поход», выступая в качестве авторитетных экспертов по «русскому вопросу». В описании Кемпстера, который, по его собственному признанию, подобно Дж. Кеннану пережил обращение в «антицаристскую веру», Россия представала страной, где существовала одна из самых варварских практик по отношению к инаковерующим.
А Дж. Вебер, живописуя увиденный им «карнавал гонений, грабежа и террора», постоянно апеллировал к чувству гордости американцев за свою страну, проводя сравнения между империей деспотизма и произвола, не достойной считаться ни цивилизованной, ни христианской, и республикой свободы, равенства и демократии. Он призывал соотечественников к самому громкому протесту, а в случае необходимости предлагал отозвать дипломатического представителя из С.-Петербурга, дабы не иметь ничего общего с режимом «дикости и варварства».
Важной стратегией, использованной в ходе начавшегося в «крестового похода», стало сравнение Российской империи с рабовладельческим Югом США. Этот риторический приём был интегрирован в американский общественно-политический дискурс не американцами, а русскими революционерами-народниками в 1881 году, затем уже подхвачен сенатором легислатуры штата Индиана У Фульком в его книге «Славянин или сакс» (1887 год) и тиражирован на страницах американской прессы сразу же после подписания конвенции о взаимной выдаче преступников, но в особенности в период борьбы против ратификации этого «международного договора о беглых рабах».
Русские народники уподоблялись аболиционистам и ассоциировались с поколением Джона Брауна. Книга Кеннана получила название « «Хижина Дяди Тома» сибирской ссылки», её автор сравнивал русских революционерок, просвещавших крестьян в глухих деревнях, с американками, преподававшими в негритянских школах Юга в период Реконструкции. А в своем обращении к читателям в последнем номере американского издания «Free Russia» Ф.В.Волховский от имени редколлегии открыто заявлял: «В нашем представлении существовали прямые и самые тесные аналогии между агитацией за отмену рабства в США и движением за создание свободных политических институтов для политических рабов России».
Так события в России начинали осмысливаться посредством дихотомии «Свобода-Рабство», а её народ, порабощенный деспотизмом, превращался в объект глобальной миссии США.
Сравнение русских крестьян с афроамериканцами не только свидетельствовало об определенном налёте расизма, характерном для взглядов «крестоносцев», но и отражало их сомнения в способности «тёмного люда» Российской империи к быстрой модернизации. Тем, кто в США мечтал о её скором переустройстве по западному образцу, кто конструировал образ «России-способного ученика» приходилось преодолевать свои опасения по поводу достаточной просвещенности русского народа и его подготовленности к самоуправлению, ощущение отсталости славян, которое вписывалось в поздневикторианское видение иерархии рас.
В этом им неизменно помогали русские политические визитеры: Гартман и С.М.Степняк-Кравчинский – в конце XIX века, П.Н.Милюков, А.Ф. Аладьин, Н.В. Чайковский – в начале XX века. Они приезжали в США с целью убедить американцев в том, что русский народ готов совершить «революцию 1776 года» и ожидает помощи в своей борьбе за свободу из-за океана.
Представления о России, получившие распространение в ходе первого «крестового похода» за её демократизацию нашли своё выражение и в художественной литературе.
В 1892 году в США выходит литературная фантазия – роман-утопия «Золотая бутылка». Автор книги Игнатиус Доннели, общественный и политический деятель, участник фермерского движения «Грейнджеров» и один из создателей Популистской партии, к тому времени получил известность благодаря романам «Атлантис», «Великая криптограмма», но прежде всего «Колонна Цезаря», в котором он рисовал картину крушения капиталистической цивилизации. Главный герой его нового произведения Эфрайн Бенезет, бедный фермер из Канзаса, получает в подарок от неведомого посланца бутылку с чудо-элексиром, способным превращать любое вещество в золото. В одночасье он становится богатым и решает осчастливить не только своих сограждан, проводя в жизнь требования популистов, но и весь мир. Последняя часть романа посвящена описанию «освободительной миссии» Америки. Став президентом от Популистской партии, Бенезет в своей инаугурационной речи рассуждает об особом предназначении США в распространении «теории революции 1776 года на всех континентах и островах», об обязанности американцев прокричать на весь мир: «Лучше умереть, сражаясь, чем жить рабами». Он создал армию, намереваясь нести Свет Свободы в порабощённую Европу, и вместе со своей женой возглавил «крестовый поход» против деспотизма. Войско Бенезета освободило ирландцев, немцев, народы Австрийской империи, испанцев и итальянцев, которые влились в Соединённую Республику Европы.
Однако решающее сражение многонациональной армии «крестоносцев» во главе с американскими генералами предстояло дать в России – бастионе фанатизма, невежества и несправедливости. «Армагеддон» – так названа эта глава, поскольку именно Российская империя стала полем решающей битвы между силами Добра и Зла, Света и Тьмы, Свободы и Деспотизма.
Русская армия сражалась с отчаянием обречённого, и американцам было больно наблюдать за тем, как «тёмный и суеверный люд» героически умирал за Царя и Веру, защищая собственное рабство. На помощь Бенезету пришли нигилисты. Вопреки его возражениям они подготовили покушение на самодержца всероссийского, так как иного выхода в условиях отсутствия свободы слова и петиций, избирательного права и представительного правления, господства церкви и всевластия духовенства, удерживающего крестьянство в состоянии невежества, не существовало.
После цареубийства солдаты стали сдаваться на милость победителя, и воинству Бенезета удалось осуществить то, что не смогла сделать армия Наполеона. Установив мир, президент США обратился к русскому народу с прокламацией, возвестив начало эры просвещения в России, и поручил своим сподвижникам из числа «крестоносцев» не только обучить русских грамоте, но и преподать им уроки пользования свободой по-американски.
Эта книга является прекрасной иллюстрацией бытовавших в американском обществе представлений об отсталости русских, сопрягавшихся с «новой мессианской идеей», с осознанием особой ответственности за проведение реформ в России как важной составляющей глобальной миссии Америки по демократизации мира.
Дополнительный импульс мессианские порывы американцев и их религиозный энтузиазм получили во время филантропического движения 1891-1892 годов, организованного для оказания помощи голодающим в России. Его вдохновитель Эдгар апеллировал к чувству национальной гордости своих сограждан, которые получали возможность стать участниками беспрецедентной в истории международных отношений гуманитарной акции. Россия оказывалась получательницей благ Америки, готовой, как можно быстрее, протянуть руку помощи голодающим крестьянам, пока русские деревни не превратились в сплошной погост.
Поддержанию мессианских настроений в американском обществе на рубеже XIX-XX веков способствовала идейная программа Третьего Великого пробуждения, нацеленная на вселенский крестовый поход по американизации мира. Именно тогда в Россию устремились первые миссионеры-протестанты.
Журналист и редактор «Free Russia» Э.Нобль и сенатор Фульк, также как до них журналист Дж. Бьюэл и священник методистской церкви Дж.Бакли, вдохновлялись идеей религиозной реформы и писали о необходимости приобщения русского народа к протестантскому рационализму с целью ускорить движение по пути прогресса.
Импульсом для всплеска новой «крестоносной» эйфории в США стала мощная кампания протеста в ответ на Кишиневский погром 1903 года. Именно тогда возродилось Общество американских друзей русской свободы, получившее поддержку со стороны лидеров американо-еврейской общины, и произошла настоящая «варваризация» образа официальной России. Подобно Османской империи она была исключена из «клуба» цивилизованных держав, лишена права на цивилизаторскую миссию на Дальнем Востоке.
В итоге центром модернизации в регионе стала Япония, позиционируемая как «янки Востока» и защитница американских интересов. Прояпонская позиция в США, безусловно, не была единственной, но стала преобладающей по крайней мере до конца Русско-японской войны.
В начале революции крестоносный дух витал над Америкой, а русские оказались в одном ряду с кубинцами в мессианских планах журналистов и публицистов, либералов-реформаторов и протестантских священников. Важный вклад в закрепление мессианских настроений внесли образ статуи Свободы, «освещающей Россию»; Солнце Свободы, неизменно встающее из-за океана над «Империей Тьмы», чтобы разогнать тучи «Невежества», «Угнетения», «Политических убийств» и даровать свет «Мира», «Процветания», «Просвещения» русскому народу.
Появлялись и более сложные графические тексты, акцентирующие внимание на образе русского «Другого»: Дядя Сэм держит факел Свободы и Независимости над головой скованного цепями русского мужика, размышляющего над вопросом «Будет ли у него когда-нибудь такое феерическое 4 июля?»; Рузвельт, заваленный букетами и окруженный ликующим американским народом, празднует День Независимости под гром салюта и пение национального гимна, а рядом Николай II, заваленный бомбами и окруженный восставшим народом, с ужасом ждет своей гибели под гром японских пушек и проклятья революционеров, размахивающих красными флагами и кинжалами.
Что бы потом ни происходило в России, в американском сознании её образ был закреплён как страны Тьмы, правда, населённой не совсем безнадёжными людьми. И чем дальше шла история России, тем труднее, как понимали американцы, будет перевоспитать русского, христианизировать его и повернуть к Свету Белого человека. Однажды, видимо, такой труд будет сочтён в США уже невозможным.
(Цитаты: В. Журавлёва, «Новый исторический вестник», 2008, №17)
Пожалуйста оцените статью и поделитесь своим мнением в комментариях — это очень важно для нас!
Комментарии6