Берет ли генетика верх над воспитанием?

Вопросом о том, что делает нас теми, кто мы есть, занимаются несколько областей науки. Являемся ли мы порождением среды или нас формируют гены? За наше поведение несет ответственность природа или воспитание? Вряд ли кто-то станет возражать, что это сочетание обоих факторов. В то же время ведутся ожесточенные споры о том, какой же из них преобладает.

Разногласия наиболее остро ощущаются на фоне политических вопросов. Традиционно «левые» считают определяющим фактором среду, потому что это тесно связано с понятием равенства. Неравенство, следовательно, объясняется не врожденными различиями, а социальными условиями.

«Правые» больше склоняются к концепции Дарвина, в которой различные социальные исходы диктуются разной степенью приспособленности к окружающей среде. Такое представление, в свою очередь, привело в прошлом к распространению евгеники (с обеих сторон) — путем селекции, стерилизации и, в случае нацистов, даже геноцида.

Все это бросило тень на генетические исследования человеческого поведения, особенно те, что фокусируются на различиях между группами населения.Труд Чарльза Мюррея и Ричарда Хернстайна «The Bell Curve», опубликованный в 1994 году, подлил масла в огонь своими противоречивыми заключениями о различиях среднего IQ у темнокожих и белых американцев.

Однако нашелся человек, который, не оспаривая данных, приведенных в этой книге, был категорически не согласен с выводами, на основе этих данных сделанными. Это был американский психолог и генетик Роберт Пломин. Этот человек считается первопроходцем в области так называемой «науки о наследственности». В своей книге «Светокопия: как ДНК делает нас теми, кто мы есть» («Blueprint: How DNA Makes Us Who We Are») Пломин рассматривает последние генетические исследования и делает некоторые провокационные выводы, но они относятся скорее к индивиду, нежели к популяции.

Пломин разделяет точку зрения многих ученых о том, что Фрейд пустил общество по ложному следу в вопросе о том, что определяет нас как личность. Ключ к индивидуальности лежит не в том, как вас воспитывали родители, а в генах, которые вы от них унаследовали.

Он считает, что наследственность ответственна за 50% психологических различий между нами, от характера до интеллектуальных способностей. Но вторая половина остается на откуп окружению. Как бы то ни было, исследования показывают, что большая часть из этой половины — непредсказуемые события, которые мы не в состоянии запланировать. А те условия среды, которые мы в силах изменить, так или иначе связаны с экспрессией генов.




Как пишет Пломин: «Теперь мы знаем, что генетические различия — основная причина различий психологических. Влияние среды тоже имеет значение, но последние исследования показывают, что в большинстве своем оно носит случайный характер: оно бессистемно и нестабильно. Это значит, что мы мало что можем с ним сделать».

Пломин ждал тридцать лет, чтобы написать эту книгу. Она отняла у него так много времени, потому что большая часть источников — это многолетние исследования близнецов. Но была и другая причина такой задержки. Это трусость. В течение долгого времени, по словам Пломина, изучать генетическое происхождение поведенческих различий и писать об этом в научных журналах было попросту опасно.

Я спросил, что он хотел этим сказать, когда мы встретились в его офисе в Центре социальной, генетической и эволюционной психиатрии, расположенном в Институте психиатрии, психологии и нейронауки в Королевском колледже. Пломин оказался высокого роста, с широкой грудью и крепким рукопожатием, но его прозрачные голубые глаза и тихий голос придавали ему вид эдакого нежного гиганта.

Пломин родом из Соединенных Штатов, где он работал в Институте поведенческой генетики в Университете Колорадо. Он объясняет, что за последние тридцать лет психология сильно изменилась.

«Статьи по генетике были на самом деле запрещены в 1970-х. Все считалось порождением среды. Даже причиной шизофрении человека считали поведение матери в первые годы его жизни. Сейчас это кажется смешным, но тогда сомнениям это не подвергалось. А упоминать наследственность было за гранью добра и зла».

В мире науки и психологии это больше не проблема. Но в других дисциплинах, например, в образовании, наследственность все еще корень зла. «За это, — говорит он, сияя, — меня десятки лет назад называли нацистом».

С каждым витком развития генетики, зародившейся полтора века назад, — открытием двойной спирали 65 лет назад, расшифровкой человеческого генома 15 лет назад — укрепляется мысль, что наука постепенно неумолимо приближается к тому, чтобы, подобно Прометею, получить в руки божественный огонь. Хотя всегда считалось, что наследственность определяет физиологию (хорошо это или плохо), камнем преткновения остается психология — поведение и характер.

Одно дело заявлять, что гены во многом определяют, как быстро мы бегаем, как высоко прыгаем и насколько подвержены, например, близорукости. И совсем другое — утверждать, что наследственность влияет на наш интеллект, способность к эмпатии и социализации. Нам хочется думать, что эти черты формируются под влиянием семейной и социальной среды, в которой нам посчастливилось родиться.

В конце концов, если ребенок любим родителями и растет в комфортной, безопасной обстановке, если его интеллектуально развивают, в то время как другой — беспризорник маргинального происхождения, вполне логично ожидать от первого бóльших успехов в школе и в жизни в целом. В основном так и получается, хотя Пломин уверен, что биологические факторы все-таки преобладают над социальными. «В этом примере мы снова сталкиваемся с наследственностью, а не условиями воспитания. А это большая разница».

Эта концепция сложна для понимания по нескольким причинам. Во-первых, все мы можем привести примеры, в которых окружающая среда будет иметь огромное влияние на результат. Например, если запереть ребенка в комнате и не учить читать или не давать доступа к книгам, тогда, очевидно, годам к тринадцати у него будут серьезные проблемы с обучаемостью.

Довод Пломина базируется на том, что в обществе с доступным образованием львиная доля различий в способностях к обучению обусловлена генетикой, а не обстановкой в семье или качеством школьного образования. «Эти факторы, — говорит он, — оказывают влияние, но гораздо меньшее, чем многие склонны считать».

Во-вторых, люди, как утверждает Пломин, зачастую путают групповые и индивидуальные различия или, другими словами, различия между средним и дисперсией. Например, средний рост жителя Северной Европы увеличился за последние двести лет более чем на 15 см. Это связано с изменениями окружающей среды. Однако разброс роста среди европейцев обусловлен наследственностью. То же касается и черт характера.

Причины групповых и индивидуальных различий не обязательно одни и те же. Поэтому уместно говорить о высокой наследуемости какой-либо черты, но в среднем различия между группами — этническими, гендерными, — могут быть полностью обусловлены средой, например, будучи следствием дискриминации. Путать средние и дисперсии — фундаментальная ошибка.

За относительно короткий срок существования науки о генетике возникло еще большее непонимание — является ли присутствие или отсутствие отдельных генов определяющим фактором, которым обусловлены болезни, отклонения, дисфункции и т.д. Поэтому некоторые сторонники теории о влиянии окружения потребовали показать ген, отвечающий за недомогания, а если это невозможно, объявить, что нет никакого генетического объяснения болезням. Но рассмотреть один конкретный ген удается редко, и, насколько известно, это несущественно для психологии.

Большим прорывом последних нескольких лет стало полигенное тестирование, которое может соотнести множество генов (зачастую тысячи) с разницей в поведении. Пока еще никто не понимает сложных взаимосвязей между разными генами, но Роберт Пломин отмечает, что в этом нет необходимости для прогнозирования. Полигенное тестирование предоставляет показатели наследственности, которые соответствуют целому кругу физических и психологических особенностей. Чем больше исследуемая группа, тем более точны прогнозы, и так как определяется все больше и больше геномов людей, исследуемые группы постоянно растут.

«Мы находим большее объяснение разнице оценок в аттестатах о среднем образовании, чем можно спрогнозировать ее засчет чего-либо еще, включая уровень образования родителей и социально-экономический статус», — заявляет ученый.

Одним из разговорчивых критиков работы Роберта Пломина является психолог Оливер Джеймс, который верит в то, что «приверженность генетике не сулит никаких надежд». Вместо этого он предпочитает придерживаться версии влияния окружающей среды, которая представляет из себя гораздо более глубокое повествование, полное родительских ошибок, жестокого обращения и необразованности.

Я спросил Джеймса, какой вопрос он задал бы Роберту Пломину. Он хотел бы узнать, чего ученому стоит признать, что «генетические различия играют небольшую роль или не играют ее вообще при объяснении передачи психологических особенностей людей от родителя к ребенку».




Когда я признался Пломину, что попросил Оливера Джеймса поделиться своим мнением, ученый закатил глаза. Он настаивает, что психолог просто не понимает или не следит за событиями, которые происходили в генетике за последние несколько лет.

«Покажите мне исследование, в котором не обнаружено влияние генетики. Вы не можете просто взять и сказать: „О, родители похожи на детей, и я думаю, что это из-за окружающей их среды“. В случае с ДНК вам придется взять полигенные показатели, полученные в ходе двадцати исследований в попытках спрогнозировать уровень образования, и показать мне, что генетика тут ни при чем. Оливер же отталкивается только от психоанализа Фрейда, в основе которого не заложено никаких данных».

Еще один спорный момент, затронутый в книге, связан с тем, что даже воздействие окружающей среды может быть генетически обусловлено. Это то, что Пломин относит к «природе воспитания». Если взглянуть на взаимосвязь между социально-экономическим статусом родителей и успехами их детей в учебе и работе, вероятно, мы увидим влияние окружающей среды: более образованные родители передают своим детям эту привилегию и, как следствие, ограничения в социальной мобильности.

Но генетика, по словам ученого, «переворачивает эту взаимосвязь с ног на голову». Напротив, социально-экономический статус родителей можно рассматривать как критерий их успехов в обучении, которые передаются по наследству. Таким образом, гены родителей дают детям больше, чем могут дать социально-экономические привилегии.

Оливер Джеймс убежден, что если общество признает состоятельными аргументы в пользу наследственности, то мы начнем винить бедняков в их положении и превозносить богачей просто потому, что им повезло. Не он один так считает. Ранее в этом году The Guardian опубликовал статью в ответ на доклад Роберта Пломина и соавторов, в котором утверждалось, что «различия в экзаменационных результатах среди школьников, учившихся в престижных и общеобразовательных школах, отражают их генетические различия». Статья описывает идею Роберта как «пагубную и подстрекательскую».

Эрик Туркхеймер, глава проекта «Агентство генетики и человека» в Университете Вирджинии, написал критический отзыв на доклад, обвинив его авторов в описании воздействия генов, которое с таким же успехом могло быть и воздействием окружения: «В докладе нет ничего, что могло бы сместить чьи-либо представления в сторону генетики или влияния окружающей среды».

Роберт Пломин считает свое исследование обоснованным и указывающим на генетику.

Выводы The Guardian накладывают на работу ученого предупреждающий знак: «При изучении когнитивных способностей мы не должны возводить дискриминацию до уровня науки, разрешая людям подниматься по лестнице жизни лишь настолько, насколько позволяют их клетки».

На вопрос, становятся ли его открытия подпиткой взглядов «правого» неодарвинизма на общество, Роберт Пломин отвечает: «У выводов о том, что генетика является главной системной силой, делающей нас теми, кто мы есть, не обязательно должны быть политические последствия. Правосторонние убеждения могут привести к рассуждениям о том, что мы должны обучать только лучших и забыть об остальных, но, на мой взгляд, интеллектуальный капитал общества зависит от многих, а не от маленькой кучки людей. Левосторонние убеждения могут привести к рассуждениям о том, что мы должны вкладывать любые необходимые ресурсы в развитие детей, которые не располагают хорошей генетикой, до минимального уровня грамотности и навыков счета, чтобы они смогли стать частью нашего все более технологически развитого мира».

Если мы сможем сгладить различия в окружающей среде, подмечает Пломин, то мы сможем принять оставшиеся различия в генетике. Ведь чем больше мы сокращаем различия в окружении, тем больше мы подчеркиваем генетические отличия. Другими словами, если мы хотим добиться равных возможностей, придется признать обусловленное генами неравенство результатов.

Психолог убежден, что мы должны следовать за наукой, а не полагаться на историю, которая соответствует нашим политическим взглядам. «Лучше быть правым, чем заблуждаться», — заявляет он.

Возможно, самый радикальный аспект открытия Пломина имеет мало общего с вопросами равенства, но вместо этого он направлен на то, чтобы пересмотреть наше отношение к психическому здоровью. В данный момент оно подвержено классической медицинской модели диагностики расстройства и последующих попыток разобраться с ним. Но генетические исследования позволяют предположить, что не существует четкого разграничения между психическими расстройствами, скорее есть их спектр, которому мы генетически подвержены.

Ученый приводит в пример депрессию. Предположим, если существует тысяча различий в ДНК, обнаруженная среди двух контрольных групп, собранных из людей в депрессии и не в депрессии, то возможно, что в основной массе людей обычный человек будет обладать 500 этими отличиями, приводящими к депрессии. И еще больше людей будет обладать гораздо меньшим их количеством. Те, у кого их будет меньше всего, будут менее подвержены риску впасть в депрессию, а те, у кого их больше всего, рискуют сильнее. Это вопрос вероятности, а не определенности — лежащая в основе предрасположенность может быть спровоцирована непредсказуемыми событиями.

«Это генетическое исследование приводит нас к важному выводу, — пишет ученый. — Не существует качественных расстройств, есть только количественные признаки.

Это означает, что нельзя вылечить расстройство, потому что расстройства нет. Все дело в количественных понятиях. Вы можете приглушить симптомы, что сейчас и делают в случаях шизофрении. Никто не пытается решить проблему, лежащую в основе болезни. Вам просто скажут: „Есть отклонения в поведении, и когнитивно-поведенческая терапия помогает людям изменить поведение таким образом, чтобы они смогли лучше себя чувствовать в жизни“».

Такие убеждения без сомнений станут проклятьем для огромного и растущего психотерапевтического сообщества, но будут иметь определенный смысл для любого, кто недоумевает по поводу кажущихся произвольными диагнозов, который долгое время были характеристиками психического здоровья. Роберт Пломин верит в то, что психиатрия уже приспосабливается к новым открытиям путем классификации некоторых расстройств по спектрам. Например, расстройство шизофренического спектра или расстройство аутического спектра. «Спектр — это синоним признака», — утверждает ученый.

Все это означает, что различие между «нормальным» и «ненормальным» становится не только более размытым, но и искусственным. «Это лишь количественные крайности одних и тех же черт», — размышляет Пломин.

Завершая эту долгую, наводящую на размышления дискуссию, я спрашиваю ученого, как, по его мнению, будет воспринята его книга. «Я затаил дыхание, — с улыбкой отвечает он. — Я знаю, что это изменило психологию и изменит клиническую психологию. Это меняет все науки о жизни, и в конце концов общество изменится следом. Но я думаю, что сейчас переломный момент, и я замер в ожидании того, какая чаша перевесит».

Генетики могут провести свои собственные опыты, чтобы проверить на прочность высказывания Пломина. Для всех остальных может оказаться великим соблазн сделать поспешные выводы. В конце концов социальная значимость исследований велика.

Возможности использования и злоупотребления генетической информацией долгое время описывались в научной фантастике, и их очень просто вообразить. Однако не существует прогрессивных направлений или действий, которые не обращались бы к научным фактам. Как бы там ни было, неведение — не выход.

Автор: Эндрю ЭнтониОригинал: The Guardian

Переводили: Анастасия Загайнова и Софья Борушко
Редактировала: Анастасия Железнякова