На uCrazy 9 лет 6 месяцев
Что известный реформатор назвал нашей ружейной драмой
В 1860-е годы в России началась вынужденная военная реформа вооружения, которую несколько позднее военный министр Милютин охарактеризует как "несчастную ружейную драму". Считается, что особую остроту и действительно театральную драматичность этому процессу придал тот факт, что всего за какое-то десятилетие Россия в армии перепробовала пять систем винтовок, так ни разу и не успев завершить перевооружение.
В принципе, такое метание вполне характерно для того времени. Его в той или иной степени вкусили все основные политические игроки той поры. Технический прогресс непривычно ускорился и те процессы, что прежде длились столетиями, теперь укладывались в десятилетия и годы. И люди просто не понимали, в какую сторону двигаться.
Винтовка М1856
Перемены носили кардинальный характер, отчего практически единовременно возникала масса идей, порой взаимоисключающих друг друга. И какая же из них окажется верной, было непонятно – дорога нащупывалась с трудом, часто внешне оптимальный выбор заводил в тупик. Все эти метания обходились огромных денег и потому заведомо в лучшем положении находились страны, чья экономика относилась к числу устойчивых и передовых. Но и им, порой, не хватало инерции или запаса прочности переносить все безболезненно. А Россия, при всех своих территориальных широтах, к тому времени безнадежно отставала.
Если вначале XIX века промышленность Империи более-менее соответствовала стандартам общепринятым, то к середине века отставание от лидеров резко возросло и сказывалось во всем и везде. Англия, Франция, Германия и даже Америка (которую до той поры в Европе держали за глухую провинцию и безнадежную окраину Ойкумены) вырвались так далеко вперед, что необходимость кардинальных реформ в России виделась даже самым недалеким царедворцам и политикам. Беда же страны и ее армии в частности была в общей технической отсталости и постоянных попытках максимально сэкономить, ужать назревшую реформу до каких-то предельных, максимально возможных минимумов, чтобы вроде бы и не потратиться и проблему закрыть. Скупой, как известно, в таких случаях платит дважды. Вот и российское правительство в который раз на практике постигало эту нехитрую истину.
Все началось в начале XIX столетия. Когда весь мир сообразил, что эпоха кремневых ружейных замков прошла и настала пора капсюльных систем. Российские спецы решили упорствовать, мотивируя свое нежелание перестраиваться простотой старой модели и возможностью потери в боевой обстановке капсюлей. На деле же задаче не соответствовала вся промышленность страны. Практически не существовало меднолитейное производство (уровень и масштаб его недотягивал), не хватало химических предприятий, паровых машин и даже водяных колес.
Чтобы понять всю степень отставания, стоит привести такие факты: только в 1826 году на тульском оружейном заводе достигли взаимозаменяемости деталей ружей! А остальные предприятия смогли решить эту задачу только в 1839. Но даже тогда взаимозаменяемость касалась лишь продукции одного завода. А между собой эти изделия могли и конфликтовать.
Поэтому, как только в 1839 добились хоть какой-то стандартизации, создали комитет по переходу с кремневых ружей на капсюльные. Но саму реформу стали проводить только в 1844. И снова это имело характер полумеры. Никто не принимал на вооружение новой системы. Только подвергались переделке старые. Хотя, по правде, новое изначально капсюльное пехотное ружье все же было принято на вооружение в 1852. Но оно устарело еще лет за двадцать до того минимум.
Хотя стоит упомянуть литтихские штуцеры – разработку 1832 года. Их отличали нарезы в виде двух канавок и пуля с ведущим ободком. Система отличалась неудобством зарядки в боевых условиях и плохой обтюрацией. Их приняли на вооружение в 1843 (закупили в Бельгии 5000 штук), хотя было ясно, что их дальность (порядка 600 метров) уже недостаточна и у лучших винтовок мира она уже превышена вдвое!
Штуцеры считались дорогим оружием настолько, что их часто не брали на маневры – чтобы не износились стволы. По той же причине стрельбы проводились крайне редко. Вскоре, правда (1848 год), нашли способ сократить их стоимость втрое, для чего по системе инструктора по стрельбе Гартунга принялись переделывать драгунские ружья. Но снова по той же отсталой схеме, что и литтихские приобретения. То есть выиграли только в цене. Ни о каком повышении характеристик речи и не шло.
Когда в мире начался бум с пулями Минье, их попытались применить и к имевшимся штуцерам. Но оказалось, что масса продолговатой пули больше чем у круглой, так что требуется большая навеска пороха. И как следствие – огромная отдача и частые поломки из-за повышенных нагрузок, на которые это оружие не было рассчитано. Требовалось менять калибр (уменьшать) и кардинально перевооружаться, но тут выяснилось, что промышленность худо-бедно справляется со сверловкой больших калибров, но меньшие по диаметру сверла уже требуют иной культуры производства и реформу станочного оборудования. Так что решили все оставить как есть. До поры.
Пора пришла в Крымскую войну. У союзников нарезное оружие доминировало. У французов и турок его имели минимум треть войск, англичане успели перевооружить больше половины. Это, напоминаем, при дальности прицельного выстрела около километра – при 600 метрах у русских штуцеров. Которых, кстати, имелось крайне мало – не более чем 13 % от общего числа.
В 1856 приняли на вооружение винтовку, вроде бы отвечавшую требованиям мировых стандартов. Но она оставалась дульнозарядной, 6-ти линейной (против прежних 7-ми линий – решили больше калибр не снижать по причине отсталой заводской оснастки и потому сохранилась проблема с отдачей) и дорогой в производстве – потому что тогдашняя промышленность осилила только ее полукустарный выпуск. А потому очень дорогой и малочисленный, совсем бесполезный с точки зрения боеготовности армии.
Стала видна вся ошибочность курса на переделочное оружие. Но тут же понимали и то, что пора переходить на казнозарядное оружие – меньший калибр с большей дальностью уже становилось проблематично заряжать с дула. А уж когда в Америке случилась гражданская война, тут и вовсе пришлось действовать спешно, почти лихорадочно – на американском полигоне (в Европе именно так рассматривали войну Севера с Югом – как испытательный полигон с интенсивной программой проверки различных систем) проходили разом все мыслимые и немыслимые образцы оружия и боеприпасов.
К сожалению, в 1860-е снова перевесило желание экономить. И все системы, поступавшие на вооружение или проходившие испытания, в первую очередь примерялись с точки зрения стоимости и возможности их применения на имевшемся в запасе арсенале. Так что драма тех лет заключалась не во внешних факторах, а жила внутри системы как встроенная опция.
Все тогдашние винтовки Терри-Нормана, Карле, Крнка, Баранова имели ту особенность, что допускали переделку старых винтовок и ружей. И, по сути, единственной передовой винтовкой в этом ряду стоит система Бердана с цельнотянутой металлической гильзой (у других это был или бумажный игольчатый патрон, или бумажная гильза), но вот только это была пока еще винтовка № 1 (M1868), с не самым совершенным затвором. Позднее она будет заменена винтовкой Бердана № 2 (M1870), но пока… А пока у Бердана имелся отличный патрон центрального боя с наковаленкой в капсюле – очень качественное усовершенствование изобретения Боксера с гильзой металлической, но составной. А сама-то винтовка Бердана и не очень была хороша. Простой факт: американские стрелки из подразделения полковника Бердана предпочитали карабины Шарпса.
Если вначале XIX века промышленность Империи более-менее соответствовала стандартам общепринятым, то к середине века отставание от лидеров резко возросло и сказывалось во всем и везде. Англия, Франция, Германия и даже Америка (которую до той поры в Европе держали за глухую провинцию и безнадежную окраину Ойкумены) вырвались так далеко вперед, что необходимость кардинальных реформ в России виделась даже самым недалеким царедворцам и политикам. Беда же страны и ее армии в частности была в общей технической отсталости и постоянных попытках максимально сэкономить, ужать назревшую реформу до каких-то предельных, максимально возможных минимумов, чтобы вроде бы и не потратиться и проблему закрыть. Скупой, как известно, в таких случаях платит дважды. Вот и российское правительство в который раз на практике постигало эту нехитрую истину.
Винтовка Баранова 1865 года
Все началось в начале XIX столетия. Когда весь мир сообразил, что эпоха кремневых ружейных замков прошла и настала пора капсюльных систем. Российские спецы решили упорствовать, мотивируя свое нежелание перестраиваться простотой старой модели и возможностью потери в боевой обстановке капсюлей. На деле же задаче не соответствовала вся промышленность страны. Практически не существовало меднолитейное производство (уровень и масштаб его недотягивал), не хватало химических предприятий, паровых машин и даже водяных колес.
Чтобы понять всю степень отставания, стоит привести такие факты: только в 1826 году на тульском оружейном заводе достигли взаимозаменяемости деталей ружей! А остальные предприятия смогли решить эту задачу только в 1839. Но даже тогда взаимозаменяемость касалась лишь продукции одного завода. А между собой эти изделия могли и конфликтовать.
Винтовка Крнка и схема ударно-спускового механизма
Поэтому, как только в 1839 добились хоть какой-то стандартизации, создали комитет по переходу с кремневых ружей на капсюльные. Но саму реформу стали проводить только в 1844. И снова это имело характер полумеры. Никто не принимал на вооружение новой системы. Только подвергались переделке старые. Хотя, по правде, новое изначально капсюльное пехотное ружье все же было принято на вооружение в 1852. Но оно устарело еще лет за двадцать до того минимум.
Хотя стоит упомянуть литтихские штуцеры – разработку 1832 года. Их отличали нарезы в виде двух канавок и пуля с ведущим ободком. Система отличалась неудобством зарядки в боевых условиях и плохой обтюрацией. Их приняли на вооружение в 1843 (закупили в Бельгии 5000 штук), хотя было ясно, что их дальность (порядка 600 метров) уже недостаточна и у лучших винтовок мира она уже превышена вдвое!
Литтихский 1843-го
Штуцеры считались дорогим оружием настолько, что их часто не брали на маневры – чтобы не износились стволы. По той же причине стрельбы проводились крайне редко. Вскоре, правда (1848 год), нашли способ сократить их стоимость втрое, для чего по системе инструктора по стрельбе Гартунга принялись переделывать драгунские ружья. Но снова по той же отсталой схеме, что и литтихские приобретения. То есть выиграли только в цене. Ни о каком повышении характеристик речи и не шло.
Когда в мире начался бум с пулями Минье, их попытались применить и к имевшимся штуцерам. Но оказалось, что масса продолговатой пули больше чем у круглой, так что требуется большая навеска пороха. И как следствие – огромная отдача и частые поломки из-за повышенных нагрузок, на которые это оружие не было рассчитано. Требовалось менять калибр (уменьшать) и кардинально перевооружаться, но тут выяснилось, что промышленность худо-бедно справляется со сверловкой больших калибров, но меньшие по диаметру сверла уже требуют иной культуры производства и реформу станочного оборудования. Так что решили все оставить как есть. До поры.
Пора пришла в Крымскую войну. У союзников нарезное оружие доминировало. У французов и турок его имели минимум треть войск, англичане успели перевооружить больше половины. Это, напоминаем, при дальности прицельного выстрела около километра – при 600 метрах у русских штуцеров. Которых, кстати, имелось крайне мало – не более чем 13 % от общего числа.
В 1856 приняли на вооружение винтовку, вроде бы отвечавшую требованиям мировых стандартов. Но она оставалась дульнозарядной, 6-ти линейной (против прежних 7-ми линий – решили больше калибр не снижать по причине отсталой заводской оснастки и потому сохранилась проблема с отдачей) и дорогой в производстве – потому что тогдашняя промышленность осилила только ее полукустарный выпуск. А потому очень дорогой и малочисленный, совсем бесполезный с точки зрения боеготовности армии.
Стала видна вся ошибочность курса на переделочное оружие. Но тут же понимали и то, что пора переходить на казнозарядное оружие – меньший калибр с большей дальностью уже становилось проблематично заряжать с дула. А уж когда в Америке случилась гражданская война, тут и вовсе пришлось действовать спешно, почти лихорадочно – на американском полигоне (в Европе именно так рассматривали войну Севера с Югом – как испытательный полигон с интенсивной программой проверки различных систем) проходили разом все мыслимые и немыслимые образцы оружия и боеприпасов.
На испытаниях винтовки системы Бердана №2, 1870 год
К сожалению, в 1860-е снова перевесило желание экономить. И все системы, поступавшие на вооружение или проходившие испытания, в первую очередь примерялись с точки зрения стоимости и возможности их применения на имевшемся в запасе арсенале. Так что драма тех лет заключалась не во внешних факторах, а жила внутри системы как встроенная опция.
Все тогдашние винтовки Терри-Нормана, Карле, Крнка, Баранова имели ту особенность, что допускали переделку старых винтовок и ружей. И, по сути, единственной передовой винтовкой в этом ряду стоит система Бердана с цельнотянутой металлической гильзой (у других это был или бумажный игольчатый патрон, или бумажная гильза), но вот только это была пока еще винтовка № 1 (M1868), с не самым совершенным затвором. Позднее она будет заменена винтовкой Бердана № 2 (M1870), но пока… А пока у Бердана имелся отличный патрон центрального боя с наковаленкой в капсюле – очень качественное усовершенствование изобретения Боксера с гильзой металлической, но составной. А сама-то винтовка Бердана и не очень была хороша. Простой факт: американские стрелки из подразделения полковника Бердана предпочитали карабины Шарпса.
Комментарии1
