Гучков - политик своего времени

Давайте пойдем по порядку. А по порядку у нас первым идет рождение. И родился наш герой аж в 1862 г. (за 55 лет до событий 1917 г.) в семье купца и мирового судьи Ивана Ефимовича и француженки Корали Вакье, в православии принявшей отчество Петровна. История создания этой ячейки общества сама по себе стоит пары строк – батюшка нашего героя отбил свою возлюбленную у законного мужа и увез в Россию, где она приняла православие, самодержавие, народность (зачеркнуто). Точной информации о состоянии семьи найти не получилось, но есть туманные намеки, что капитал их был как минимум достаточен.



Сложно сказать, какую роль сыграл такой бэкграунд в формировании личности Александра Ивановича, но характер у него вышел, как говорится «пробивной», несмотря на средства отца. До вступления в большую политику он успел побывать и мировым судьей в Москве, и главой надзорной комиссии за распределением продовольства в районах Нижегородской губернии, и членом в Московской городской управы и даже в 1896 г. заступил на должность товарища Московского городского головы – сиречь, зам.мэра на наши деньги. Успех проливается на нашего героя как из рога изобилия, капиталы (уже свои, не папины) растут и множатся – казалось бы, живи себе спокойно, да добра наживай.

Но не политикой единой жил Александр Иванович в то время. Чужая душа – потемки, поэтому сложно точно сказать, какие бури там бушевали, но можно уверенно сказать, что бури там точно были. Дальнейшие деяния Гучкова на поприще русской политики заставляют автора испытывать к нему далеко не позитивные эмоции, но в чем ему нельзя отказать – так это в личной храбрости и лихости.

Так, в 1895 г. он едет в Османскую империю, где тогда бушевали армянские погромы, помогает по возможности местным жителям. В 1896 г. добрался до Тибета, и, по слухам, имел разговор с далай-ламой. Служил на КВЖД. В 1899 г. (впрочем, как и многие другие из либеральной русской интеллигенции) воевал на стороне буров в англо-бурской войне, был тяжело ранен, попал в плен и был отпущен под честное слово не воевать против красных мундиров. В «маленькой победоносной» тоже принимал активное участие, но уже как представитель Красного Креста. Снова попал в плен и снова был отпущен, на этот раз японцами. Все это создало ему в обществе громкое имя и славу авантюрста-рубаки, а также позволило завести множество полезных знакомств в генералитете и высших кругах Империи.

Известен Гучков был также как отчаянный бретер и дуэлянт, очень чуткий к собственной чести. Александр Иванович это дело любил – доподлинно известно о двух дуэлях с его участием, еще три окончились примирением сторон без стрельбы.



С таким общественным флером Александр Иванович, аки ледокол Ленин, двигается в большую политику – а на дворе у нас катается по людям 1905 год. К этому моменту в стране уже существовало отчетливое понимание, что что-то где-то явно прогнило. С треском проиграна «маленькая победоносная», проспекты имперской столицы еще помнят десятки трупов после Кровавого воскресенья, а в глубинке вовсю идет настоящая крестьянская война. Даже в верхних эшелонах власти открывались замшелые веки, с шестеренок осыпАлась вековая ржавчина – государственный механизм закрутился и выдал на-гора Манифест 6 августа 1905 г., которым учреждалась Государственная дума, чьи компетенции были утверждены и расширены новым Манифестом от 17 октября 1905 г.

Тогда же, осенью 1905 г., Гучков сотоварищи основывает монстра Франкенштейна под названием «Союз 17 октября» - либерально-консервативную (sic!) партию, бессменным председателем которой он стал в 1906 г. Далее по тексту мы будем для краткости именовать их октябристами – не путайте с октябрятами! Октябрята – за все хорошее против всего плохого, октябристы – за власть буржуев под эгидой монархии. Другими словами, Александр Иванович начинает политически продвигать волю своего класса – буржуазии – и выступает за установление конституционной монархии в России. При этом, его программа подается поначалу сугубо со сладкой пилюлей для царя-батюшки: мол, мы тут все за вас, гражданин царь, но вот эта вся аристократия наследная очень уж всех задолбала, бабки не дает зарабатывать уважаемым людям, да и глядит волком.

Первые два издания Думы были чересчур лево-либеральными и не устраивали по своей сути ни царя, ни тогдашнего премьера – известного Петра Аркадьича Столыпина. В итоге, в 1907 г. была собрана третья Дума, где из-за изменений в избирательные законы большинство получили прямо консервативные партии – в том числе, 154 из 441 мест получила партия октябристов. Гучков триумфально входит в Думу, и с этого момента он развернулся во всю ширь.



Несколькими мазками набросаем его политические движения в тот период – тут видно, насколько тонко Гучков разбирался во всей подковерной возне во власти. Так, он публично дистанцировался от правительства Столыпина, т.к. тот был уж слишком одиозной фигурой, но в то же время нужные лично ему инициативы Столыпина горячо поддерживал (как стыдливо пишет нам Вики, «с оговорками»). Среди таких поддержанных «с оговорками» дел был, например, противозаконный роспуск Столыпиным второй Думы, где Гучков не занимал никаких постов и где его партия получила мало мест, и созыв третьей Думы, где Гучков сел сам и где октябристы взяли гору мандатов. Как неожиданно и прияяятно)). Цитата героя: «Мы должны признать роспуск Государственной думы актом государственной необходимости. Но мы не можем приветствовать его и радоваться, как это делают наши соседи справа, потому что считаем большим несчастьем для страны, что правительство и монарх вынуждены были прибегнуть к акту 3 июня, который является переворотом. С другой стороны, печально, что этот акт является необходимостью».

Видимо, где-то в 1906 г. у него сложилось понимание, что в России нужно менять не что-то одно, а вообще все. Если поначалу он вполне ассоциировал свою деятельность именно с фигурой царя, то уже к 1906 г. в его письме к жене после встречи с Николаем появляются такие отнюдь не верноподданические сентенции: «Так тяжело на душе, что и сказать нельзя. Петербургские или вернее Петергофские впечатления совсем доконали меня. Никакого просвета, никакой надежды в ближайшем будущем. Мы идем навстречу еще более тяжелым потрясениям. И что еще вносит некоторое примирительное чувство, так это сознание, что невинных нет, что все жертвы готовящейся катастрофы несут в себе свою вину, что совершается великий акт исторической справедливости. Действительно, жаль отдельных лиц, до боли жаль, но не жаль всю совокупность этих лиц, целые классы, весь строй… И тогда хочется просто отойти в сторону».

Может показаться, что мы видим человека, который истово радеет за судьбы Родины – но, как показала его дальнейшая деятельность, истово радел он только о том, чтобы его капитал мог приумножаться без ненужных сословных ограничений. Вряд ли именно тогда у него сложилась идея заговора с целью совершить буржуазную революцию, но определенно он начал мыслить в этом направлении. Вот его цитата по собственным воспоминаниям из разговора со Столыпиным: «Если спасать Россию, самого государя, ее надо спасать помимо его, надо не считаться с… отдельными проявлениями его желания, надо настоять».

Другим примером его, как бы мы сейчас сказали, подрывной деятельности против царской семьи было участие в распространении личных писем из переписки царицы и Ра-Ра-Распутина (того самого, который crazy love machine). Если и был в чем-то классовый консенсус в России в то время – так это в ненависти к Распутину. Его истово ненавидели вообще все, кто знал о его существовании – и публикация интимной переписки царицы с этим литералли бесом, где многие фразы вполне истолковываются в духе «царь-куколд, Распутин спит с царицей» лишь усугубила тень, которая падала на семейство царя. Вообще, история его многолетней критики Распутинщины (во многом справедливой, кстати) показала самую большую уязвимость царского режима – непонимание необходимости наличия грамотной медийки. Царь истово верил в то, что он помазанник Божий и не нуждается в том, чтобы в каких-то газетенках кто-то писал про него хорошее, доброе вечное. Поэтому газетенки сели на иглу оппозиционной тематики и вся медиа-сфера тогдашней России была глубоко оппозиционной царской семье и царю лично, чем Гучков пользовался напропалую.

Так, будучи председателем комиссии по гос.обороне в Думе, он в 1908 г. последовательно и резко критикует высшее военное командование России, в том числе и засилье в нем великих князей, веско клеймит их безответственное отношение к службе, начальству. Выступает за необходимость передачи части военных полномочий в руки Думы, председателем которой он был в 1910-1911 гг. Вообще, именно его участие в «оборонных» делах и принесет ему в недалеком будущем золотые горы – ведь не за горами уже была Первая Дедовая.

Подведем промежуточный итог – к началу Первой Мировой наш герой – тяжеловес Российской внутренней политики с почти болезненным самомнением, дуэлянт, рыцарь, вхож во все кабинеты с дубовыми дверями, выступает открыто за твердую руку во власти, критикует царя, но открыто поддерживает монархию. Мало кто догадывался, что к тому моменту он уже принял решение, что твердая рука должна быть его собственной, а не царя или кого-то еще.

Итак, заговорили пушки! И наш герой приступил к попилу гос.бюджетов горячо любимой им России, размах и циничность которого стоит увековечить. В целом, начало войны показало, что все страны были в той или иной степени к ней не готовы, но неготовность России (как в военном, так и в экономическом плане) была выдающейся. Поэтому властью было принято решение организовать военно-промышленные комитеты, в которые планировалось привлечь тогдашних «атлантов» российского капитала, чтобы они купно скинулись и помогли шатающейся армии. Первый съезд этих ВПК произошел в июле 1915 г., где для координации действий местных ВПК был создан Центральный ВПК, председателем которого был избран… Да-да, Гучков Александр Иванович. Золотое настало время для отца русского либерализма.

Казалось бы, когда промышленники и капиталисты руководят распределением гос.оборон.заказов в воюющей стране, что могло пойти не так? При этом, нужно отметить, что деятельность ВПК велась целиком за бюджетные деньги, и сводилась, по сути, к перераспределению этих самых денег между своими кентами. Участие частного капитала было минимальным и только в виде исключения. Всего, по информации из разных источников, ВПК получили с момента основания до февраля 1917 г. от 320,4 до 400 млн. рублей, из которых реально потрачено на исполнение военных заказов было максимум 50%, в то время как 1% из ассигнованных сумм и так официально шел на финансирование деятельности членов ВПК. Сами ВПК оправдывали это всем, что приходит в голову – бюрократизацией процессов, недостатком рабочих рук, затруднениями в приобретении металлов и компонентов, неопытностью рабочих… Реальность показала, что Александр Иванович к февралю 1917 г. стал, как тогда говорилось, миллионщиком (т.е. рублевым миллионером). Наверное, просто не успел распределить полученные от государства деньги, когда грянула организованная им же революция? Как неожиданно и прияяятно (х2).

Наверное, теперь самое время поговорить о венце деятельности нашего героя на поприще строительства буржуазного строя в России – о заговоре 1916 г. и об отречении Николая. Нужно понимать, что мы не говорим сейчас обо всех предпосылках событий февраля, а только освещаем деятельность Гучкова (иначе мы погрязнем в цикле статей лет на 10), т.е. сознательно обходим вопрос революционной ситуации в народных массах. Но пишем про это мы не зря, ведь именно такую ошибку в конце концов и совершил Гучков сотоварищи, а именно – не учел в своем плане такую мелочь как народ.

К 1916 г. стало понятно (да будет срачЪ!), что армия империи во главе с Николаем и его правительством неспособна не то что выиграть войну, а вполне способна ее проиграть. Если против Австро-Венгрии и Турции мы могли воевать более-менее успешно, то стальной кулак армий Кайзера остановить было практически невозможно. В этом свете, боясь потерять власть и деньги на штыках немцев, Гучков вместе с другими оппозиционными политиками и промышленниками, объединенными в рамках ЦВПК, начинает планировать заговор с целью отстранить Николая от трона и привести к власти малолетнего царевича Алексея, за которого страной будет успешно рулить т.н. Ответственное правительство во главе с… Ну, вы поняли, с отцом русской демократии, естественно. В заговор входят несколько высших чинов империи и армии (в т.ч. и генерал Алексеев, самый доверенный военный в окружении Николая), а также капиталистов и политиков от оппозиции.

22 февраля 1917 г. в кабинете председателя четвертой Думы собрался цвет заговорщиков – лидеры думской оппозиции во главе с Гучковым и представители генералитета. Генерал Крымов, участник встречи, выступал с такими словами: «Настроение в армии такое, что все с радостью будут приветствовать известие о перевороте. Переворот неизбежен и на фронте это чувствуют. Если вы решитесь на эту крайнюю меру, то мы вас поддержим. Очевидно, иных средств нет. Все было испробовано как вами, так и многими другими, но вредное влияние жены сильнее честных слов, сказанных Царю. Времени терять нельзя.» 2 марта план заговорщиков воплотился в жизнь – царский поезд был задержан, царь фактически арестован и под влиянием армейцев подписал отречение. Сам Гучков лично принимал у Николая отречение, причем существует мнение, что Николай отрекся не в пользу сына Алексея именно из-за боязни, что Гучков планирует использовать того как куклу и управлять из-за его спины, женив на собственной дочери. Информация недостоверная, но зная характер Александра Ивановича – а почему бы и нет.



Но, как я писал выше, события февраля состояли не только в заговоре и отречении царя. Все это происходило на фоне истинно глубинной народной революции. Бунтовали все – крестьяне, у которых забирали продовольствие, солдаты, которые не хотели отправляться на фронт, флотские экипажи бунтовали против классовых стен, рабочие бунтовали из-за крайней бедности и голода. Петроград был охвачен огнем жесточайшего восстания, которое, как показала практика, на мировом древе вертел Гучкова, Милюкова, Думу и вообще всех.



Между тем, Гучков становится военным и морским министром Временного правительства, будучи последовательным сторонником войны до победного конца. Напомню, что у этой позиции был шкурный интерес, т.к. никто не отменял его положение в ВПК и доступ к гос.финансированию оборонки. Теперь, будучи министром, он был уверен, что достиг практически высшей точки попила – но не учел вышесказанного. Солдаты, не сидевшие в ВПК и на себе чувствовавшие все прелести военного времени, хотели одного – мира и вернуться домой. В свете этого в армии нарастала такая волна анархии, которую остановить не могло уже ничто. Решение Временных, и в т.ч. Гучкова, продолжить войну привело к единственно возможной реакции – волна солдатской ненависти привела к его скорейшей отставке с поста министра. Посол Франции так высказался на этот счет: «Отставка Гучкова знаменует ни больше ни меньше как банкротство Временного правительства и русского либерализма.» Собственно, октябрь 1917 г. показал, что этот прогноз был как никогда точен.



Момент назначения на пост министра во Временном правительстве, судя по всему, был действительно психологически очень важен для Гучкова. В его руках сконцентрировалась власть, которую он методично добивался много лет, и он был искренне уверен, что уж он-то сотоварищи точно сможет лучше, чем отошедшая в историю монархия. И то, что его скорейшая отставка была инспирирована не деятельностью равного ему титана мысли, не схваткой двух ёкодзун, а волной полного неподчинения именно низших классов, обычных солдат и матросов, тех, кого он никогда не брал в расчет – все это стало большим ударом для него. И неприязнь к «бунтующей черни» он с тех пор сохранил до самой смерти.



Но даже после ухода с поста министра его характер не позволял ему сидеть спокойно, поэтому он пытался, как та лягушка, взбивать сметану в крынке революционной России (и не только России), и вписывался почти во все блудняки, которые мог найти. Был в 1917 г. главой «Общества экономического возрождения России», некоторое время возглавлял вновь созданную Либеральную республиканскую партию России, по приглашению небезызвестного травести (до того, как это стало мейнстримом) Керенского участвовал в т.н. Предпарламенте. Чуть позже кинул Керенского в пользу генерала Корнилова, сидел за это, донатил белым генералам Алексееву и Деникину, по просьбе последнего отъехал в 1919 г. в Европу для координации помощи Антанты белому движению. Там активно продвигал перед лидерами Англии и Франции идею создания белых государств Прибалтики с целью взять красный тогда уже Петроград. Был в Крыму у Врангеля в 1920 г., на кровно напиленные в России, вовремя вывезенные за границу, и полученные от англичан средства гадил клятым совкам из-за границы в 20-е и 30-е годы.

Ярким эпизодом его заграничной деятельности является попытка организации правого переворота в СССР силами троцкистов в РККА в 1923 г. Вел переговоры с специальным представителем Реввоенсовета (читай – Троцкого), который предлагал Гучкову вернуться в Россию, вместе работать над организацией мировой революции и т.д., естественно после свержения сталинской клики. После провала троцкистов перешел к тактике террористической войны против СССР – так, он потратил 50 000 рублей на подкуп швейцарских судей, оправдавших убийцу советского дипломата Вацлава Воровского. Закончилась его антисоветская деятельность на том, что его родную дочь завербовали советские спецслужбы, которым она слила всю отцовскую агентурную сеть. Доня, между прочим, вступила в компартию Франции в 1932 – каков удар.



Смерть настигла нашего героя 14 февраля 1936 г. в Париже. В завещании он указывал перевезти его прах в Москву после падения режима большевиков, но во время нацистской оккупации урна была утеряна. Sic transit Gloria mundi.

Что можно сказать в качестве итога к такой яркой жизни? Александр Иванович был прекрасным политиком, манипулятором, знал лучше многих, как победить в подковерной возне. Был он и идеалом капиталиста – ради 300% прибыли был готов свергнуть царствующий дом, пилил неустанно военные бюджеты своей любимой Родины прямо во время войны. Погорел он на том, что отбрасывал объективные социальные и экономические процессы, приведшие к февралю так же, как к нему привел и его заговор. Революционный народ вынес ему приговор, за что этот народ, в лице СССР, ненавидел до конца своей жизни.