Холодная война с точки зрения Москвы

В США прилежно изучили труды классиков и знали, что основная задача коммунистов - это мировая революция. В то же время СССР еще в 20-е провозгласил отказ от планов на мировую революцию и принял курс на построение социализма в отдельно взятой стране. В то же время СССР активно поддерживал Коминтерн и местных коммунистов в разных странах до войны, и тем более после неё. Поэтому, когда в Восточной Европе, которая по ялтинско-потсдамским договоренностям отходила в советскую зону влияния, началось оперативное покраснение правительств, на западе рассматривали это как подтверждение нацеленности СССР на мировую революцию.

Реальность была, конечно же, чуть более сложной. Война с немцами стала для СССР второй серьезной родовой травмой, после интервенции во время гражданки. В обоих случаях советской власти пришлось отражать угрозу наземного вторжения с запада. Поэтому едва ли не основной императив дипломатии в конце войны был обеспечить вокруг советских границ надежный буфер из дружественных или нейтральных государств. Так как главная угроза всегда исходила от запада, то и основные усилия по созданию буфера были предприняты именно на европейском направлении.

При этом советские власти не без причины считали, что в случае сохранения в буферных государствах демократического режима существовал немалый риск того, что в них к власти придет враждебное правительство. Поэтому построение коммунистических режимов, разделяющих общую идеологию, было решением проблемы лояльности: едва ли коммунистическая Польша будет вести антисоветскую политику. Из этой логики, тем не менее, были исключения. Первое - это Финляндия, в которой не было серьезного левого движения, но советские дипломаты сумели добиться построения взаимовыгодных отношений для обеих стран, фактически сделав Финляндию союзником. Второе - это Югославия, в которой был построен коммунистический режим, но Тито и Сталин вдрызг разругались и в будущем Югославия так и не вернется в советскую сферу.



Хотя советскую сторону и интересовало соблюдение видимости легитимности прихода к власти коммунистов, но цель в данном случае была важнее методов. Возмущение же США и стран запада происходящим скорее подтверждало правоту - ведь зачем им возмущаться, если они сами не хотели привести к власти в этих странах своих людей?

Вопрос Персии тоже следует рассматривать именно через призму создания буферных режимов, но с нюансами. В случае Персии у СССР с Союзниками был договор, что после окончания войны все стороны выведут из страны войска, а Персия станет нейтральной. СССР выводить войска не хотел, более того поддержал восстание коммунистов в северном Иране. Советская сторона хотела сохранить военное присутствие в северном Иране, получить доступ к нефтяным концессиям и обеспечить тем самым прямое влияние на политику Персии. Если же совсем бы повезло и правительство в Тегеране пало, то можно было быстренько установить там коммунистический режим.

Понятное дело, что США, Англия и сама Персия через ООН начали давить на СССР с целью вывести войска. И Сталин пошел на уступки, добившись концессий и согласившись на вывод войск. Кризис вроде бы урегулирован, но осадочек остался у всех: у стран Запада из-за того, что СССР вопреки всем договоренностям пытался силой продавить Персию на нужные ему решения; у Персии из-за того, что советы начали поддерживать сепаратистов и силой навязали невыгодное соглашение; у СССР, так как сразу после вывода войск Персия тут же разорвала договор о концессиях и явно повернулась в сторону союза с США и Англией.

Проблема Турции же и претензий к ней СССР и вовсе носит трагикомический характер. С 1944 года СССР начал требовать возврата территорий бывшей Российской Империи отданных самой советской властью в 1921 году по Московскому договору. Мол, попользовались и будет. При этом вдогонку Москва требовала либо вообще отменить конвенцию Монтре, либо сделать для СССР исключение. Также со слов Молотова, сказанных уже после смерти Сталина, истинной причиной всех этих претензий стало желание наказать Турцию за её “прогерманскую позицию” во время войны. Если такой мотив действительно был определяющим, то советские дипломаты серьезно просчитались.



В Ялте и Потсдаме союзники согласились с тем, что претензии Москвы имеют место и должны быть решены в двустороннем порядке. Москва на переговорах в Потсдаме давала понять, что территориальные уступки не главное и от них она готова отказаться в случае принятия пункта по проливам. Но вот туркам об этом не сообщили и вели дипломатическую работу в форме ультиматумов. Турция, естественно, уперлась и не хотела идти на уступки СССР. И тогда, параллельно с кризисом в Иране, Советский Союз подвел войска к границе Турции и выдвинул новый ультиматум. Турки тут же кинулись в Лондон и Вашингтон просить помощи, так как это было явным нарушением Потсдама. В Вашингтоне к туркам прислушались и дали денег, заодно начав зондаж Москвы на тему “а не офигели ли вы там?”. Москва же сделала морду кирпичом, мол, ведем дипломатию как хотим. Как итог, вторжения в Турцию так и не случилось, СССР не добился никаких уступок, а наоборот, толкнул Турцию в сторону стран Запада.

Последние два кризиса серьезно подорвали доверие между СССР и США. Та легкость с которой СССР способен был применить силу для решения проблемы, серьезно пугала. В то же время в Москве не видели проблемы в такой политике. Если СССР и нарушал букву договоренностей в Ялте и Потсдаме, то дух, с его точки зрения, - нет. СССР укреплял свою сферу влияния настолько насколько это было возможно, отлично понимая, что когда новый миропорядок устаканится, то сделать это будет гораздо сложнее. Жесткая реакция стран Запада, создание военно-политических блоков и их все более явный антикоммунизм вселяли серьезные подозрения, что скоро вокруг СССР возникнет враждебный санитарный заслон.

Таким образом руководители обеих сторон будут убеждаться в собственных страхах и совершать в ответ действия, которые будут подтверждать страхи их оппонентов. Холодная война стала своеобразным самосбывающимся пророчеством - никто её не хотел, но каждый, как мог, приближал её начало.