Стратегия завоевания: анализ выбора Наполеоном Москвы и его причины
Автор: Евгений Норин (@NorinEA).
Как всякий амбициозный молодой человек из провинции, Наполеон в один прекрасный момент должен был решить, куда отправиться: в Москву или в Петербург. Как известно, в 1812 году Бонапарт выбрал Москву — его визит кончился печально и для него, и для неё.
Но если без шуток, то почему император Франции пошёл именно на Москву? Ведь в 1812 году она не была столицей России.
Ответ столь же странный, сколь и очевидный: Наполеон изначально вообще не собирался идти на Москву.
Первоначальный план не предусматривал дальних походов. Ловим русские армии у границы, разбиваем их в серии крупных сражений, после чего выкатываем императору Александру I условия мира. А если будет артачиться — Великая армия станет кормиться за счёт местных ресурсов, и Александру придётся смотреть, как его беззащитную империю разоряет армия‑победительница.
Классный план. Только для его реализации требовалось разгромить русскую армию.
А она в этом празднике участвовать отказалась и принялась маневрировать, не давая Наполеону удовольствия повесить свой скальп на пояс. Там всё было не гладко, и Бонапарт несколько раз был близок к тому, чтобы оторвать и пожрать хотя бы какой-то крупный кусок, но в целом — русские командующие Барклай и Багратион сумели ускакать с банкета, где им была уготована роль главного блюда.
И вот тогда, уже в ходе войны, Наполеону и пришла отличная, как казалось, идея, взять Москву и выставлять условия мира оттуда. Москва виделась прекрасным выбором. Во-первых, чтобы наступать на неё, не надо было подставлять русским тыл, а флотам России и Англии — фланг, упиравшийся в Балтику, или совершать какие-то сложные манёвры. Достаточно было наступать по прямой.
Между прочим, на Петербург-то наступать пришлось бы спиной к русской армии. Попробуйте-ка свернуть на север, когда перед вами стотысячная армия, которая только и ждёт оказии вцепиться в ваши, как выражался классик, расстроенные зады.
Во-вторых, Москва была уж точно тем городом, за который русская армия непременно стала бы драться. Вот тут-то Наполеон бы её и прихлопнул. Поворачивать на Петербург было бы делом трудозатратным, опасным и, главное, совершенно не нужным. Тем более чем ближе французы подходили к Москве, тем больше им нравилась идея покорить старую столицу — огромный богатый город, символ старой России, и он уже так близко…
С другой стороны, у Барклая, Багратиона, а после у Кутузова тоже не было полной свободы манёвра, чтоб уводить французов куда-нибудь в другое место. Французы наседали на пятки, и совершать какие-то изящные фланговые манёвры до Смоленска было затеей опасной, на грани самоубийства.
Потом Кутузову пришлось всё-таки драться — его, можно сказать, за этим и поставили, чтобы он как-нибудь этот паровой каток с буквой N во лбу остановил. А позднее оторваться от Наполеона удалось только благодаря целенаправленным усилиям и некоторой толике удачи. Причём в тот момент, когда император французов потерял голову, увидев на горизонте что-то жёлтое — то ли купола московских церквей, то ли головы бесплатного сыра.
Ответ столь же странный, сколь и очевидный: Наполеон изначально вообще не собирался идти на Москву.
Первоначальный план не предусматривал дальних походов. Ловим русские армии у границы, разбиваем их в серии крупных сражений, после чего выкатываем императору Александру I условия мира. А если будет артачиться — Великая армия станет кормиться за счёт местных ресурсов, и Александру придётся смотреть, как его беззащитную империю разоряет армия‑победительница.
Классный план. Только для его реализации требовалось разгромить русскую армию.
А она в этом празднике участвовать отказалась и принялась маневрировать, не давая Наполеону удовольствия повесить свой скальп на пояс. Там всё было не гладко, и Бонапарт несколько раз был близок к тому, чтобы оторвать и пожрать хотя бы какой-то крупный кусок, но в целом — русские командующие Барклай и Багратион сумели ускакать с банкета, где им была уготована роль главного блюда.
И вот тогда, уже в ходе войны, Наполеону и пришла отличная, как казалось, идея, взять Москву и выставлять условия мира оттуда. Москва виделась прекрасным выбором. Во-первых, чтобы наступать на неё, не надо было подставлять русским тыл, а флотам России и Англии — фланг, упиравшийся в Балтику, или совершать какие-то сложные манёвры. Достаточно было наступать по прямой.
Между прочим, на Петербург-то наступать пришлось бы спиной к русской армии. Попробуйте-ка свернуть на север, когда перед вами стотысячная армия, которая только и ждёт оказии вцепиться в ваши, как выражался классик, расстроенные зады.
Во-вторых, Москва была уж точно тем городом, за который русская армия непременно стала бы драться. Вот тут-то Наполеон бы её и прихлопнул. Поворачивать на Петербург было бы делом трудозатратным, опасным и, главное, совершенно не нужным. Тем более чем ближе французы подходили к Москве, тем больше им нравилась идея покорить старую столицу — огромный богатый город, символ старой России, и он уже так близко…
С другой стороны, у Барклая, Багратиона, а после у Кутузова тоже не было полной свободы манёвра, чтоб уводить французов куда-нибудь в другое место. Французы наседали на пятки, и совершать какие-то изящные фланговые манёвры до Смоленска было затеей опасной, на грани самоубийства.
Потом Кутузову пришлось всё-таки драться — его, можно сказать, за этим и поставили, чтобы он как-нибудь этот паровой каток с буквой N во лбу остановил. А позднее оторваться от Наполеона удалось только благодаря целенаправленным усилиям и некоторой толике удачи. Причём в тот момент, когда император французов потерял голову, увидев на горизонте что-то жёлтое — то ли купола московских церквей, то ли головы бесплатного сыра.
Комментарии1