Колдуны и ведьмы в России до революции

Отношение к ведьмам на территории России и на территории Западной Европы отличалось. В Западной Европе быть ведьмой или колдуном было преступлением само по себе, и такого человека  могли казнить за сам факт предполагаемого контакта с дьяволом. В России судили преимущественно за использование магии во вред другим людям. Другое дело, что на злонамеренные действия колдунов могли списать любые катаклизмы или житейские неурядицы, поэтому результат для подозреваемых в колдовстве часто все равно был плачевным.  Были и свои способы проверки. Например, если человека подозревали в провоцировании засухи, могли заставить целый день таскать ведрами воду из речки и поливать ей крест, установленный на перекрестке близ села. Если человек справился – повезло. Если женщину подозревали во вредительстве, то ее могли раздеть и связать крестообразно, привязав левую руку к правой ноге, а правую руку к левой ноге. Затем несчастную бросали в воду. Утонула – не ведьма, не утонула – дьявольская сила помогла. Считалось, что ведьмы весят меньше, чем обычная женщина. По другой версии сама вода выталкивала ведьму наружу. Приговоренных колдунов чаще сжигали, а женщин в допетровской России чаще заживо закапывали по грудь, обрекая на мучительную смерть в течение нескольких дней. Но речь шла о случаях, когда колдунов обвиняли во вредительстве. Если подобных претензий к ним не было, то и причин для расправы тоже не было. Более того, местные жители сами иногда обращались к колдунам и ведьмам за различными услугами.

В Российской империи старые суеверия были частично закреплены законом. В «артикулах» воинского устава Петра Великого 1716 года значилось: «Ежели кто из воинских людей найдется идолопоклонник, чернокнижец, ружья заговоритель, суеверный и богохульный чародей: оный по состоянию дела в “жестоком” заключении, в железах, гонянием шпицрутен наказан или весьма сожжен имеет быть». Были случаи, когда  в 18 веке жестоко расправлялись с лицами, якобы пытавшимися навредить царским особам, но это уже отдельная тема. По свидетельству историка Татищева, в 1714 году одну женщину приговорили к смерти за колдовство и за то, что она оборачивалась сорокой. Сохранились упоминания судебных тяжб, когда обычные люди обвиняли соседей или знакомых во вредительстве, но обычно такие тяжбы заканчивались ничем. В 19 веке подобные разбирательства были реже. Чаще всего, судя по публикациям в прессе, воевать с сельскими чародеями пытались на территории южных регионов современной России, а также на территории современной Украины.

Народные поверья делили колдунов на три категории. Самые сильные - прирожденные, то есть наделенные мистической силой при рождении. Таковой могла быть дочь ведьмы, а также девочка, рожденная вне брака в третьем поколении (чьи мать и бабка тоже родились вне брака). Ведьмой могла стать седьмая либо пятая дочь в семье, где подряд рождались одни девочки. Потомственный бастард мужского пола тоже мог стать колдуном, также как и седьмой рожденный подряд сын. Считалось также, что если беременная женщина в Сочельник случайно проглотит кусочек угля, то на свет появится ведьма или колдун. Считалось, что прирожденная ведьма может делать и хорошее, и плохое. Были также чародеи ученые, то есть те, кто захотел стать колдуном сам и учился у «старших товарищей» или, как Фауст, заключили сделку с дьяволом. Такие в народном понимании могли делать только плохое и не могли «отменить» собственные «проклятия».  В народных поверьях существовали различные ритуалы, с помощью которых ведьма или колдун могли передать свой «дар». Ритуалы были разные, но почти всегда сопровождались какими-либо кощунственными с христианской точки зрения действиями. Были также колдуны поневоле, то есть те, кому «ведовское знание» обманом передал умирающий колдун, например, подарив какую-то вещь. Колдун поневоле, согласно поверьям, мог покаяться и встать на путь исправления. Колдунов ученых считали самыми зловредными.


«Канонический» колдун, согласно народным поверьям – мужчина холостой, однако имеющий любовниц, с которыми дурно обращается. Он живет в плохенькой избе, смотрит на окружающих недобрым взглядом, часто некрасив или имеет физические недостатки. Нередко колдунами считали мельников. Каноническая ведьма чаще замужняя женщина, скорее, пожилая, некрасивая (хотя встречались в рассказах и красавицы, коварно соблазнявшие мужчин). У типичной ведьмы, созданной народным воображением, могли быть глаза разного цвета или в одном глазу два зрачка, темная полоса волос вдоль спины и даже хвост. У русской ведьмы хвост – не обязательная часть тела, но обязательный атрибут ведьмы украинской. При этом была версия, что у молодой ведьмы хвост голый, а у зрелой дамы – волосатый. Некоторые верили, что хвост можно увидеть только у спящей ведьмы. У бодрствующей его не видно, но он есть, просто она его умеет поджимать. На русском Севере верили, что старая ведьма может вообще порасти мхом. Некоторые верили, что ведьма не может смотреть человеку в глаза, потому что у нее самой глаза постоянно бегают. Утверждали также, что в глазах настоящих ведьм и колдунов изображение отражается перевернутым, а иногда и вовсе ничего не отражается. Считалось, что ведьму можно узнать, посмотрев на нее сквозь решето, хомут, осиновую борону, сделанную за один день или найденную на чужом поле, сквозь дырку, которая образовалась от выпавшего сучка в доске из гроба.


Суеверия гласили, что ведьмы могут оборачиваться в животных, чаще всего в сову, ворону, филина, сороку, кошку, собаку, жабу. На картине Савицкого рядом с деревенской ведьмой сидит сорока. Существовало много баек о том, как кто-то случайно или злонамеренно ранил животное, а потом обнаружил аналогичные травмы у односельчан и даже родственников. Иногда истории были вполне жизненными: пнул на улице облаявшую незнакомую собаку, а потом оказалась, что сварливая теща прихрамывает – сразу видно, что она ведьма. Похожие истории часто встречаются и в западноевропейском фольклоре. В качестве частых «спутников жизни» чародеев выступали черные коты, черные петухи, ужи, жабы, коловерши - мифологические существа, похожие на кошек или зайцев.

Иногда чародеи превращались неодушевленные предметы, например, в стог сена или клубок ниток, который катится сам собой, словно колобок из сказки. При помощи зеленого прутика, палки или плети («кнута-самобоя») ведьма якобы могла превращать людей в животных. Также она могла обратить человека в животное, накинув на него звериную шкуру или подпоясав поясом из мочала. Когда мочало истлеет, человек якобы вернет первоначальный вид. Ведьма могла запрыгнуть на человека и кататься на нем, как герой рассказа Гоголя на черте. Крестьяне любили подобные байки.

Крестьяне верили, что ведьма может воровать молоко у чужих коров. Для этого якобы следует тайно подоить чужую корову на Пасху, в Юрьев день или иной крупный праздник. Иногда, по народным приданиям, сельские чародеи в определенные дни собирали росу на пастбище или подбрасывали под животных в чужом хлеву заговоренные предметы. Сохранилось описание курьезного случая. В 1864 году в Старобельском уезде Харьковской губернии в селе Белявке местный крестьянин подал жалобу в волостное правление. Он утверждал, что соседка, с которой он был в ссоре, навела порчу, и в результате корова околела. Волостной старшина и остальные члены правления решили привлечь эксперта. В расположенном неподалеку селе Варваровке нашли знахаря и привезли в белявское волостное правление. «Эксперт» подтвердил, что соседка – ведьма. Ее приговорили к выплате компенсации хозяину коровы. Крестьяне женщину раздели в поисках хвоста. Хвост не нашли, но «ведьму» на всякий случай поколотили и еще долго травили и ее, и членов ее семьи. В 1885 году в деревне Пересадовке Херсонской губернии крестьяне заподозрили трех местных жительниц в том, что они устроили засуху, «украв» дождь. Сначала женщин топили в реке, пока они не сообщили, где спрятали дождь. Староста деревни вместе с «понятыми» по этой наводке обнаружил в трубе дома одной из «ведьм» два напильника и один замок. После этого накал страстей пошел на спад, но дождя все равно не было еще долго.

Еще одна частая претензия к чародеям – воровство урожая.  В ночь на Ивана Купалу, по преданию, ведьма может пойти на чужое поле, срезать узкую полоску колосьев — пережин, которые забирает их себе. После этого на этом наделе урожай не уродится, зато уродиться на наделе семьи похитителей.


Отдельная тема – участие ведьм и особенно колдунов в свадьбах. Хотя колдунов не любили, но на свадьбу часто приглашали. Опасались, что обиженный невниманием колдун может испортить праздник, навести порчу на молодоженов, например, напустить на жену кликушество, а на мужа импотенцию. Если у молодожена в первую брачную ночь возникали проблемы, это тоже могли списать на происки темных сил. Иногда неприглашенный  колдун сам мог прийти на свадьбу, и это вносило переполох. Такая ситуация изображена на картине В. М. Максимова.


Считалось, что если заломить на поле колоски особым образом, то это не только погубит урожай, но и навредит хозяевам земли. Просто выкорчевать и выкинуть заломы считалось смертельно опасным. Чтобы снять угрозу, нужно было непременно позвать колдуна. Как не трудно догадаться, люди, выдававшие себя за таковых, нередко оставляли в полях такие «подарки», чтобы позже за деньги устранять проблему. Также ведьмы и колдуны предлагали и иные услуги, например, продать приворотное зелье. Суеверные люди охотно платили за подобные вещи.

Считалось, что колдун может спокойно умереть, только если передаст свою силу преемнику. Чаще всего им был кто-то из близких родственников, но иногда выбор мог пасть и на постороннего человека. Чтобы чародей мог умереть, согласно поверьям, надо было разобрать в доме крышу или, на худой конец, выломать из нее доску. В отличие от остальных покойников, чародеев выносили вперед головой, на кладбище везли окольными путями, а иногда и вовсе хоронили вне его территории, например, на болоте. Согласно народным поверьям, эти грешники и после смерти не находили покоя и иногда могли вредить людям и дальше, а также являться родственникам и знакомым в виде животных.


В народных поверьях в отдельную группу выделяли знахарей. Понятие это было растяжимым. В некоторых случаях речь шла почти о тех же ведьмах и колдунах, которые не занимались вредительством и использовали свои таланты на благо окружающим. В отличие от ведьм и колдунов, все знахари свои знания получали, исключительно обучаясь у более опытных мастеров, а не при рождении. Никаких отличий от остальных людей  они не имели. Они, помогали снять порчу, вычислить вора, занимались гаданием. Часто знахари специализировались на лечении болезней. В некоторых случаях речь шла о суевериях, в некоторых – о методах более разумных и выработанных опытным путем. Например, пользе трав и минералов. В знахарки часто записывали сельских повитух.


Колоритное описание суеверий есть в книге Г. Попова «Русская народно-бытовая медицина», опубликованной в начале 20 века. «Очень обширным является класс заболеваний, в основа которых лежит порча, произведенная из ненависти или злобы к заболевшему, по просьбе других, за деньги, а то и так себе, из любви к такому искусству со стороны некоторых злых людей. Люди эти – знахари, ворожеи и колдуны, известные у котельничан (Вятск. г.) под особенным названием “еретиков”… Все они могут причинять самые разнообразный болезни: вогнать в человека бесей, произвести сумасшествие и кликушество, нагнать, как говорят вологжане Грязовецкого уезда, “вопль”, отнять силу, иссушить до кости, вызвать икоту, тоску, параличи, родимчик, падучую болезнь и половое бессилие. Они же иногда являются виновниками повальных болезней и лихорадки, вызывают пьянство у мужчин, производясь “затворение кровей” у женщин, отнимают у них молоко и напускают “безовременное” (неправильные менструации).

Колдуны могут также наводить да человека глухоту, куриную слепоту и отнимать аппетит. Иногда они производят совершенно непонятные болезни: напускают на мужчин “бабью муку”, “надевают хомут” (прим. так называли опоясывающие боли туловища. Крестьяне уверены, что если больного «хомутом» раздеть, то на животе и спин его окажется красная полоса) и даже ухитряются проделывать, преимущественно над бабами, такие непостижимые вещи, что у них, без всякой видимой причины, начинает пучить живот. Колдун иногда является в глазах мужика таким всемогущим чародеем, что для него все является возможным. “Я все могу сделать, – бахвалится знахарь: – отнять ноги, отнять руки. Только правую руку, – снисходительно добавляет он, – оставляю для того, чтобы человек крест на себя мог положить”. Но чаще всего колдуны славятся тем, что они могут присаживать килы (прим. различного происхождения опухоли, в том числе грыжи и абсцессы). Отличительная черта их та, что они бывают на “притошных местах”: на лице, в горле, заднем проходе и на половых органах. Вот как определяет килу один из наших сотрудников: “где-нибудь на теле человека, всего чаще на руке, ноге, на лбу, появляется, без всякой причины, поверхностный нарыв с кровянистым или прозрачным содержимым, который сопровождается невыносимой болью и необъяснимой тоской”. “Я те ужо насажу кил, так будешь меня знать”, – нередко и теперь еще посылает знахарь угрозу своему врагу. Порча, в виде той или другой из этих болезней, бывает двоякая: временная, на несколько лет, от которой можно и выздороветь, или же навек, до смерти: такая порча неизлечима. Но и в случаях излечимой порчи ничего не может сделать ни врач, ни фельдшер: «порченых» может вылечить только знахарь или колдун, тот же, который испортил, или другой, более сильный. Только они, нашептывая и “пытая от кил”, могут снять и килу, и всякий другой “насад”.


Чрезвычайно, интересны способы, при посредстве которых производится порча. Всего чаще она пускается по ветру, по воде, примешивается к пище и питью, а иногда достигается и путем заклинания…

Таким образом, одна из них имеет случайный характер и является более общей, другая же – чисто индивидуальной: порча в виде заклятий и данная в пище и питье неизменно входит в того, кому “дано”, а пущенная по ветру и по воде, на кого попадет. Вероятно, на основании такой случайности, про порченых и говорят иногда, что они “вбрели” (Скопинск. у. Рязанск. г.). “Идешь себе, – объясняют крестьяне такой случайный вид порчи, – и вдруг тебе лицо раздует, во, какое” (Владимирск. г. и у.). – “Колдун зайдет на ветер, – стараются объяснить порчу другие, – так, чтобы ты стоял под ветром и пустит на тебя ее с этим ветром” (Малмыжск. у. Вятск. г.). – “Увидит колдун проходящего мужика, дунет на него – и готово”, – еще проще объясняют такую порчу третьи (Городищенск. у. Пензенск. г.). При посредстве одного из таких удивительных способов “присаживается и кила”. – “На вечерней заре выходит колдун на перекресток, делает из теплого навоза крест, обводит его кругом чертой и посыпает каким-то порошком, что-то нашептывая. Оставшуюся часть порошка кидает по ветру и если хотя одна крупинка этого порошка попадет на человека, то у него через три дня непременно появится кила» (Пензенск. у. и г.). Подобными же трудно объяснимыми способами пускается порча и по воде. Сюда также пускаются какие-то порошки и особенные яды, а иногда нечто совсем необъяснимое. «Заметит колдун, – объясняет такую порчу мужик, – что ты хочешь, примером, купаться, и пустит это свое колдовство по воде” (Орловск. г. и у.). Несколько более понятной является индивидуальная порча. Здесь какие-то неведомые снадобья и напитки подмешиваются к хлебу, кушаньям, квасу, пиву, водке, чаю и т. п. Славой производить порчу пользуются, между прочим, большие белые черви, которые заводятся в бочке из-под вина. Доставь червей и подойдя к кабаку, пускают их ползти по земле. Тот червяк, который поползет к кабаку, и есть обладатель вредоносных свойств. Стоить его взять, высушить, перетереть в порошок, подсыпать кому-нибудь в кушанье или питье – и человек этот будет пить запоем (Саран, у. Пенз. г.). Подобными же свойствами обладает и земляной паук. Если его, поймав, высушить и превратив в порошок, запечь в хлеб и дать кому-нибудь поесть, то тот в 3 года исчахнет (Алатырск. у. Симбирск, г.).


Народная фантазия питается многочисленными и самыми разнообразными рассказами, где такая порча и способы ее получения изображаются во всевозможных видах. В одном случае рассказывают, как женщину испортили на лапше и как она, поев лапши, сейчас же “стала кричать на голоса”, а другую, которой знахарка дала съесть вареное яйцо, “сейчас же стало свертывать в клубок и какая-то невидимая сила начала поднимать так легко вверх, как мячик резиновый подпрыгивает” (Брянск, и Орлов, уу. Орловск. г.).

“В квасу дали, родимый, – простодушно объясняет больная, свою болезнь, – так и услышала, как по животу пошло, а перекреститься-то, как стала пить, и не; перекрестилась: вот, ён, супостат-то, и вошел в нутро” (Мещовск. у. Калужск… г.).

“– Прихожу к бабке – передает другая женщина, – она как поглядела в воду, так всё и узнала, у тебя, говорит, несчастье случилось, ты сама больна да и муж твой нездоров: вам “поддали” в еде. А перед этим у нас кто-то проткнул кашу в чугуне, должно, соседка по сердцам подделала. Мы всю эту кашу с хозяином и поели. На него напала тоска, хоть со двора долой иди, ничего не мило, а меня лихорадка затрепала совсем”.

В случае невозможности испортить человека на пище и питье колдуны, будто бы, ухитряются как-нибудь “наколдовать у одёжи”.

“– Измучила меня лихоманка совсем, – жалуется женщина, – с тех пор, как у меня вырезали крест на шубе. Трепет каждый день, да и все. Была и у фельдшера, и у доктора, – никакой помочи нет”.

“– А рубахи у них с мужем разрезали и подушку, вот, и заболела, – крайне просто объясняет баба источник происхождения болезни у другой больной.”

“– Ну, так что же? Разве может от этого что-нибудь сделаться”?

“– А как же? Вырезано, значит, было с умыслом: она в теж поры и заболела”.

“– Кто же это мог сделать”?

“– А вестимо кто: недобрый человек – сноха девернина, злющая, презлющая баба… И бабка так рассказывала – над ими изделано, говорит: ему-то немного попало, ну a ей, значит, во всю”.



Существуют и многие другие способы порчи. С этою целью бросаются на дороги различные заговоренные предметы: стоит поднять такой предмет – и человек уже испорчен (Скопинск. у. Рязан. г.). Передают также, что колдуны кидают под ноги намеченного человека какие-то небольшие шарики, скатанные из овечьей шерсти, с примесью кошачьих и человечьих волос (Грязовецк. у. Вологод. г.). Достигают колдуны порчи, будто бы, и тем, что замазывают в трубе волосы намеченной жертвы, зашивают их с перьями неизвестных птиц в подушки, а также подкидывают в печь, подкладывают под стену в хате и зарывают под ворота (Пензенск. г. и у., Карачевск. у. Орловск. г.).

Способы, при помощи которых колдуны ухитряются причинять порчу, иногда положительно неуловимы и пред объяснением их останавливается даже фантазия русского мужика, склонного верить в возможность существовали самых необычайных вещей».


Вера в непознанное пронизывала народный быт. На магию списывали любые житейские проблемы. В некоторых случаях экзальтированные люди и сами их создавали. Колоритное описание сельских суеверий оставил священник А. И. Розанов. «В первую же обедню, по приезд в моем приходе, во время пения "херувимской", открылось много "порченных", "кликуш". Как только запели "херувимскую", я слышу: "и! и! а! а!" И - то там хлопнется на пол женщина, то в другом месте, - местах в десяти. Народ засуетился, зашумел. После обедни, когда я вышел с крестом, я велел подойти ко мне всемъ "кликушам". Все они стояли до сих пор смирно, но как только я велел подойти,- и пошли ломаться и визжать. Ведут какую-нибудь человек пять, а она-то мечется, падает, плачет, визжит! Я приказываю бросить, не держать,- не слушают: "она убьется,- отвечают мне,- упадет, а пол-то ведь каменный!" - Не убьется, оставьте,- говорю. Отойдут. Баба помотается-помотается во все стороны, да и подойдет одна. Так все и подошли. Я строго стал говорить им, чтобы они впередь кричать и безчинничать в храме Божием не смели, и наговорил им целые кучи всяких страхов: что я и в острог посажу и в Сибирь сошлю, словом – столько, что не мог сделать и сотой доли того, что наговорил я им. Потом велел им раз по пяти перекреститься и дал приложиться ко кресту. Велел народу расступиться на две стороны и всем кликушам, на глазах всех, идти домой. Я имел в виду настращать и пристыдить. В следующий праздник закричали две-три только. Я потолковал и с ними. Таким образом к Пасх у меня перестали кричать совсем». Подобными методами священник сумел перевоспитать всех малахольных жительниц села, и некоторые тоже усмотрели в этом мистику.