Как Павел I всех правителей Европы на дуэль вызывал.
Павел I, как известно, правил недолго, но оставил яркий след в истории России. Об эксцентричном и непредсказуемом характере императора ходили легенды ещё при его жизни. Одни боялись Павла, другие восхищались им, третьи предпочитали наблюдать за царём с почтительного расстояния. Несомненно одно: личность Павла I никого не оставляла равнодушным…
Один из тех, кто испытал на себе все превратности характера хозяина Михайловского замка, — известный немецкий писатель Август фон Коцебу. Он написал об этом в книге «Достопамятный год в моей жизни», напечатанной в Париже в 1802 году.
В России книга вышла много позже и, разумеется, с большими цензорскими правками: ведь её автор был когда-то в сибирской ссылке. Однако страницы, имеющие отношение к встрече Коцебу с Павлом I, остались в неприкосновенности. Именно Коцебу мы обязаны необычному рассказу о странной идее российского императора: устроить дуэль, в которой должны были участвовать чуть ли не все правители европейских монархий.
В России книга вышла много позже и, разумеется, с большими цензорскими правками: ведь её автор был когда-то в сибирской ссылке. Однако страницы, имеющие отношение к встрече Коцебу с Павлом I, остались в неприкосновенности. Именно Коцебу мы обязаны необычному рассказу о странной идее российского императора: устроить дуэль, в которой должны были участвовать чуть ли не все правители европейских монархий.
Август фон Коцебу. Гравюра XVIII века.
Но прежде, чем перейти к этой истории, узнаем, что же привело немецкого писателя в Петербург павловской поры…
Коцебу бывал в Росси и раньше — даже служил при Екатерине II, но в 1795 году, выйдя в отставку, перебрался в Вену, где стал режиссёром придворного театра. Написал несколько злободневных пьес, не думая о далеко идущих последствиях.
В 1800 году Август фон Коцебу, женатый на русской подданной (лифляндской дворянке), решился отправиться в Петербург, чтобы навестить детей, которые воспитывались там в кадетском корпусе. Но едва он пересёк русскую границу, как был арестован и отправлен в Тобольск. Позже он узнал, что навлёк на себя гнев императора за свои либеральные мнения, высказанные им в одном из сочинений…
Однако узнику неслыханно повезло: через два месяца его освободили и отправили в Петербург. Оказывается, молодой российский писатель Краснопольский перевёл небольшую драму Коцебу, написанную ещё в 1796 году, и посвятил свой перевод императору Павлу I.
Драма очень понравилась государю. Он приказал немедленно возвратить Коцебу из ссылки и назначил его директором Немецкого театра в Петербурге.
Иногда Павел поручал Коцебу некоторые задания «литературного свойства». Например, именно ему император велел составить первое подробное описание любимого своего детища — только что построенного Михайловского замка. (К сожалению, работу не удалось осуществить — вскоре Павел скончался.)
Коцебу бывал в Росси и раньше — даже служил при Екатерине II, но в 1795 году, выйдя в отставку, перебрался в Вену, где стал режиссёром придворного театра. Написал несколько злободневных пьес, не думая о далеко идущих последствиях.
В 1800 году Август фон Коцебу, женатый на русской подданной (лифляндской дворянке), решился отправиться в Петербург, чтобы навестить детей, которые воспитывались там в кадетском корпусе. Но едва он пересёк русскую границу, как был арестован и отправлен в Тобольск. Позже он узнал, что навлёк на себя гнев императора за свои либеральные мнения, высказанные им в одном из сочинений…
Однако узнику неслыханно повезло: через два месяца его освободили и отправили в Петербург. Оказывается, молодой российский писатель Краснопольский перевёл небольшую драму Коцебу, написанную ещё в 1796 году, и посвятил свой перевод императору Павлу I.
Драма очень понравилась государю. Он приказал немедленно возвратить Коцебу из ссылки и назначил его директором Немецкого театра в Петербурге.
Иногда Павел поручал Коцебу некоторые задания «литературного свойства». Например, именно ему император велел составить первое подробное описание любимого своего детища — только что построенного Михайловского замка. (К сожалению, работу не удалось осуществить — вскоре Павел скончался.)
Император Павел I.
Но было ещё одно поручение, которое трудно назвать даже необычным. В нём, как нигде, отразился характер Павла I — cамого, пожалуй, неординарного монарха на российском троне.
Хотя Коцебу и вернулся из ссылки благодаря милости Павла, но так и не оправился от страха перед императором и теми порядками, которые водворились в российской столице.
Хотя Коцебу и вернулся из ссылки благодаря милости Павла, но так и не оправился от страха перед императором и теми порядками, которые водворились в российской столице.
«Каждый вечер я ложился с мрачными предчувствиями, — позже вспоминал Август Коцебу, — ночью внезапно просыпался и вскакивал в смертельном ужасе при малейшем шуме, при стуке всякой проезжавшей по улице кареты.
Выходя из дому, я наблюдал с большим беспокойством за цветом моей одежды, её покроем и отделкою. При каждом представлении моей пьесы, дрожа всем телом, я ожидал, что постоянно зоркая и бдительная полиция откроет в ней что-либо подозрительное или оскорбительное.
Каждый раз, когда жена моя отправлялась с детьми гулять и не возвращалась долее обыкновенного, я дрожал, опасаясь, что она слишком поздно вышла из экипажа при встрече с государем и была отправлена за это в общую тюрьму.
Я не имел возможности достать себе книг, чтобы чтением развлечься в такое смутное и бедственное время, — почти все книги были запрещены… Я подвергал опасности своё здоровье всякий раз, когда должен был по делам своим проезжать мимо дворца (Михайловского. — А. Е.), так как во всякое время года, несмотря ни на какую погоду, все обязаны были снимать шляпу, приближаясь к этой груде камней и удаляясь от неё.
Выходя из дому, я наблюдал с большим беспокойством за цветом моей одежды, её покроем и отделкою. При каждом представлении моей пьесы, дрожа всем телом, я ожидал, что постоянно зоркая и бдительная полиция откроет в ней что-либо подозрительное или оскорбительное.
Каждый раз, когда жена моя отправлялась с детьми гулять и не возвращалась долее обыкновенного, я дрожал, опасаясь, что она слишком поздно вышла из экипажа при встрече с государем и была отправлена за это в общую тюрьму.
Я не имел возможности достать себе книг, чтобы чтением развлечься в такое смутное и бедственное время, — почти все книги были запрещены… Я подвергал опасности своё здоровье всякий раз, когда должен был по делам своим проезжать мимо дворца (Михайловского. — А. Е.), так как во всякое время года, несмотря ни на какую погоду, все обязаны были снимать шляпу, приближаясь к этой груде камней и удаляясь от неё.
Изображение Михайловского замка, сделанное в 1800 году художником Ф. Я. Алексеевым.
Самая невинная прогулка обращалась в мучение, потому что всегда можно было встретить несчастных, которых вели в тюрьму или для наказания кнутом… Можете представить себе увеличение моего ужаса, — продолжает Коцебу, — когда среди этих беспрестанных тревог я получил приказание от графа Палена (военного губернатора Петербурга. — А. Е.) немедленно явиться к нему».
Перепуганный немец прибыл к Палену, и тот сообщил ему буквально следующее: Павел I решил послать вызов или приглашение на турнир всем государям Европы и их министрам. И вот почему.
Императору пришла счастливая мысль: поскольку международные конфликты идут от честолюбия государей и интриг их свиты, то несправедливо допускать, чтобы подданные «расточали свою кровь и свои богатства в войнах, в которых им нечего выиграть». Именно поэтому Павел и хочет предложить всем правителям, которые имеют к нему претензии, собраться для поединка в условленном месте…
По словам Палена, император указал на Коцебу как на человека, который мог бы написать это приглашение и опубликовать его во всех газетах. Граф также добавил, что секундантами у Павла будут генерал Кутузов и он сам, Пален.
Императору пришла счастливая мысль: поскольку международные конфликты идут от честолюбия государей и интриг их свиты, то несправедливо допускать, чтобы подданные «расточали свою кровь и свои богатства в войнах, в которых им нечего выиграть». Именно поэтому Павел и хочет предложить всем правителям, которые имеют к нему претензии, собраться для поединка в условленном месте…
По словам Палена, император указал на Коцебу как на человека, который мог бы написать это приглашение и опубликовать его во всех газетах. Граф также добавил, что секундантами у Павла будут генерал Кутузов и он сам, Пален.
«Мысль о секундантах, — пишет Коцебу, — явилась в голове императора за полчаса до моего приезда, и он написал об этом Палену карандашом записку, которая и лежала на столе графа. Это странное приглашение надлежало составить в час времени, и мне было приказано лично представить его государю».
В год трёхсотлетия Санкт-Петербурга во внутреннем дворе Михайловского (Инженерного) замка был установлен памятник Павлу I (скульптор — В. Э. Горевой, архитектор — В. П. Наливайко).
Коцебу принялся за работу и через час принёс Палену письменный проект вызова на поединок. Ознакомившись с документом, граф заключил, что вызов «не достаточно язвителен». Он приказал Августу сесть за свой письменный стол и написать более острый вариант вызова. С этим последним вариантом они и отправились в Михайловский замок.
И всё же Павел I счёл, что вызов составлен слишком мягко, и написал свой — уже третий — вариант. После этого Коцебу пригласили в императорские покои.
Когда Август вошёл, Павел встал из-за письменного стола и, сделав два шага навстречу немцу, поклонился. «Господин, Коцебу, — торжественно произнёс монарх, — я должен прежде всего помириться с вами».
Наш герой был просто поражён этим неожиданным приёмом. Согласно этикету, он хотел встать на колени и поцеловать руку монарха, но Павел поднял его и, поцеловав в лоб, сказал по-немецки: «Я часто поступал неловко; справедливость требует, чтобы я был за это наказан. Я сам определил себе наказание. Я желаю, чтоб это (он показал бумагу, бывшую в его руке) было напечатано в “Гамбургской газете” и других журналах».
И всё же Павел I счёл, что вызов составлен слишком мягко, и написал свой — уже третий — вариант. После этого Коцебу пригласили в императорские покои.
Когда Август вошёл, Павел встал из-за письменного стола и, сделав два шага навстречу немцу, поклонился. «Господин, Коцебу, — торжественно произнёс монарх, — я должен прежде всего помириться с вами».
Наш герой был просто поражён этим неожиданным приёмом. Согласно этикету, он хотел встать на колени и поцеловать руку монарха, но Павел поднял его и, поцеловав в лоб, сказал по-немецки: «Я часто поступал неловко; справедливость требует, чтобы я был за это наказан. Я сам определил себе наказание. Я желаю, чтоб это (он показал бумагу, бывшую в его руке) было напечатано в “Гамбургской газете” и других журналах».
После этих слов монарх прочитал бумагу, написанную его собственной рукой на французском языке:
«Нам сообщают из Петербурга, — говорилось в документе, — что Российский император, видя, что европейския державы не могут придти к взаимному между собой соглашению, и, желая положить конец войне, опустошающей Европу в продолжение одиннадцати лет, возымел мысль назначить место для поединка и пригласить всех прочих государей прибыть туда и сразиться между собою, имея при себе секундантами, оруженосцами и судьями поединка своих самых просвещённых министров и самых искусных генералов… Сам же он (то есть Павел I. — А. Е.) намеревается взять с собой генералов Палена и Кутузова».
Этот странный текст Павел поручил Коцебу перевести на немецкий язык, что тот и поспешил сделать.
«Нам сообщают из Петербурга, — говорилось в документе, — что Российский император, видя, что европейския державы не могут придти к взаимному между собой соглашению, и, желая положить конец войне, опустошающей Европу в продолжение одиннадцати лет, возымел мысль назначить место для поединка и пригласить всех прочих государей прибыть туда и сразиться между собою, имея при себе секундантами, оруженосцами и судьями поединка своих самых просвещённых министров и самых искусных генералов… Сам же он (то есть Павел I. — А. Е.) намеревается взять с собой генералов Палена и Кутузова».
Этот странный текст Павел поручил Коцебу перевести на немецкий язык, что тот и поспешил сделать.
На другой день Август снова предстал перед Павлом. Император со смехом читал перевод на немецкий, сверяясь со своим французским оригиналом.
Он остался очень доволен переводом и на следующий день подарил Коцебу прекрасную табакерку, украшенную бриллиантами, стоимостью около двух тысяч рублей. «Я не думаю, — пишет Август, — чтобы перевод каких-нибудь двадцати строк был когда-либо оплачен с такой щедростью».
Он остался очень доволен переводом и на следующий день подарил Коцебу прекрасную табакерку, украшенную бриллиантами, стоимостью около двух тысяч рублей. «Я не думаю, — пишет Август, — чтобы перевод каких-нибудь двадцати строк был когда-либо оплачен с такой щедростью».
По его словам, вызов Павла был опубликован сначала «в придворной газете, к величайшему изумлению всего города». Какая это была газета — неизвестно. Но, по крайней мере, не «Санкт-Петербургские ведомости» — в ближайших номерах этого издания за 1800 год подобная статья не встречается.
Президент Академии наук, которому также прислали эту заметку для публикации, не поверил своим глазам. Он сам отправился к графу Палену, чтобы убедиться, что тут нет какого-либо недоразумения. В Москве этот номер газеты был задержан полицией, которая не могла допустить мысли, что такое могло быть напечатано по воле императора. То же самое произошло и в Риге…
Со своей стороны, Павел едва мог дождаться публикации своего «вызова» и с нетерпением несколько раз запрашивал, когда же он появится в печати.
Президент Академии наук, которому также прислали эту заметку для публикации, не поверил своим глазам. Он сам отправился к графу Палену, чтобы убедиться, что тут нет какого-либо недоразумения. В Москве этот номер газеты был задержан полицией, которая не могла допустить мысли, что такое могло быть напечатано по воле императора. То же самое произошло и в Риге…
Со своей стороны, Павел едва мог дождаться публикации своего «вызова» и с нетерпением несколько раз запрашивал, когда же он появится в печати.
За границей «вызов» был опубликован спустя месяц — в январе 1801 года. Сперва он вышел в «Лондонском вестнике», а затем — в седьмом номере французского журнала «Нижне-Рейнский вестник».
О реакции европейских монархов на эту статью, к сожалению, ничего не известно. Хотя можно предположить, что публикация вызвала определённую шумиху в политических кругах Европы. Но даже если Павел I и не шутил, он так и не успел воплотить своё намерение. 12 марта 1801 года императора не стало…
О реакции европейских монархов на эту статью, к сожалению, ничего не известно. Хотя можно предположить, что публикация вызвала определённую шумиху в политических кругах Европы. Но даже если Павел I и не шутил, он так и не успел воплотить своё намерение. 12 марта 1801 года императора не стало…
Андрей Епатко, старший научный сотрудник Государственного Русского музея (Санкт-Петербург).
Комментарии3