«Это был взрыв одной из подводных адских машин»

Исторической справедливости ради стоит заметить, что первый проект морской мины в самом конце XVIII века разработал американский изобретатель Роберт Фултон, позднее прославившийся изобретением колесного парохода. Но первый сугубо подводный взрыв, произведенный в рамках эксперимента по созданию донной мины, прогремел в России. В 1807 году его произвел подполковник Иван Фитцум — преподаватель морского кадетского и артиллерийского кадетского корпусов. Вот как он сам описал этот опыт в своей «Записке об употреблении брандеров и подводных фугасов для защищения фарватеров, устья рек или других узких проходов противу неприятельских кораблей, равно как и для усиливания морских крепостей, составленных из отдельных укреплений»: «Я взял фунт пороху, просто положенного в холстинный мешочек, обмазал его смолою и привязал к нему привод и кирпич, чтоб держать оный на дне воды. Около мешка, находящегося в воде почти на 1 ½ фута, наколотил я косвенно колья, чтоб узнать о действии разрыва; но из оных кольев остался только один, ибо течение унесло другие. Я приказал запалить привод. Офицер лаборатории, я и двенадцать пушкарей находились от фугаса в расстоянии 15 шагов, не ожидая большого действия от столь малого количества пороха. Однако, когда взорвание сделалось, то почувствовал, что на меня падают большие капли воды, и падали до тех пор, пока не промочили меня насквозь, хотя я бежал из всей силы на 30 шагов от оного, дабы избавиться от сего неожидаемого дождя. Офицер получил также свою часть. Кирпич был брошен на сорок сажен на противный берег. Кол, толщиною более трех дюймов в диаметре, был сломан на две части, кои летели над нашими головами».



Через пять лет, в октябре 1812-го первые в мире неконтактные гальванические мины испытал на Неве знаменитый русский изобретатель Павел Шиллинг. А наиболее активно идеи подполковника Фицтума развивал Борис Якоби — знаменитый физик-электротехник, приглашенный в Россию в 1835 году по рекомендации, в том числе и Павла Шиллинга. Именно Якоби в 1840 году разработал первую в мире конструкцию гальванической морской мины. Чтобы оказать ученому помощь в работе, на флоте создали специальную «гальваническую команду», а чтобы оценить важность этого изобретения — основали официальный «Комитет о подводных опытах», на который и легло руководство работами в области морского минного оружия.

В журнале этого комитета от 22 июня (4 июля по новому стилю) 1840 года есть запись о взрыве системы Якоби под лодкой на Большой Невке: «Сего числа в присутствии гг. членов Комитета на фарватере Большой Невки между Петровским и Крестовским островами взорвана была одна мина в 120 фунтов пороха, опушенная на 7 фут. в воду; над миной была утверждена на поверхности воды лодка, имеющая 16 фут. длины, 5 фут. ширины и 4 фута высоты. Взрывом мины сей подняло столб воды на высоту более сорока сажен вместе с малейшими кусками раздробленной лодки. Опыт сей показал, что подводная мина, будучи и отделена от предмета действия значительной массой воды, может нанести ему сильнейший вред».

Физик-изобретатель Борис Якоби

Одновременно с началом работ по созданию мин Якоби шведский инженер Эммануил Нобель начал продвигать в России свое изобретение — морские мины с пиротехническим ударным взрывателем. Правда, в 1828 году адъюнкт-профессор Главного инженерного училища Константин Власов уже разработал свой тип гальваноударного взрывателя для мин, так называемую «власовскую трубку» (которая, кстати, стала основным взрывателем морских мин в Крымскую войну), Нобелю удалось доказать, что и его разработки не менее эффективны. По указу императора Николая I нобелевскую мину Россия купила за 25 тысяч рублей серебром, а их серийным производством Нобель занялся с 1851 года.



К этому времени Борис Якоби уже оснастил свои мины гальваноударными взрывателями, которые могли срабатывать на контакт мины с вражеским кораблем, и в то же время имели проводную связь с берегом, откуда их можно было отключить, обеспечивая безопасный проход своим судам. Кроме того, к лету 1850 года в его распоряжении оказался и первый в мире минный заградитель — 18-весельный десантный катер, оборудованный в носу и на корме помостами и краном с брашпилями, с помощью которых через отверстия в помосте за борт опускались мины. Наступало время проверить на практике слова академика Бориса Якоби, который в 1851 завершил свой отчет о минных опытах двух предыдущих лет таким пассажем: «Хотя достоинства этого оборонительного способа не были еще доказаны в деле против неприятельского флота, но я убежден, что распределение и устройство подводных оборонительных мин может быть произведено гораздо легче и вернее в настоящем деле И что при малоценности их и при огромном моральном влиянии, которое они производят на неприятеля, подводные мины принадлежат к самому действительному и вернейшему средству обороны».



После начала Крымской (в Европе ее традиционно называют Восточной) войны 1853-1856 годов Борис Якоби в январе 1854 года получил высочайшее повеление «приступить немедленно и секретно к приготовлению мин для постановки». Уже через неделю Морской комитет одобрил предложенный академиком план постановки минных заграждений на рейдах Кронштадта, поскольку было очевидно, что именно он станет главной целью возможной атаки противника, и моряки принялись за работу. Первые 105 мин Якоби установили в конце апреля 1854 г. между фортами «Александр I» и «Павел I», чуть позже еще 60 мин составили заграждение между фортами «Петр I» и «Кроншлот». Поскольку мин Якоби, отличавшихся высокой надежностью, не хватало, флот принял решение задействовать менее надежные, но более дешевые и простые в постановке пиротехнические мины Нобеля: первые 92 мины этого типа в конце июня 1854 года поставили южнее форта «Павел I».



Всего в 1854-1855 годах на рейдах Кронштадта и подходах к нему выставили в общей сложности 1865 мин, из которых 474 были конструкции Якоби, и 1391 — конструкции Нобеля. Именно на нобелевских минах 20 июня 1855 года и подорвались суда англо-французской эскадры. О том, что подходы к Кронштадту прикрыты минными заграждениями, англичане и французы знали заранее — и потому не рисковали атаковать немедленно, сразу после того, как 14 июня 1854 года их объединенный флот появился на траверзе морской крепости. Через неделю флот ушел, чтобы вернуться год спустя — и уже на личном опыте убедиться в действенности «русских адских машин», как назвали их интервенты.



В отечественной историографии принято считать, что первый подрыв английских и французских кораблей произошел именно 20 (8 по старому стилю) июня 1855 года. В книге французского историка барона Сезара Леката де Базанкура, бывшего фактически официальным историком этой кампании во Франции, указана иная дата — 9 июня 1855 года по новому стилю, а в английской «Таймс» события датированы 17 июня и при этом якобы разворачиваются в окрестностях Свеаборга и Гельсингфорса (Хельсинки). Но вне зависимости от того, кто из иностранных источников ошибается, само описание подрыва кораблей интервентов вполне достойно доверия, поскольку заподозрить их в симпатии к русским морякам довольно трудно.



Вот как описан первый случай боевого применения морских мин в книге Базанкура «Крымская экспедиция. Французский флот на Черном море и на Балтике», вышедшей в Париже в 1858 году: «Merlin (французский пароходофрегат. — РП), который шел под руководством капитана Сулливана, шел на расстоянии двух с половиной миль от берега, когда в его передней части раздался глухой взрыв, за которым немедленно последовало сотрясение страшной силы, подобное сотрясению, испытываемому судном, когда оно наскакивает на скалу. Волны закипели и разошлись в стороны со зловещим завыванием, и можно было подумать, что пароход будет поглощен этой бездной. Это, без сомнения, был взрыв одной из этих подводных адских машин, о которых столько говорили на протяжении года и первые опыты с которыми были произведены в присутствии императора Николая. Корвет остановился. Сотрясение было настолько сильным, что можно было опасаться, что судно получило течь. К счастью, этого не случилось; капитан Сулливан проложил курс дальше от берега и снова начал движение, на этот раз малым ходом, чтобы ослабить действие подрывных машин, которые судно еще могло встретить на своем пути. Действительно, едва прошло несколько минут, как снова раздался взрыв, опять в передней части судна, затем последовало сотрясение, еще более сильное, чем в первый раз. В это время был замечен Firefly (английский пароход. — Прим. ред.), направляющийся к Merlin. Ему был тотчас дан сигнал удалиться, и он уже менял курс, когда у его форштевня также раздался взрыв, вызвавший на море такое волнение, что хотя Merlin был удален от Firefly более, чем на один кабельтов, однако действие этого взрыва ощущалось на корвете».



При том, что русские моряки в годы Крымской войны установили подступах к Кронштадту, Ревелю, Усть-Двинску, Свеаборгу, на Дунае, Буге и в Керченском проливе в общей сложности 2558 морских якорных мин самых разнообразных конструкций, остается лишь удивляться тому, что ни одной из них не удалось потопить вражеские корабли. Впрочем, при несовершенстве конструкции и слабости заряда это вполне объяснимо. Но первый опыт оказался удачным, и русские военные инженеры продолжили совершенствовать минное оружие, добившись того, что в годы Первой мировой войны, по признанию германских подводников, лишь один вид такой угрозы вызывал у них страх — русская морская мина.