Выбор
В комнату проникал, смягченный занавесками, свет зимнего солнца. Под окном слышится обманчивая капель, вводящая в заблуждение относительно времени года. Несмотря на то, что сейчас середина зимы, на земле воцарилась весенняя слякоть. Трава, обманутая недельным потеплением, пустила из под земли нежно зеленые ростки. Я сидел за столом, низко потупив голову, устремив отсутствующий взгляд в пол. Меня в данный момент здесь не было. Мысли на своих крыльях унесли меня в безвозвратно ушедшее прошлое. Горькая слеза сожаления сорвалась с немигающих, покойных глаз, скатавшись по щеке, разбилась о пол. Вот вспомнилось «наше» лето. Тогда было начало Августа. В это пору в тех местах еще очень жарко. Над городом воцарилась безмолвная черная ночь. В воздухе душно, пахло, скоро обещающей разразится, грозой. Иногда, словно подглядывая, показывалась половинка луны, пробившись сквозь толщу облаков. Я стоял на берегу, возле самого обрыва. Тамошние берега высокие, метров 5-6 глинистые обрывы. Волны приятно мерно где-то снизу шумели. Я лег на траву, подопря голову руками. Вдали другой брег весь сиял огнями. По ярко освященной дороге проезжали крохотные машины, словно игрушечные. Огни, отражаясь в воде, образовывали разноцветные нити. И создавалось впечатленье, что это какие-то подводные сооружения, построенные мифическими существами…
Налюбовавшись этой картиной, я спустился по крутой тропе к берегу. Вот стоит она устремив задумчивый взор в воду. Я тихо подошел сзади и обнял ее за талию. От неожиданности она вздрогнула. Она повернула голову, и наши полураскрытые уста сошлись в поцелуе.
Где-то далеко на горизонте блеснула молния, и на секунду осветился мрак ночи. За отблеском молнии прокатился громкий раскат грома. После первой молнией, ударила вторая – начиналась гроза. Мы стояли зачарованные картиной раскрывавшейся на горизонте. Непонятное чарующие впечатленье производил вид разбушевавшейся стихии.
Хлынул проливной дождь. Смеясь и ежась от капель холодного дождя, мы укрылись под кроной большой ивы, над которой нависал обрыв. Но и это нас не спасло – промокли до нитки. Мокрая одежда противно прилипала к коже. Что бы ни подхватить воспаление легких, надо было срочно ретироваться. Под смех мы пытались подняться по крутой глинистой тропе, которая к нашему несчастию уже полностью развязла… Но все же все в глине мы выкарабкались на верх…
Нет, нет! Так истязая, себя можно сума сойти. Надо все забыть. Все-все-все. Но разве это возможно? Мне вдруг стало душно и жарко. Я встал и вышел во двор. Яркое солнце на миг меня ослепило. Сев на мокрую скамью я снова погрузился в мысли надававшие мне покоя. Как я могу забыть то, что является неотъемлемой частью меня? Это невозможно. Лишь только забыться на время, а потом боль с еще большей силой снова вернется. Есть один выход. Есть… свести с этой жалкой жизнью счеты. Но для того чтобы это сделать надо хоть малая доля решимости. А у меня в душе позорная немощность. Кто-то скажет, что самоубийство слабость, но я так не думаю. Это сила. Сила смочь расстаться с никому не нужной жизнью, а не влачить ничтожное существование ради жалких удовольствий. Мысли стали путаться, повторяться пока я вообще не потерял конец и начало своих раздумий. Снова память бередит старое. Да, мне осталось только вспоминать. Ни будящего, ни настоящего у меня нет, только прошедшее. Был «последний» день. Стояла величавая зима. Снег, падал огромными хлопьями, красиво вальсируя в воздухе. При вдохе воздух «обжигал» своим холодом. Мы шли длинной широкой аллеей, держась под руку. Оба молчали. Я чувствовал, что она напряжена, чем-то сильно озабочена. Весь последний месяц вела себя совсем странно. То бродит словно тень, ничего не надо, все раздражает. То радости полна неудержимой, всякая работа под руками кипит. Сначала я хотел узнать, в чем дело, но добился лишь ссоры, и дальнейшего вето на все вопросы. За этот месяц она похудела, лицо стало смертельно белым. Но все же она была так же ослепительно красива…
Налюбовавшись этой картиной, я спустился по крутой тропе к берегу. Вот стоит она устремив задумчивый взор в воду. Я тихо подошел сзади и обнял ее за талию. От неожиданности она вздрогнула. Она повернула голову, и наши полураскрытые уста сошлись в поцелуе.
Где-то далеко на горизонте блеснула молния, и на секунду осветился мрак ночи. За отблеском молнии прокатился громкий раскат грома. После первой молнией, ударила вторая – начиналась гроза. Мы стояли зачарованные картиной раскрывавшейся на горизонте. Непонятное чарующие впечатленье производил вид разбушевавшейся стихии.
Хлынул проливной дождь. Смеясь и ежась от капель холодного дождя, мы укрылись под кроной большой ивы, над которой нависал обрыв. Но и это нас не спасло – промокли до нитки. Мокрая одежда противно прилипала к коже. Что бы ни подхватить воспаление легких, надо было срочно ретироваться. Под смех мы пытались подняться по крутой глинистой тропе, которая к нашему несчастию уже полностью развязла… Но все же все в глине мы выкарабкались на верх…
Нет, нет! Так истязая, себя можно сума сойти. Надо все забыть. Все-все-все. Но разве это возможно? Мне вдруг стало душно и жарко. Я встал и вышел во двор. Яркое солнце на миг меня ослепило. Сев на мокрую скамью я снова погрузился в мысли надававшие мне покоя. Как я могу забыть то, что является неотъемлемой частью меня? Это невозможно. Лишь только забыться на время, а потом боль с еще большей силой снова вернется. Есть один выход. Есть… свести с этой жалкой жизнью счеты. Но для того чтобы это сделать надо хоть малая доля решимости. А у меня в душе позорная немощность. Кто-то скажет, что самоубийство слабость, но я так не думаю. Это сила. Сила смочь расстаться с никому не нужной жизнью, а не влачить ничтожное существование ради жалких удовольствий. Мысли стали путаться, повторяться пока я вообще не потерял конец и начало своих раздумий. Снова память бередит старое. Да, мне осталось только вспоминать. Ни будящего, ни настоящего у меня нет, только прошедшее. Был «последний» день. Стояла величавая зима. Снег, падал огромными хлопьями, красиво вальсируя в воздухе. При вдохе воздух «обжигал» своим холодом. Мы шли длинной широкой аллеей, держась под руку. Оба молчали. Я чувствовал, что она напряжена, чем-то сильно озабочена. Весь последний месяц вела себя совсем странно. То бродит словно тень, ничего не надо, все раздражает. То радости полна неудержимой, всякая работа под руками кипит. Сначала я хотел узнать, в чем дело, но добился лишь ссоры, и дальнейшего вето на все вопросы. За этот месяц она похудела, лицо стало смертельно белым. Но все же она была так же ослепительно красива…
Комментарии16