Про настоящих мужчин и дурных баб

- Бу? - спросили в трубке. - Бу-бу, сукабля?
- Я это+ - Ирка оглянулась на Гену в поисках поддержки, а Гена зачем то посмотрел на Иркины сиськи, и пожал плечами. Ирка икнула, и закончила: - Я щас на
перекрестке, вместе с бабой Клавой с третьего подъезда+ Порчу снимаю.
- БУУУУУУУУУУУУУ?! - заорали в трубке, а Генин х*й почему-то начал подниматься. Ирка это почувствовала, и усердно запрыгала на Гене, выдыхая в телефон:
- Да+ Да+ В два часа ночи+ Так баба сказала+ Клава+ Баба+ Мы щас насыпем тут пшена, сотворим заклятие, и пойдём домой+
- Бу-бу? Бу-бу-бу нах*й! Чтоб через пять минут бу-бу-бу, а то бу-бу к х*ям!
Генин член стоял как шланг на морозе, и Ирка прыгала на нём, закатив глаза, не выпуская из рук телефонную трубку.
- Мне нельзя говорить, а то заклятие не подействует. Баба Клава запретила. Всё, пока!
И кончила.
Тут левая Иркина сиська, совершив странный кульбит, стукнула Ирку по щеке, и Гена, заглядевшись, про*бал свой оргазм.

"Всё-таки, бабы - *банутые существа+" - думал Гена, выходя из Иркиного подъезда. "Порчу, бля, она снимает. С бабой Клавой. И муж её мудак. Раз на такую
закатай вату повёлся"
В Генином кармане Сергей Безруков сурово сказал: "Бригада+" - и заиграла тревожная музыка.
- Толстый, ты на районе? - спросили в трубке.
- Почти. Чо надо?
- Бабки есть?
- Нету.
- Бля+ - расстроился голос. - Что, ваще нету?
- них*я! - рассердился Гена, и добавил: - Два часа ночи! Делать нечего? Если денег нет - п*здуй, за оградой дёргай х*й!
В трубке тихо матюгнулись, и поинтересовались:
- А сигареты есть? Покурим?
Гена похлопал себя по карманам, и ответил:
- Есть. Ты у подъезда? Щас подойду.
У подъезда, под тусклой лампочкой маячил Павлос.
Лицо Павлоса выражало мировую скорбь и вызывало желание дать ему в печень. Почему-то.
Увидев Гену, Павлос оживился:
- Здорово, брат! Покурим?
- Покурим.
Закурили.
- Слышь, Толстый, - сплюнул себе под ноги Павлик, - Рублей двадцать есть? Хоть пивка бы щас дёрнуть, бля+
"Не отвяжется ведь, пока не дам.." - подумал Гена, и сделал вид, что шарит по карманам.
- Держи. - Протянул Павлу два червонца.
- Бля, братуха, реально выручил! Погнали в "Красную шапку"?
Красной шапкой называли круглосуточный азеровский магазинчик на перекрёстке.
- Ну, давай, сходим+
По скрипучему снегу две тени двинулись в сторону магазина.
- Стой! - каркнул Павлос, и замер.
Гена остановился, и проследил Пашкин взгляд.
- Видишь?
- Вижу.
На белом снегу отчётливо выделялось тёмное пятно.
- Куртка, по-моему+ - сделал стойку на добычу Павлос, и стал красться аки тать в ночи. - Давай карманы обшмонаем? Может, там бабки есть?
Гена двинулся за Павлосом чисто из любопытства.
И через пару метров остановился:
- Павлос, это баба+
- Вижу! - азартно прошипел Пашка. - Бухая в сопли! Давай её на свет вытащим!
- Нах*й надо? - Гена попытался оттащить товарища от грузного тела, распространяющего миазмы. - Пошли в Шапку, у меня яйца окоченели.
- Отвали! - отмахнулся Павлос, - Щас бабки будут! - и, схватив тело за воротник, поволок его к подъезду.
Свет тусклой лампочки осветил красное лицо с растёкшейся тушью под глазами, и с застывшей соплёй под угреватым носом.
- Спящая красавица. - Фыркнул Гена, и пнул тело ногой.
- Эй! - рассердился Павел, - Ты чо делаешь? Её ещё *бать можно+
Павлос был женат. А жена Павлоса была беременна. И к комиссарскому телу Павла не допускали уже месяца три. Поэтому, в перерывах между бездуховной дрочкой
и бухарой, Павел иногда *бал вечно пьяную дочку соседа дяди Гриши. Неопределённого возраста девицу в зелёных велосипедных шортах, которые она снимала
только для поссать и для по*бацца.
Поэтому Павел был рад новому приобретению, которое совершенно точно имело п*зду, и вполне вероятно - бабки.
- Слышь, Толстый, давай её в подъезд оттащим? - глаза Павла горели возбуждением, и нижняя губа начала трястись. Первый признак того, что Паша намерен
любой ценой совершить половой акт.
Гена молча ухватил тяжёлое спящее тело, и поволок его в подъезд.
Спящей красавице на вид было лет тридцать. А может, и меньше. Пьяница мать - горе в семье, как говориться.
Прыщавое лицо, остатки зелёных теней на глазах и блевотина в правой ушной раковине мадонны, вызвали у Гены желудочные спазмы, и он поспешно закурил.
А Павел, тяжело дыша, расстёгивал китайский пуховик пьяной Снегурочки.
- Тебя как звать, а? Как зовут тебя, спрашиваю? Сосать можешь? - шептал Павел, пытаясь усадить красавицу на лестницу. - Рот открой!
Синявка услышала знакомую команду, и раззявила рот, явив миру пеньки зубов, в обрамлении бахромы морской капусты.
Но при этом не проснулась.
Павлос поспешно впихнул в рот пьяницы х*й, и после первого же поступательного движения Пашина партнёрша с глухим стуком повалилась на пол.
- Уродины кусок+ - выругался Павлос. - Толстый, чо стоишь, *блом торгуешь? Помоги поднять!
Гена с интересом следил за попытками Павла получить оргазм с помощью этого животного, поэтому поднапрягся, и поставил девушку на ноги.
Девушка приоткрыла мутные глаза, отрыгнула кусок котлеты, и упёрлась головой и руками в мусоропровод.
- О! Ништяк! - обрадовался Павел, - Толстый, у тебя г*ндон есть? Давай! бл*дь, да где тут у неё рейтузы снимаются? На подтяжках они что ли?
Паша трясущимися руками копался у синявки под пуховиком, пытаясь стянуть с неё шерстяные портки. Но те или наглухо прилипли к её жопе, или были пришиты к
лифчику.
Но Павлос не привык отступать. Он не боялся трудностей. Он был настоящим мужчиной.
Сильным, смелым, и ах*енно находчивым.
Поэтому он просто разорвал девушкины парадно-выгребные штаны на жопе, и, наплевав на видавшие виды трусы, задорно выглянувшие из разодранных рейтуз,
приступил к насилию.
Жертва обнимала мусоропровод, и пускала слюни, а Павлос приближался к оргазму.
Словно почуяв это, мадонна в рваных рейтузах обмякла, и начала плавно съезжать на пол, по пути облизывая мусоропровод.
- Стоять! - завопил Паша, и ухватил красавицу за сиську.
Сиська растянулась как резиновая, и красотка продолжила свой медленный спуск.
- Стой, сукабля!!! - в исступлении кричал Павлос, и вдруг осёкся: - Погоди+ Тихо-тихо+
Гена, лениво наблюдавший за сценой, перестал ржать, и уточнил:
- Это ты кому?
Глаза Паши забегали, а Пашина рука, держащая партнершу за сиську, вдруг вынырнула из-под пуховика с зажатым в ней стольником.
- Во! Смотри! В лифчик сныкала, сука!
Павел ликовал, и совершенно забыл про оргазм.
- Щас пойдём, пива возьмём в Шапке!
В этот момент Пашина любовь очнулась и просипела:
- Отдай бабки, п*дор!
- Ой! Она разговаривает! - заржал счастливый обладатель ворованного стольника, и пнул мамзель под разорванную сраку: - Пшла нах*й, марамойка!
Бросив наполовину использованный г*ндон рядом с любительницей острых ощущений, счастливый будущий отец и его друг вышли в морозную ночь+

"Всё-таки, бабы - *банутые существа+" - думал Гена, открывая зажигалкой бутылку "Старого мельника". "Взять, хотя бы, Ирку+ Бабе почти тридцать лет,
учительница, а даже нап*здить мужу толком не может. Вот как с такой жить? А эта опойка синерылая+ Ну нах*я так нажираться, что потом через губу перешагнуть
не можешь? Тоже дура."
А Павлос, верный друг Павлос, жадно глотал "Очаковское" и улыбался во весь рот.
Потому что скоро он должен быть стать отцом.
Потому что он сегодня вы*бал бабу.
Потому что он раздобыл деньги на пиво.
И потому что он - мужик.
И настоящий пацан.
А у Генки ещё все впереди.