Несвоевременность

Несвоевременность – вечная драма, где есть он и она…(с)

Трубка, словно подожженная пластмасса, плавила ухо, а она была на десять лет моложе, и так же, как тогда, запахивала халат смущенным движением, словно он и сейчас смотрел на ее ноги. Она была на десять лет глупее и вновь не находила нужных слов в ответ: все выходили костяными, застревали в горле комьями, обрывались на слогах. Она была на десять лет добрее и улыбчивее, неопытнее и безыскуснее и почти поверила, что разговор происходит в нужное время между нужными людьми. Но не было бы написано этих слов, если бы между «и» и «поверила» не стояло «почти».

Он стал на десять лет старше, мудрее и, как ни странно, мягче. Сплавал за тридевять земель, отыскал запущенную вдаль стрелу и свою царевну-лягушку, надел корону на голову, но трон не удержал. Узнал, что такое бедность, страх и одиночество. Потом, конечно, выровнялся, выбрался на поверхность, только ходил теперь по ней осторожнее, меньше рубил с плеча и не копил долгов. И ей позвонил, потому что давно должен был.

Она слушала обычную, в общем-то, историю, ухо постепенно остывало и ей думалось о том, как все это не вовремя. Пол забрызган, ужин не готов, она не успевает нажать на запись футбольного матча, который хотел посмотреть муж… Она не знает, что ему сказать, ну, что ему сказать в ответ на запоздалые признания.

Ведь позвони он десять лет назад – вот так же невпопад, когда она чистила картошку в студенческом общежитии для общего котла, и неужели она доварила бы ту несчастную картошку, не бросилась ему навстречу коротким путем, через парк, забыв нацепить варежки и застегнуть на шубке пуговицы? Да что там десять, позвони он лет восемь назад, когда врач убеждал ее, что операция при отрицательном резусе может стать губительной, разве не сбежала бы из отвратительного, слепящего белизной стен и металлом инструментов кабинета, не нашла автомат, из которого он звонил, не ткнулась по-собачьи в поднятый ворот грубого пальто, не разревелась от усталости? Пять лет назад она отменила бы свадьбу, если бы он набрал номер и сказал то же самое, что сейчас. Из-за трех слов продала бы дорогое платье и туфли, а на вырученные взяла билет до дома и прямо с трапа сошла к нему.

Только теперь это как-то не вовремя. Незачем. Не нужно. Нельзя. Ни к чему.
Она положила трубку на аппарат беззвучно и медленно-медленно, как только могла.

– Я соль купил. Ты сказала вчера, что соль заканчивается, – муж потерся носом о ее затылок.
– Как раз закончилась. Ты молодец.
Час спустя они с мужем ужинали, запивали день вином и предавались незатейливой семейной болтовне, которая всегда увлекательна для тех, кто близок, и которую не понять до конца другим.

И только во сне этой ночью ей было на десять лет меньше. Она бежала по свежему декабрьскому снегу в тонких сапожках, распахнутой шубе и отчаянно махала руками, не одетыми в варежки. Стараясь догнать удаляющийся мужской силуэт, она торопливо говорила в его спину о том, что иногда нужна просто досказанность. Поставить точку и не мучиться многоточиями. Сравнять баланс сказанных слов, сделать равным счет взятого и отданного. Только в таком случае можно отпустить на волю несбывшуюся любовь, словно воздушный шар. Пусть летит себе, ветрами подгоняемый, за облака вместе с вереницей других поднявшихся ввысь шаров – прозрачных, почти хрустальных, хранящих в себе миллионы историй, которые могли быть счастливыми, да не стали.