Падонак сказал, падонак сделал…
Атропин, фентанил, сибазон… а потом темнота и тишина. Когда анастезиолог произносил названия этих чудо препаратов, и перед тем как мне уйти в липкую страну наркоза, я бл* верил, верил бля, что он настоящий, и самое говёное, что и он наверняка верил в свою дипломированную сущность, анестезиолог бл*ть. А когда я проснулсо и сквозь анальгетический туман увидел, а минутой позже и почувствовал, как травмотолог дрелью насквозь х*ячит маю кость на ноге, я запротестовал и требовал, и требовал, бл*ть, дать мне парабеллум с одним патроном, чтобы выстрелить в мозги этому ёбаному факиру, фокус каторого, по усыплению травмированных, как бы это поаккуратней сказать, не совсем удался. Но парабеллум заменили диазепамом, и моя рука тянувшаяся к кадыку горе- анестезиолога, растворилась в свете операционных софитов, и снова внутри меня выключился звук и перегорела лампочка…
И бл*ть сломал голеностоп, хуле, год то високосный, а машинка не три кило весит, пропивал и прокуривал я её с дотавкой на дом новым хозяевам. Таким образом вечером первого января я оказалсо в шыстой палате травматологического отделения городской больницы имени какогота Брюхоненко, с перспективой собирания на операционном столе в единое целое разломанных сегментов голени и стопы…
Третьего января, тайным голосованием, травматологи пришли к выводу, что четвёртого января у меня может случицца белая горячка, и не дав толком прочитать мне то, под чем я расписался, водрузили меня на каталку и увезли в операционный блок. А далее атропин, фентанил, сибазон… парабеллум… кадык анестезиолога… и бл* диазепам…
Очнулсо я в послеоперационной палате с гибсом на ноге, с титановой пластиной, четырьмя саморезами, со спицей, увенчанной гайкой на восемь, внутри ноги. А рядом жывая жына, с заготовленной заранее успокоительной речью. Ты родной не переживай, - молвила она мне, не отошедшему еще от наркоза, да и с зачатками посталкогольного психоза – травма твоя- ерунда. Через пару месяцев встанешь и пойдёшь нах*й, ни куда не денешься. Я вот к маме ездила, там дела по серьёзней будут. Ты Наташку помнишь? Если помнишь моргни два раза. А сестру её Ольку помнишь? Ну так вот там такая история… Витьку помнишь? Ну у него х*й говорят огромный… В стакан гранёный по толщине не влезает, помнишь? Олька решила его попробовать, да не в стакан запихнуть, а себе во влагалище, так её всю окрававленную в реанимацию летом отвезли, еле спасли. А Наташка, сестра её младшая, на Витьку глаз положила, и вроде получилось, прижились. Жили счастливо, но не долго, умерла она от него в декабре… Представь Сань, если б у тебя такой палавой х*й был бы, ты б меня им убил? Чо моргаешь? Убил бы значит?
Суток через двое живая жена ушла, после того, как мне спирт налили и сделали укол реланиума… Диагноз – посталкогольный психоз, отягченный глубокой виной перед близким человеком.
А восьмого, после рождества, пришла она, настоящая, с мокрыми от слёз и полными любовью глазами. Час как с поезда, у соседей узнала, и сразу ко мне. Апельсины, мандарины, яблоки… всё для меня… поправляйся только. Саня, милый, ну вот как тебя одного оставлять? Ты ж как ребёнок… А я на неё смотрю и думаю, хорошо, что у меня х*й в стакан пролазеит … А вчера меня выписали, она с работы отпрасилась, такси заказала, я ж на костылях. Любит она меня, да и я её люблю. Гипс снимут, пойду новую машинку покупать, падонак сказал, падонак сделал …
