Про бабушку мошенницу

Среди буйных зарослей малины и лопуха стоял дом, квадратный и крепкий из глыб песчаника, обложенный белым силикатным кирпичом. А ночью, сквозь стены этого дома, слышался мерный шум моря, до которого можно было добежать минут за десять. Село Фонтанка, Одесская область… В доме этом по этому адресу жил герой Второй Мировой войны – мой деда, и простая русская женщина - моя бабуля. И каждое лето, собрав чемоданы и мою красную сумку, изрисованную мышами, мы – я, мой брат и моя другая бабуля, отправлялись на самолете в далекое путешествие к дому у моря.

И что странно, запомнились мне наиболее ярко именно эти эпизоды детства. Быть может, фотографии напоминали о приключениях или были это самые лучшие года моей жизни, я не знаю…

Жил тогда по соседству генерал. Дача была такая генеральская в два этажа. И сад огромный был у генерала, и жена молодая была. Ну, жена хорошая была с косой черной, в карты играла вечерами с дедой, водку пила мало. А генерал странный был – и в жару и в холод носил штаны с лампасами защитного цвета и курточку с погонами генеральскими и с орденами и медалями. Собака, помню, была у них, но это не актуально и к рассказу моему отношения не имеет. Важнее гораздо тот факт, что росла в саду у них отборная черешня и груши и яблоки. Генерал с женой молодой на выходные заезжали, все остальное время дача была под зорким надзором бабушки моей – Марии.

Идиллии этой приходил конец, только мы переступали порог дома. Бабулька моя, со стороны мамули, баба Оля, татарка крымская, прошедшая всю войну вторую, спавшая в теплушках, изгнанная с родины своей в далекую Азию с клеймом «Враг народа», была на редкость предприимчивой и даже немного мошенницей. Заприметив килограммы почти безхозных фруктов, решила так просто этого не оставлять. Усыпив бдительность патологически честной бабы Маши, заручившись поддержкой брата, который лазил по деревьям не хуже обезьяны, выставив меня почетным караулом, на всякий случай, баба Оля пошла на черное дело – обрывать черешню с генеральской дачи.

Вот скажите мне, когда как не во времена союза, между участками не было заборов? Не было забора и между нашими дворами. Даже намека не было! Пару колышков и леска протянутая - граница наших владений. И не родственники мы были вовсе, а просто соседи. Запросто ходили в гости и ставили стол огромный и скамейки, и жарили всем поселком шашлыки на углях между кирпичей песчаных, арбузами хрустели и шли гурьбой на море плавать и резвиться. И говорили о планах грандиозных и протаптывались тропинки между домами и сердцами все глубже и дальше.
Отсутствие заборов, да и прочие дыры в системе СССР, были бабе Оле на руку. Собрав пяток ведер черешни и мешочек яблок и груш, пошла она на базарчик у турбазы, продавать витамины за бешеные рубли оголодавшим туристам. Продавала и обвешивала, весы то у бабы Оли были неисправны. Талант был у нее… Родись она в наш век, получилась бы из нее первоклассная бизнесвумен. А так… Бутылки еще собирала моя баба Оля, сдавала в приемном пункте стеклотары, бычков вялила к пиву все тем же туристам и отдыхающим, сигаретами спекулировала, семечками приторговывала. Душа видать просила действий, ибо в деньгах мы не нуждались - папа, снаряжая нас в путь, давал всегда достаточно твердой советской валюты. И не тратила баба Оля ни копейку на себя, все отдавала бабе Марии, патологически честной женщине, которую чуть до слез не пробрало, когда от денег у нее кошелек лопнул. Все ходила и причитала: «Господи, столько денег, столько денег, кошелек порвался! Баба Оля я столько денег то и не видывала!» На что баба Оля, сухонькая вертлявая старушонка, важно говорила: «Ты Мария, трать не бойся, еще заработаем, а ты пенсию собирай, детям поможем!». Но такие задушевные разговоры были потом, когда баба Мария попривыкла к бизнесу, так сказать.

А впервые, увидев ободранную черешню и голую грушу, баба Маня долго крестилась и горевала, что мы такими вещами занимаемся неблаговидными. Ворами обзывала и накажет нас боженька. Требовала вернуть черешню законному владельцу и смотрела на бабу Олю умоляющими глазами. На что баба Оля разводила руками и говорила, что черешня морде генеральской и не нужна вовсе, и сгнила бы, а так туристов голодных порадовали и денег еще получили. На том и порешили.

А когда генерал приехал, и обеспокоенный к нам пришел полюбопытствовать о судьбе фруктов, красная от стыда баба Мария в доме схоронилась, а баба Оля смотрела на него лукавыми глазками и, охая, объясняла генералу, что черешенку его гроза побила, да, сильная гроза с ветром… Вся попадала черешенка-то… Да сгнила…
Так и жили мы в доме у моря. Давно это было, когда газированная вода продавалась в таких автоматах, и нужно было монетку кинуть в прорезь, не помню уж сколько – и лилась в стакан газировка с сиропом или нет, смотря какой монеткой разжился, и пломбир был такой вкусный в кафе на Дерибасовской, и подавали его в металлических чашечках шариками, осыпанными щедрой рукой тертым шоколадом, еще хлеб был с тмином, посыпанный сахарной пудрой в булошной на Красной Гвардии, и теплоход отправлялся с причала почти до самого поселка, и чайки огромные летали и черноморские дельфины изредка кувыркались.

Нет давно генерала, умер в больнице, один, от воспаления легких, и дачи двухэтажной нет, живут теперь там нувориши, выстроили забор и в гости не ходят, собак охранных выставили. Не жарим шашлыки и всем поселком не идем гурьбой на море и не смеемся, и взрослые водку не пьют, нет, пьют, конечно, и даже спиваются, но от жизни тяжелой, а тогда пили, вроде как ритуал был - выпить за схороненных в войну, за медали свои и ордена, выпить и вспомнить фронтовых товарищей, утереть скупую слезу и затянуться песней про Катюшу. Или просто мала я была и чего-то не понимала.
И нет той черешни… И турбазы нет…
А дом кирпичом обложенный стоит, и море все там же… И слышно его…
Лежат бабульки мои и деды под сенью деревьев, спят вечным сном…