Яйцы
Будучи на первом году ординатуры, пребывая в состоянии тотальной моральной невинности, еще не овладев азами бытового хамства и основами врачебного цинизму, я была прекрасна, как прекрасен всякий ребенок, познающий большой и удивительный мир вокруг. Каждая мелочь, мельчайшая и неважная деталь поражает это чистое разумом существо и надолго остаецца в памяти.
Вот и сейчас я во всей возможной трехмерности помню этот ужасающий фиолетовый член размером с хороший баклажан и такую же фиолетовую мошонку, по размерам присущую слону, но никак не человеку...
Было ясное зимнее утро. Я, покачивая бантиками в косичках и изредка поправляя гольфы на ногах... черт. Вот куда уводят эти невинно-нимфетские аллегории, так их! И все же, в это прекрасное декабрьское утро я мирно писала истории в ординаторской, мысленно готовясь пойти оперировать первую в своей жизни паховую грыжу. Словом, дух мой витал в сферах насквозь возвышенных и к бренному земному никак не планировал возвращацца... Но вдруг в ординаторскую постучали.
- Осман Будулаевич, тут к вам пришли... - пробормотала я, сбитая с толку несоответствием своих неимоверно прекрасных мыслей о первой паховой грыже и тяжелых реалий в лице гостя ординаторской.
- Аааа, Дымытрый, прахады! - радушно раскинул руки Эфенди навстречу бандиту, - Что случылос, дарагой?
- Да, блин... - скривился бандит и как-то очень нелепо проковылял к Эфенди, - Такое дело...
- Какоэ такоэ?! - удивился доктор Будулаев, - Показывай свое дэло, уэээ!
- Да это... Ну пусть бы она ушла, - махнул рукой в мою сторону бандит. Я немедленно попыталась удрать, ибо все еще надеялась понежицца в благостных мечтах о большой хирургии паховых грыж... Но Эфенди удрать мне не дал, а бандиту очень весомо заметил, что сие не девочка, но хирург! Посему ей тож полезно на проблему поглядеть, будь добр, демонстрируй, что у тебя там.
Вообще-то Осман Будулаевич никак не мог предположить, что же именно так беспокоит утреннего гостя, а если бы знал, то наверняка сам бы первый меня изгнал подальше. Ибо зрелище это... не скажу, что покалечило мне психику, но всяко свой жОский след оставило. Короче говоря...
Бандит, кряхтя и охая, спустил свои спортивные штаны вместе с трусами и явил нам что-то совершенно ужасное...
- Ахуэт... - сказал Эфенди и как-то аж побледнел. И борода его поникла.
- ...!!! - сказала я и почувствовала, что узкие мои глазные щели вот-вот разорвуцца.
- Вот, - мрачно сказал бандит и по щеке его поползла слеза.
Очень удачное сравнение с переспелым баклажаном и слоновьей мошонкой, перекрашенной каким-то шутником в фиолетовый цвет, мне переплюнуть уже не удасца. Поэтому ограничусь повтором и еще добавлю, что при рассмотрении этого неимоверного ужаса с расстояния вытянутой руки, даже мне делалось невыносимо дурно... Почему-то приходили на ум апокалиптические картины и муки прелюбодеев в аду... Впрочем, на деле все оказалось гораздо проще. В некоем "коллегиальном диспуте" наш бандит что-то не поделил с другими бандитами, а те в свою очередь прибегли к физической расправе. Да еще и вот таким неподобающим образом - пнули в причинное место со всей силы молодецкой.
- Ахуэт... - повторил в сердцах Эфенди, теребя себя за бороду, - Это жэ адын балшой гэматома...
- Осман! - взмолился бандит, потряхивая баклажаном в рыданиях, - Помоги! Что хочешь - все сделаю, только не дай пропасть!!!
- А что тут сдэлаэш... Я дажэ нэ знаю, билят... - Эфенди продолжал зачарованно смотреть на баклажаноподобный член.
- ... а если разрезы лампасные? - ляпнула я. Честное слово, дражайшие мужчины, не подумав ляпнула!!!
- Билят!!! Что ты нэсош!!! Ты думай!!! - от ужаса сказанного Осман Будулаевич очнулся и дал мне по шее, - Мужу своэму сдэлай лампасный разрэзы!!! Эээх, надо навэрно якудзэ позвоныт... Пуст гланэт что лы...
К слову, якудзой, Спичкиным, и просто Китайским Батей Эфенди называет нашего уролога - Антона Георгиевича Пака. Антон Георгиевич человек безусловно прекрасный! Сам маленький, желтенький и вечно глумящийся. Любимые выражения - "Ёпть!" и "Монтана!" - удивительным образом разукрашивают любую его тираду.
Китайский Батя примчался своей фирменной летящей походкой в ординаторскую через пару минут. Воззрился на баклажаноподобное хозяйство, сказал дежурное "Ёпть!", потыкал пальцем и состроил совершенно невозможную физиономию. Эфенди поднял брови. Я замерла. А бандит сделался бледен и мокр, как утопленник...
- Фигня, ёпть! - расхохотался Антон Георгиевич, довольный произведенным эффектом, - Пройдет! Антибиотики попей и холод поприкладывай - пройдет!
Бандит пару раз судорожно хапнул воздух пересохшим ртом да и опустился бессильно на стул. Позабыв надеть штаны от радости. А слоново-баклажановый натюрморт вздыбался поверх дорогой спортивки...
