Мы

Пора завязывать писать черной, она мажет. У дождя не бывают рук в чернилах. Дождь - квинтэссенция чистоты. Это воплощение стихии, МОЕЙ стихии. Дождь жадина, не хочет высыпать на меня шквал воды, он бережет меня. Заботится. Ведь это не лето. Летом самое большое счастье – это вымокнуть с ног до головы, наслаждаясь ударами крупных капель, словно тысяч маленьких молоточков. Когда капли бьют по всему полуголому из-за жары телу. Но сейчас конец осени. И дождь не хочет, чтобы я болела. Он хочет гладить меня по лицу, рукам, волосам каждый день понемногу. Он боится потерять меня. А я хочу к нему, хочу слиться воедино и улететь за ним! Улететь и снова вернуться. А потом опять улететь. Я хочу чувствовать стихию воды каждой клеточкой своей кожи, более того, изнутри, всеми частичками своего тела и особенно каждой молекулой своей души. Я заберу дождь с собою, куда бы мне не пришлось пойти. Или пусть он заберет меня. После того, как закончится моя жизнь, я стану дождем. Я побываю во всех уголках этой планеты, буду путешествовать по всему миру, принося счастье таким же, как и я, одиноким мечущимся душам.
Я боюсь грозы. Моя погода теплая, безветренная. И обрушивающиеся с неба потоки воды.
Рыжие от отражений фонарей лужи, ручьи, в ряби на которых застряли растерянные кусочки Луны, и небо. Черное-черное небо, которое несет отраду усталой душе. А в небе вторая Луна, целая и невредимая, смеется над беднягой первой, расколовшейся по воле дождя. Он, наивный ребенок, всего лишь хотел поиграть. Он не хотел ничего плохого, он не хотел ломать Луну на части. Дождь – малыш, капризный и неусидчивый. Вот он есть, а вот – раз! – и он прекратился. Он приходит, когда хочет и уходит тогда, когда взбредет в его косматую расплывчатую голову. Он играет с тем, что привлечет его внимание. И в какой-то момент хочется тоже стать его игрушкой. Подхваченной струями, уплыть далеко-далеко, туда, где никто не найдет и в то же время все будут рядом.
Я готова поиграть в любую игру, предложенную тобой. Только забери меня с собою.