Мы будем разводить сомов!

— Штобл*ть ты сказал?!

Муж проигнорировал истеричные нотки в моём голосе и с жаром пустился в объяснения:

— Ну ты послушай. Клариевые сомы – идеальный объект для рыбоводства. Крайне неприхотливы и выносливы, быстро набирают массу, имеют огромное промысловое значение, прекрасно размножаются в условиях замкнутого водоснабжения. У нас есть пруд. Прекрасный чистый пруд…

— Эта лужа!?

— …который стоит впустую. Корм — он стоит относительно недорого. Это если не брать польский. В идеале, конечно, финский, но финский в Россию не поставляется. А Райсио, конечно, хорош. Весь, до последний крошечки, — муж мечтательно прикрыл глаза и сглотнул слюну, — и мясо-костная мука в его составе, и разумно сбалансированный….

Муж ударился в пространные объяснения, узкоспециализированную терминологию и долгие невнятные подсчёты, по которым выходило, что сомы – это нереально лёгкий и быстрый источник дохода, а он — гений, красавчик и заебись. Я попыталась пресечь его излияния, воззвать к разуму; в итоге использовала самый главный аргумент – помянула его маму, которая ему мозг съест чайной ложечкой за очередную «стопудовую, я те говорю» идею.

Супруг переключился на изучение стыков плит ламината, но упрямую складку на лбу не разгладил. Значит, тратить децибелы бесполезно. Значит, сомы…

***

Муж не спал третью ночь. Мальки упорно не желали жрать этот корм. На деньги, потраченные на покупку нескольких мешков серой дряни, я, например, могла неплохо питаться в лучших ресторанах нашего города несколько недель подряд. А эти его твари, «неприхотливые, Юля, совершенно неприхотливые в питании!», не желали жрать. И дохли.

— Щас они немного подрастут и начнут его трескать. Да, этот корм им сложно усваивать, щас-щас, пусть только немного подрастут...
Они подросли и начали жрать. И дохнуть. Звонки десяткам ихтиологов со всей страны ни к чему не привели. Мелкие уёбища жрали, набирали вес, но дохли. Спустя две недели страданий и пары клочков выдранных волос муж понял, что корм слишком жирный, и у них тупо от лопается печень. Муж не ел, не спал, не отходил от пруда, покрылся плесенью и лишаями, но проблему решить никак не мог.

Было жаль денег, спущенных на покупку личинок, корма, оборудования, и немного жаль мужа. Мы продали машину и купили польский корм, с его разумно-сбалансированным-чем-то-там. Отходы производства резко спали, на моей голове вырос первый седой волос. Уёбища росли, прудик кишел их голодными склизкими ртами, муж радостно потирал руки и считал грядущую прибыль.

Им стало тесно. Мы продали прочие ненужные вещи из дома – телевизор, стиральную машинку и почку мужа — и вырыли еще один прудик.

***

Прошёл месяц после приснопамятной беседы за столом. Муж внёс в дом пакет с чем-то большим и подвижным внутри, широким жестом швырнул его на обеденный стол и сказал, гордо приосанившись:

— Вот.

Я воззрилась на него глазами вы*банной в жопу газели и осторожно поинтересовалась:

— Что?

— Дура-баба, — вынес вердикт нежный супруг и ласково погладил трепыхавшийся на столе пакет. – Твой мужчина-добытчик принёс тебе пищу. Разделай и приготовь это.

Я с ужасом раскрыла пакет с этим. В нём извивались две осклизлых серо-коричневых твари с блестящими усами и вылупленными глазами.

— Добыть – добыл, а убить — не убил. Мелочь притащил какую-то. Горе-охотник. Что ты мне предлагаешь с ними делать?

— Это, в общем, бракованные особи. Их необходимо уничтожить, дабы избежать вреда для прочей популяции.

— п*дрилы, штоле?

— Дура-баба, — почему-то оскорбился супруг. – Агрессивные: убивают более мелких. Кароч, их надо устранить.

— Ужас какой, они ещё и каннибалы. Жрут маленьких и слабых племянников…

— Не только маленьких и слабых. Могут здорового сородича сожрать.

Я резво отпрыгнула от пакета:

— Вот и устраняй.

Супруг поубавил накал пафосности в своей гордой позе и сиплым шёпотом признался:

— Я не могу…

— Заебись.

…Вечерело. Пакет всё так же интенсивно трепыхался на столе. Прошло не менее трёх часов, и мои надежды, что рыбины, извлечённые из воды, тупо задохнутся, не оправдались.

— У них есть древовидно разветвлённый наджаберный орган, обильно пронизанный кровеносными сосу…

— Лёгкое?!

— Строго говоря, нет, но они могут им дышать более суток без погружения в во…

— У них, сука, есть лёгкие!!! Какого хрена тогда они лежат там на столе?! Они же даже не задохнутся!

— А я не знаю, ты же сама сказала оставить их в покое.

— Заебись…

Покуда муж терзался муками совести, попивая на диване пиво, я взяла одну рыбину и молча спустила её в унитаз. Постояла, подождала и нажала на смыв повторно, после чего невозмутимо пошла готовить ужин. Через час я закончила и …

— ААААААААААААА!

Вопль доносился из туалета. Муж орал на одной ноте, переходя на ультразвук. Идти туда было страшно, но я прошла через выращивание сомов — меня так просто не запугать.

Муж стоял со спущенными штанами, умилительно смотрел в жерло калоприёмника и потирал мокрую жопу. Увидев меня, он изменился в лице и возопил:

— Изверг!

Из унитаза доносился бодрый плеск. Сомик нырял и выныривал, прыгал «бомбочкой», потирал плавнички и ехидно усмехался под усами.

— Как?! Как бл*ть?! Я же его дважды смыла!

— Они весьма живучи. Правда, малыш? — супруг, ласково воркуя, добыл склизскую скотину и понёс её в ванную. Оттуда раздался звук наполняемого водой тазика.

— Заебись…

Ещё через час, утомившись от непрерывно звучащего плеска из ванной, я пересадила скользких гадов в крепкий пакет-майку, плотно его завязала и выкинула на балкон. По комнате разнёсся оглушительный шелест, но я закрыла двери и запретила мужу туда выходить. Была уже ночь, когда я, мучимая совестью, заглянула на балкон. Пакет всё так же жизнеутверждающе трепыхался.

— Я же говорил, они весьма живучи, — утирая слёзы умиления, резюмировал супруг.

— Да грохни ты их уже чем-нибудь тяжёлым!

— Выживут.

— Отруби башку.

— Это жестоко!

— Засунь в духовку.

— Юля!

— Что «Юля»!? Сделай что-нибудь!

— Ну.…Если они сильно замерзают, то засыпают.

— Заебись. Храпят ещё, небось. Что ещё мне предстоит о них узнать?

— Да ты не поняла. Если их заморозить, то они как бы не умрут, а уснут.

— Так, стоп! Если я их потом достану, они оттают и проснутся?!

— Ну, чисто теоретически, если их не охлаждать до температуры ниже …

— После морозилки?

— Не должны…

Глубокая ночь. Мы лежим на кровати скошенными в жаркий полдень одуванчиками и прислушиваемся к шороху на кухне. Холодильник, судя по звукам, мотает по всей кухне. Жуткие ксеноморфные твари, выросшие в нашем пруду — которых не взяли ни российские корма, ни гипоксия, ни канализация — третий час яростно шебуршились в морозилке так, что подрагивал весь холодильник.

Наутро рефрижератор мерно тарахтел, не подавая признаков наличия в нем ксеноморфов. В морозилку я уже не полезла. Муж сам заглянул туда и констатировал глубоко коматозное состояние подопечных.

***

Если ви таки себе думаете, шо мы вырастили пару тонн отборной живучей рыбной продукции и заполонили ими рынок нашего города, то вы ошибаетесь. Если ви таки себе думаете, шо мы рыбно и сытно жили всю свою оставшуюся жизнь, то шоб ви сами так сытно жили. Супруг ожидаемо наигрался и почти за бесценок раздал рыбу по знакомым. Прудики заросли тиной и стали кишеть мошкарой, были осушены и вспаханы под морковку. Но я с ужасом до сих пор поглядываю в их сторону, и на краю сознания мне чудится еле слышный ехидный плеск.

***

— Юля, мы будем разводить кроликов!



© Юлия Фень