Живая вода
– Действуй быстро. Пока она не успела спохватиться.
Юноша в неприметном сером пальто поёжился. Он до сих пор не был уверен, что это правильно. Тем более двенадцатый закон волшебства…
– За тобой должок, приятель, – услужливо напомнил старший маг.
«Да. Плата. Такое не забудешь,» – Толик нащупал в кармане заветную склянку. Пальцы обожгло.
– Соберись, она выходит из «Пятёрочки». Начинай.
Что-то оборвалось внутри. Девушка, чьё существование он должен прекратить, покинула безопасное пространство магазина.
***
Пакет с продуктами тяжёлый. Натирает пальцы. Лак облупился, зараза. Дашка на работе ей это высказала, опять нахамила. Дашка – стерва. Блузку новую нужно. Как у Дашки-стервы, с резными рукавчиками. Денег нет. Да ещё эта слякоть.
Инна почувствовала, как холодная вода щекочет носок прохудившейся кроссовки. Давно пора купить новые. Денег нет.
На ужин картошка или макароны? В холодильнике кусочек сыра. Значит, макароны. Макароны – вкусно. Инна ускорила шаг и, привычно срезая путь, пошла через неосвещённый двор.
***
Они вычислили Инну около месяца назад. Всё стандартно: маршрут без
изменений: работа-дом-работа. Давно перестала замечать туман, в котором живёт. Ни хобби. Ни любимых людей, ни даже домашних животных. Две подруги с работы, да и то больше приятельницы. За три месяца не прибавилось ни одной мысли. Менялись только идеи о том, что приготовить на ужин, да и тут выбор был невелик: картошка или макароны.
Но самая главная улика – это глаза. Сколько Толик ни следил за Инной, не мог запомнить, какого они цвета: голубые, серые или зелёные. Про такие глаза говорят: свет горит, а дома никого нет. Приклеенные, как у куколки. За ними ничего. Абсолютная пустота. И от этого даже ему, повидавшему настоящую нежить, становилось жутко.
«От того, что я сделаю, станет только лучше,» – убеждал себя начинающий волшебник. От чего же так страшно?
***
Быстрее домой. Там можно залипнуть в монитор. И будет почти что весело. Грёбанный пакет с картошкой! Порвалась ручка. Ну и как его дотащить?
***
Вот уже близко её силуэт в старой потрёпанной ветровке. Идёт, чуть косолапит, неуклюже придерживает пакет. Его она не замечала. Как не замечала и преданного Игоря, влюблённого в неё с третьего класса. Раньше хотя бы ныла: «Меня никто не любит, я никому не нужна». А потом перестала думать даже об этом. Плохо, очень плохо.
– Девушка, извините. Не подскажете который час?
«Ага! Ещё бы уточнил: «как пройти в библиотеку?». Надеюсь, она не заметила, как дрогнул голос.»
– Мужчина, – встряхнула сальными волосами, – Подождите минутку, сейчас посмотрю – полезла в сумочку за подержанным смартфоном.
Толик держал открытую склянку наготове. Он не помнил, как брызнул ей в лицо, пустые глаза расширись. Она попятилась, наверное, не слышала, как маг прошептал:
– Будет больно, очень больно. Двенадцатый закон волшебства гласит: не нужно помогать тому, кто не просит о помощи, но…
Договорить он не успел. Девушка закричала.
***
Эй, придурок! Странный парень не двинулся с места. Облил её чем-то, зараза. Глаза сильно щиплет. Очень и очень больно где-то в глубине. Защемило сердце. «Мама. Сколько мы уже не разговариваем? Два года?
А ведь поссорились из-за такой ерунды! Наговорили друг другу гадостей, но как я могла не брать трубку? Она же мама!» Срочно, прямо завтра, а может, и сегодня. Позвонить, приехать обнять!
Нервно щекочет в груди. Хочется плакать и слёзы прорываются. Впервые за два года Инна ревела, без стыда, как маленькая девочка. Впервые ей было плевать, что кто-то смотрит, что он может подумать, о том, что Инна – слабовольная истеричка. Какая истеричка, если это выходит скопившаяся на дне души горечь!
Чуть пониже, в районе солнечного сплетения начала разливаться животворящая сила. Тёплая, почему-то похожая на молоко, исцеляющая. Кажется, Инна может всё, хоть запрыгнуть на ту крышу. Помнится, они с Колькой покупали вкусностей, лезли на крышу и сидели там, пожирая чипсы, смотрели на ночные огни машин. Подмигивали окнами дома любимого города, в телефоне играл сплин и наушники одни на двоих… кажется, она тогда мечтала стать художником. Когда она успела изгнать мольберт в кладовку, потому что он занимал в комнате много места?
Пакеты грохнулись. Она стояла посреди двора и смотрела на звёзды.
Весь мир отразился в её зелёных глазах.
***
Толик смотрел, как на её лицо постепенно становится девичьим, человеческим. Её существование прекратилось. Началась жизнь. Страшная, раздирающе жгучая, но прекрасная. Легко больше не будет, Инночка.
Склянка вновь наполнилась до самого верха живой водой. Клокочет, ни на секунду не замирает, даже в склянке. «Хорошо, что она никогда не закончится. Целительный источник в сердце каждого ожившего.» Девушка моргала влажными глазами до сих пор не совсем понимая, что
произошло. Толик на секунду залюбовался её порозовевшими щечками. Она такая красивая. Как он не замечал?
– Ну что, проснулась, соня? Ожила? – Толик неожиданно для себя неуклюже сжал в объятиях пробудившуюся, – Такая молодец. Смогла проснуться… от моей…моей души, – парень растроганно заморгал, – Я уж боялся тебе навредить. Думал, не сработает! Сон-то твой был глубокий, мёртвый. Ты успокойся. Посмейся, поплачь. Порисуй. Ты же рисовать любила?
Инна поморщилась. Художники не рисуют, а пишут, впрочем, неважно!
– Только помни. За тобой должок. Но это всё потом. Потом! Как хорошо, что мир не потерял тебя! – Толик накинул ей на плечи свою куртку, улыбнулся и обнял ещё сильнее.
Новорожденным необходимо тепло.
***
– Инна, слушай внимательно. Он выходит из метро. Соберись, не дёргайся!
Инна кивнула, с трудом подавив волнение. Неужели, получится, вдруг её света не хватит? В конце концов, кто она, чтобы кого-то спасать. Всего лишь начинающий художник. В двадцать пять поздновато начинать, но всё-таки… Склянка с живой водой приятно согрела руку.
© Александра Власова
«Да. Плата. Такое не забудешь,» – Толик нащупал в кармане заветную склянку. Пальцы обожгло.
– Соберись, она выходит из «Пятёрочки». Начинай.
Что-то оборвалось внутри. Девушка, чьё существование он должен прекратить, покинула безопасное пространство магазина.
***
Пакет с продуктами тяжёлый. Натирает пальцы. Лак облупился, зараза. Дашка на работе ей это высказала, опять нахамила. Дашка – стерва. Блузку новую нужно. Как у Дашки-стервы, с резными рукавчиками. Денег нет. Да ещё эта слякоть.
Инна почувствовала, как холодная вода щекочет носок прохудившейся кроссовки. Давно пора купить новые. Денег нет.
На ужин картошка или макароны? В холодильнике кусочек сыра. Значит, макароны. Макароны – вкусно. Инна ускорила шаг и, привычно срезая путь, пошла через неосвещённый двор.
***
Они вычислили Инну около месяца назад. Всё стандартно: маршрут без
изменений: работа-дом-работа. Давно перестала замечать туман, в котором живёт. Ни хобби. Ни любимых людей, ни даже домашних животных. Две подруги с работы, да и то больше приятельницы. За три месяца не прибавилось ни одной мысли. Менялись только идеи о том, что приготовить на ужин, да и тут выбор был невелик: картошка или макароны.
Но самая главная улика – это глаза. Сколько Толик ни следил за Инной, не мог запомнить, какого они цвета: голубые, серые или зелёные. Про такие глаза говорят: свет горит, а дома никого нет. Приклеенные, как у куколки. За ними ничего. Абсолютная пустота. И от этого даже ему, повидавшему настоящую нежить, становилось жутко.
«От того, что я сделаю, станет только лучше,» – убеждал себя начинающий волшебник. От чего же так страшно?
***
Быстрее домой. Там можно залипнуть в монитор. И будет почти что весело. Грёбанный пакет с картошкой! Порвалась ручка. Ну и как его дотащить?
***
Вот уже близко её силуэт в старой потрёпанной ветровке. Идёт, чуть косолапит, неуклюже придерживает пакет. Его она не замечала. Как не замечала и преданного Игоря, влюблённого в неё с третьего класса. Раньше хотя бы ныла: «Меня никто не любит, я никому не нужна». А потом перестала думать даже об этом. Плохо, очень плохо.
– Девушка, извините. Не подскажете который час?
«Ага! Ещё бы уточнил: «как пройти в библиотеку?». Надеюсь, она не заметила, как дрогнул голос.»
– Мужчина, – встряхнула сальными волосами, – Подождите минутку, сейчас посмотрю – полезла в сумочку за подержанным смартфоном.
Толик держал открытую склянку наготове. Он не помнил, как брызнул ей в лицо, пустые глаза расширись. Она попятилась, наверное, не слышала, как маг прошептал:
– Будет больно, очень больно. Двенадцатый закон волшебства гласит: не нужно помогать тому, кто не просит о помощи, но…
Договорить он не успел. Девушка закричала.
***
Эй, придурок! Странный парень не двинулся с места. Облил её чем-то, зараза. Глаза сильно щиплет. Очень и очень больно где-то в глубине. Защемило сердце. «Мама. Сколько мы уже не разговариваем? Два года?
А ведь поссорились из-за такой ерунды! Наговорили друг другу гадостей, но как я могла не брать трубку? Она же мама!» Срочно, прямо завтра, а может, и сегодня. Позвонить, приехать обнять!
Нервно щекочет в груди. Хочется плакать и слёзы прорываются. Впервые за два года Инна ревела, без стыда, как маленькая девочка. Впервые ей было плевать, что кто-то смотрит, что он может подумать, о том, что Инна – слабовольная истеричка. Какая истеричка, если это выходит скопившаяся на дне души горечь!
Чуть пониже, в районе солнечного сплетения начала разливаться животворящая сила. Тёплая, почему-то похожая на молоко, исцеляющая. Кажется, Инна может всё, хоть запрыгнуть на ту крышу. Помнится, они с Колькой покупали вкусностей, лезли на крышу и сидели там, пожирая чипсы, смотрели на ночные огни машин. Подмигивали окнами дома любимого города, в телефоне играл сплин и наушники одни на двоих… кажется, она тогда мечтала стать художником. Когда она успела изгнать мольберт в кладовку, потому что он занимал в комнате много места?
Пакеты грохнулись. Она стояла посреди двора и смотрела на звёзды.
Весь мир отразился в её зелёных глазах.
***
Толик смотрел, как на её лицо постепенно становится девичьим, человеческим. Её существование прекратилось. Началась жизнь. Страшная, раздирающе жгучая, но прекрасная. Легко больше не будет, Инночка.
Склянка вновь наполнилась до самого верха живой водой. Клокочет, ни на секунду не замирает, даже в склянке. «Хорошо, что она никогда не закончится. Целительный источник в сердце каждого ожившего.» Девушка моргала влажными глазами до сих пор не совсем понимая, что
произошло. Толик на секунду залюбовался её порозовевшими щечками. Она такая красивая. Как он не замечал?
– Ну что, проснулась, соня? Ожила? – Толик неожиданно для себя неуклюже сжал в объятиях пробудившуюся, – Такая молодец. Смогла проснуться… от моей…моей души, – парень растроганно заморгал, – Я уж боялся тебе навредить. Думал, не сработает! Сон-то твой был глубокий, мёртвый. Ты успокойся. Посмейся, поплачь. Порисуй. Ты же рисовать любила?
Инна поморщилась. Художники не рисуют, а пишут, впрочем, неважно!
– Только помни. За тобой должок. Но это всё потом. Потом! Как хорошо, что мир не потерял тебя! – Толик накинул ей на плечи свою куртку, улыбнулся и обнял ещё сильнее.
Новорожденным необходимо тепло.
***
– Инна, слушай внимательно. Он выходит из метро. Соберись, не дёргайся!
Инна кивнула, с трудом подавив волнение. Неужели, получится, вдруг её света не хватит? В конце концов, кто она, чтобы кого-то спасать. Всего лишь начинающий художник. В двадцать пять поздновато начинать, но всё-таки… Склянка с живой водой приятно согрела руку.
© Александра Власова
Пожалуйста оцените статью и поделитесь своим мнением в комментариях — это очень важно для нас!
Комментарии2