На uCrazy 15 лет 4 месяца
Нетолерантно или немного о вежливости
Мой приятель Андрей работает в одном из хирургических отделений столичной больницы. Коллектив у них, в принципе, сыгранный, в основном интеллигентный. С недавних пор так вообще что-то старорежимное проскакивает. К друг другу всё на «вы», да по имени-отчеству.
- Андрей Николаевич, не передадите ли вы мне кофе.
- Возьмите, Сергей Станиславович.
- Спасибо, Андрей Николаевич.
- Не стоит благодарности, Сергей Станиславович.
Или.
- Анна Сергеевна, держите крючки ровно, мне шить неудобно.
- Простите, Вадим Иванович, устала, как лошадь. Сутки на ногах.
- Вам, Анна Сергеевна, отдыхать надо больше.
- Так жрать нечего будет, Вадим Иванович. Два кредита у меня, и детей двое.
Короче, тьфу, Шариков бы точно с ума сошёл!
А всё из-за начальства. Года три назад на должность заведующего отделения заступил очень опытный пожилой хирург Иван Иванович. И на первой же пятиминутке, когда будущий Сергей Николаевич гонял медсестёр в хвост и в гриву за какие-то проступки, молчавший до этого завотделением взял слово:
- Сергей Николаевич, как вы выражаетесь?
- А что? – подвис хирург.
- С коллегами надо общаться максимально корректно, обращаясь по имени-отчеству. Применять слова ненормативной лексики в профессиональном разговоре так же недопустимо. И что это за фраза: «Анька-зараза, опять бумажки не заполнила»? Нужно вот так: «Постовая медсестра Анна Васильевна допустила просчёты в заполнении документации отделения». Не сложно ведь так?
Лица хирургов и медсестёр в этот момент напоминали лица Косого, Хмыря и Василия Алибабаевича из «Джентльменов удачи».
- А для закрепления данного общения, я издам приказ по отделению, - с улыбкой пообещал Иван Иванович.
И ведь издал, паразит. Да ещё и со штрафами. За нецензурное слово – рубль, за обращение не по уставу – пятьдесят копеек. Немного, но обидно. И ещё ходит сзади, замечания делает.
Потихоньку привыкли. Ходят все по отделению, чуть не раскланиваются. Вадим Николаевич, да Анна Сергеевна. Даже на ночном дежурстве, в отсутствии начальства выражаться перестали. Скукотища.
А однажды приезжает Андрей на работу, и слышит из ординаторской незнакомый, но очень громкий голос.
- А я говорю ему, с..ка. Какого х…, ты, боец, в казарме отсиживался* Теперь мне проще тебе эту ногу отрезать, чем вылечить.
И следом такой громоподобный хохот, что склянки в шкафах «дзынькнули». Причём и рассказывал, и хохотал один и тот же человек.
Заглядывает Андрей в ординаторскую, а там сидит на диване здоровенный тип с седыми висками, пьёт огромными глотками кофе из его Андрея чашки и уже новую историю начинает. Причем с такой громкостью, что склянки опять «дзынькать» собираются. А весь прочий медперсонал забился в противоположный угол, отгородился дарёными печеньками и сахаром и наблюдает за гостем в каком-то испуге.
- Что тут у вас происходит? – поинтересовался Андрей.
Седой всем корпусом повернулся к нему.
- А? Здорово, коллега! Михалыч! – и сунул Андрею лопатообразную руку.
Андрей в юности занимался борьбой. Участвовал в чемпионате города и проиграл какому-то дагестанцу, применившему болевой приём. С тех пор борьбу забросил, разочаровавшись в силовых видах спорта. Так вот, этот болевой приём дагестанца и близко не стоял по эффективности с рукопожатием Михалыча. В кисти Андрея что-то предательски хрустнуло. И сам собой всплыл в памяти образ знакомого травматолога, к которому обязательно нужно зайти после дежурства.
- Это наш новый врач Алексей Михайлович, - робко представила новичка Анна Сергеевна.
- Прошу любить и жаловать! – Михалыч отхлебнул сразу полкружки кофе, метко выплюнул в умывальник нерастворимый коричневый порошок, и снова потянулся за чайником.
- А вы где раньше трудились? – поинтересовался Андрей.
- Так в медроте! – не стал скрывать Михалыч. – В десантной бригаде. Вот, на пенсию вышел, а здоровье-то ещё о-го-го! Скукотища сидеть дома! Сопьюсь! Я и напросился по знакомству в вашу больницу.
- По знакомству? – Андрей недоуменно глянул на своего коллегу Вадима Николаевича.
Тот закатил глаза, поднял палец вверх и сделал очень серьёзное лицо, давая понять, что знакомства у Михалыча ну о-о-очень на высоком уровне.
- Да мы с Колькой служили вместе, - не стал скрывать Михалыч.
- А Колька это кто? – поинтересовался Андрей.
- Ну ты, блин, даёшь! – хохотнул новичок. – Колька нынче замминистра! Высоко забрался, гадёныш! А ведь когда-то у нас в кубрике сахар тырил!
И Михалыч снова расхохотался так громоподобно, что внизу, в терапевтическом отделении у пациентов подскочило давление.
- Иван Иваныч ещё не заходил? – спросил Андрей у ординаторской.
Коллеги слаженно помотали головами. Столкновение титанов ещё не состоялось.
Состоялось оно на ближайшей пятиминутке.
- Алексей Михайлович, - в ответ на очередную тираду бывшего военврача поморщился завотделением. – У нас тут так не принято.
- Чего?! – громыхнул Михалыч. – Иваныч, ты не стесняйся, говори. А то я в чужой, б…, монастырь, да со своим уставом. А Устав у меня караульной службы! Га-га-га!
Сам пошутил и тут же сам расхохотался.
Иван Иванович слегка покраснел и принялся долго и нудно объяснять про субординацию, про обращение по имени-отчеству, про недопустимость нецензурных выражений.
Михалыч слушал минут двадцать с очень серьёзным лицом, кивал. А потом громыхнул:
- Всё понял, Иваныч! Постараюсь, чтоб больше такой х…. не было!
И вправду затих слегка. Заменил в своей речи откровенно матерные слова на созвучные. К коллегам стал обращаться по имени-отчеству, но в своей манере.
- Анька, мать, Сергеевна, жёваный крот! Какого топинамбура Семёнов из третьей палаты ещё не побрит? У него операция сейчас!
И не придерёшься. Всё цензурно и по имени-отчеству. А то, что многострадальные склянки с физраствором в шкафах «дзынькают», так это не его проблемы!
Иван Иванович честно старался. Ходил за Михалычем шаг в шаг, делал ему замечания. Михалыч выкатывал глаза почище царского унтера, вытягивался по струнке перед начальством и гаркал:
- Виноват-дурак-исправлюсь!
И шёл работать. Работал он, кстати, отлично. Опыт у бывшего десантника оказался нешуточный, но уж очень специализированный. Вскоре хирурги всех пациентов с колотыми-резаными ранами старались передать Михалычу. В этом направлении он творил настоящие чудеса. А дежурить с ним ночью было одно удовольствие. Любой нетрезвый пациент, разоравшийся на медсестру, удостаивался короткой рубленной фразы от военврача. И тут же затихал. А особо непонятливым Михалыч подносил к носу пудовый кулак.
- Чуешь чем пахнет, с-с-сударь?!
Буяны чуяли. И затихали.
Иван Иванович старался. Исправлял, уговаривал, делал замечания. Пробовал избавиться от шумного подчинённого, но ему погрозили пальцем действительно с самых верхов и завотделением погрустнел.
И сдался совсем недавно. А случилось это так.
Поступил в отделение студент с холециститом. Обычный студент, третий курс столичного универа. Худой, длинный, костлявый. Вот только чёрный, как битум. Андрей таких чёрных не видел никогда. Уилл Смит с Майком Тайсоном по сравнению с этим студентом – белокурые шведы. Тот настоящий, чернющий, из самой Танзании.
И вот на обходе в палате с вновь поступившим хирург Сергей Станиславович докладывает заведующему:
- Вчера в семнадцать ноль-ноль, в приёмное с диагнозом «острый холецистит» под вопросом поступил негр Юсуф Тинубу, студент третьего курса…
- Сергей Станиславович, - тут же перебил его заведующий. – Ну как так можно?
- Что? – поднял голову от бумаг хирург.
- Ну что это за выражение – «негр»? Надо как-то корректнее. Гражданин Танзании, к примеру. Или африканец. Разве вы не знаете, что у них там это обидное слово?
Сергей Станиславович посмотрел на Юсуфа Тинубу. Юсуф Тинубу посмотрел на Сергея Станиславовича. Он сам офигел от того, что у него на родине «негр» это обидное слово. Но если белый бвана так говорит, то, наверное, так и есть. Впрочем ему, Юсуфу, пофиг. У него живот болит.
- Да, как-то некрасиво получилось, - смутился Сергей Станиславович. – Извините, пациент.
- Есть такое понятие – «толерантность», - Иван Иванович сделал соответствующее выражение лица, намереваясь прочитать небольшую лекцию, как тут в палату ворвался Михалыч, опоздавший с утра в отделение.
- Тысяча извинений! – громыхнул он с ходу. – Маршрутка, самка псовых, застряла. А мне девки с поста хохму сейчас рассказали. Ну, где тут наш копчёный?!
Иван Иванович тут же сник, опустил голову и без дальнейших лекций продолжил обход. И больше никогда не делал замечаний подчинённому. На этом противостояние титанов закончилось.
© Доктор Лобанов (Павел Гушинец)
- Андрей Николаевич, не передадите ли вы мне кофе.
- Возьмите, Сергей Станиславович.
- Спасибо, Андрей Николаевич.
- Не стоит благодарности, Сергей Станиславович.
Или.
- Анна Сергеевна, держите крючки ровно, мне шить неудобно.
- Простите, Вадим Иванович, устала, как лошадь. Сутки на ногах.
- Вам, Анна Сергеевна, отдыхать надо больше.
- Так жрать нечего будет, Вадим Иванович. Два кредита у меня, и детей двое.
Короче, тьфу, Шариков бы точно с ума сошёл!
А всё из-за начальства. Года три назад на должность заведующего отделения заступил очень опытный пожилой хирург Иван Иванович. И на первой же пятиминутке, когда будущий Сергей Николаевич гонял медсестёр в хвост и в гриву за какие-то проступки, молчавший до этого завотделением взял слово:
- Сергей Николаевич, как вы выражаетесь?
- А что? – подвис хирург.
- С коллегами надо общаться максимально корректно, обращаясь по имени-отчеству. Применять слова ненормативной лексики в профессиональном разговоре так же недопустимо. И что это за фраза: «Анька-зараза, опять бумажки не заполнила»? Нужно вот так: «Постовая медсестра Анна Васильевна допустила просчёты в заполнении документации отделения». Не сложно ведь так?
Лица хирургов и медсестёр в этот момент напоминали лица Косого, Хмыря и Василия Алибабаевича из «Джентльменов удачи».
- А для закрепления данного общения, я издам приказ по отделению, - с улыбкой пообещал Иван Иванович.
И ведь издал, паразит. Да ещё и со штрафами. За нецензурное слово – рубль, за обращение не по уставу – пятьдесят копеек. Немного, но обидно. И ещё ходит сзади, замечания делает.
Потихоньку привыкли. Ходят все по отделению, чуть не раскланиваются. Вадим Николаевич, да Анна Сергеевна. Даже на ночном дежурстве, в отсутствии начальства выражаться перестали. Скукотища.
А однажды приезжает Андрей на работу, и слышит из ординаторской незнакомый, но очень громкий голос.
- А я говорю ему, с..ка. Какого х…, ты, боец, в казарме отсиживался* Теперь мне проще тебе эту ногу отрезать, чем вылечить.
И следом такой громоподобный хохот, что склянки в шкафах «дзынькнули». Причём и рассказывал, и хохотал один и тот же человек.
Заглядывает Андрей в ординаторскую, а там сидит на диване здоровенный тип с седыми висками, пьёт огромными глотками кофе из его Андрея чашки и уже новую историю начинает. Причем с такой громкостью, что склянки опять «дзынькать» собираются. А весь прочий медперсонал забился в противоположный угол, отгородился дарёными печеньками и сахаром и наблюдает за гостем в каком-то испуге.
- Что тут у вас происходит? – поинтересовался Андрей.
Седой всем корпусом повернулся к нему.
- А? Здорово, коллега! Михалыч! – и сунул Андрею лопатообразную руку.
Андрей в юности занимался борьбой. Участвовал в чемпионате города и проиграл какому-то дагестанцу, применившему болевой приём. С тех пор борьбу забросил, разочаровавшись в силовых видах спорта. Так вот, этот болевой приём дагестанца и близко не стоял по эффективности с рукопожатием Михалыча. В кисти Андрея что-то предательски хрустнуло. И сам собой всплыл в памяти образ знакомого травматолога, к которому обязательно нужно зайти после дежурства.
- Это наш новый врач Алексей Михайлович, - робко представила новичка Анна Сергеевна.
- Прошу любить и жаловать! – Михалыч отхлебнул сразу полкружки кофе, метко выплюнул в умывальник нерастворимый коричневый порошок, и снова потянулся за чайником.
- А вы где раньше трудились? – поинтересовался Андрей.
- Так в медроте! – не стал скрывать Михалыч. – В десантной бригаде. Вот, на пенсию вышел, а здоровье-то ещё о-го-го! Скукотища сидеть дома! Сопьюсь! Я и напросился по знакомству в вашу больницу.
- По знакомству? – Андрей недоуменно глянул на своего коллегу Вадима Николаевича.
Тот закатил глаза, поднял палец вверх и сделал очень серьёзное лицо, давая понять, что знакомства у Михалыча ну о-о-очень на высоком уровне.
- Да мы с Колькой служили вместе, - не стал скрывать Михалыч.
- А Колька это кто? – поинтересовался Андрей.
- Ну ты, блин, даёшь! – хохотнул новичок. – Колька нынче замминистра! Высоко забрался, гадёныш! А ведь когда-то у нас в кубрике сахар тырил!
И Михалыч снова расхохотался так громоподобно, что внизу, в терапевтическом отделении у пациентов подскочило давление.
- Иван Иваныч ещё не заходил? – спросил Андрей у ординаторской.
Коллеги слаженно помотали головами. Столкновение титанов ещё не состоялось.
Состоялось оно на ближайшей пятиминутке.
- Алексей Михайлович, - в ответ на очередную тираду бывшего военврача поморщился завотделением. – У нас тут так не принято.
- Чего?! – громыхнул Михалыч. – Иваныч, ты не стесняйся, говори. А то я в чужой, б…, монастырь, да со своим уставом. А Устав у меня караульной службы! Га-га-га!
Сам пошутил и тут же сам расхохотался.
Иван Иванович слегка покраснел и принялся долго и нудно объяснять про субординацию, про обращение по имени-отчеству, про недопустимость нецензурных выражений.
Михалыч слушал минут двадцать с очень серьёзным лицом, кивал. А потом громыхнул:
- Всё понял, Иваныч! Постараюсь, чтоб больше такой х…. не было!
И вправду затих слегка. Заменил в своей речи откровенно матерные слова на созвучные. К коллегам стал обращаться по имени-отчеству, но в своей манере.
- Анька, мать, Сергеевна, жёваный крот! Какого топинамбура Семёнов из третьей палаты ещё не побрит? У него операция сейчас!
И не придерёшься. Всё цензурно и по имени-отчеству. А то, что многострадальные склянки с физраствором в шкафах «дзынькают», так это не его проблемы!
Иван Иванович честно старался. Ходил за Михалычем шаг в шаг, делал ему замечания. Михалыч выкатывал глаза почище царского унтера, вытягивался по струнке перед начальством и гаркал:
- Виноват-дурак-исправлюсь!
И шёл работать. Работал он, кстати, отлично. Опыт у бывшего десантника оказался нешуточный, но уж очень специализированный. Вскоре хирурги всех пациентов с колотыми-резаными ранами старались передать Михалычу. В этом направлении он творил настоящие чудеса. А дежурить с ним ночью было одно удовольствие. Любой нетрезвый пациент, разоравшийся на медсестру, удостаивался короткой рубленной фразы от военврача. И тут же затихал. А особо непонятливым Михалыч подносил к носу пудовый кулак.
- Чуешь чем пахнет, с-с-сударь?!
Буяны чуяли. И затихали.
Иван Иванович старался. Исправлял, уговаривал, делал замечания. Пробовал избавиться от шумного подчинённого, но ему погрозили пальцем действительно с самых верхов и завотделением погрустнел.
И сдался совсем недавно. А случилось это так.
Поступил в отделение студент с холециститом. Обычный студент, третий курс столичного универа. Худой, длинный, костлявый. Вот только чёрный, как битум. Андрей таких чёрных не видел никогда. Уилл Смит с Майком Тайсоном по сравнению с этим студентом – белокурые шведы. Тот настоящий, чернющий, из самой Танзании.
И вот на обходе в палате с вновь поступившим хирург Сергей Станиславович докладывает заведующему:
- Вчера в семнадцать ноль-ноль, в приёмное с диагнозом «острый холецистит» под вопросом поступил негр Юсуф Тинубу, студент третьего курса…
- Сергей Станиславович, - тут же перебил его заведующий. – Ну как так можно?
- Что? – поднял голову от бумаг хирург.
- Ну что это за выражение – «негр»? Надо как-то корректнее. Гражданин Танзании, к примеру. Или африканец. Разве вы не знаете, что у них там это обидное слово?
Сергей Станиславович посмотрел на Юсуфа Тинубу. Юсуф Тинубу посмотрел на Сергея Станиславовича. Он сам офигел от того, что у него на родине «негр» это обидное слово. Но если белый бвана так говорит, то, наверное, так и есть. Впрочем ему, Юсуфу, пофиг. У него живот болит.
- Да, как-то некрасиво получилось, - смутился Сергей Станиславович. – Извините, пациент.
- Есть такое понятие – «толерантность», - Иван Иванович сделал соответствующее выражение лица, намереваясь прочитать небольшую лекцию, как тут в палату ворвался Михалыч, опоздавший с утра в отделение.
- Тысяча извинений! – громыхнул он с ходу. – Маршрутка, самка псовых, застряла. А мне девки с поста хохму сейчас рассказали. Ну, где тут наш копчёный?!
Иван Иванович тут же сник, опустил голову и без дальнейших лекций продолжил обход. И больше никогда не делал замечаний подчинённому. На этом противостояние титанов закончилось.
© Доктор Лобанов (Павел Гушинец)
Комментарии1
