Бьёт, значит любит? А если ещё и пьет...

Я проснулась от страшного грохота в прихожей. От неожиданности я резко вскочила на кровати и спросонья никак не могла понять, что делать дальше.
Ко мне подошла мама и приставила палец к губам. По её испуганному взгляду я сразу поняла, что случилось – отец опять пришёл пьяный!

Мама села ко мне на кровать и обняла меня за плечи. Её руки были холодными, как лёд. Я прижалась к ней всем своим тщедушным тельцем, пытаясь хоть как-то согреть и успокоить.
– Не бойся, мамочка, я рядом, – шептала я, сама ужасно боясь пьяного отца.
Я очень хотела куда-нибудь спрятаться, но в однокомнатной квартире сделать это очень трудно. Тем более я не могла оставить маму одну в такой момент.
Так мы с ней и сидели на моей кровати, в страхе обнимая друг друга.

И вот тут в комнате возник силуэт отца. Он долго стоял в проёме двери, словно примеряясь к чему-то, а потом медленно двинулся в нашу сторону.
С каждым его шагом мама сжималась в комок и становилась всё меньше и меньше. При этом она пыталась еще и прикрыть собой меня. Но я не позволяла ей сделать это. Вместо этого я сама старалась загородить её от отца. Так мы и сидели – две маленькие, испуганные, беспомощные и съежившиеся фигурки перед одной большой надвигающейся тенью.

Отец подошёл к нам вплотную. Шатаясь, с пеной у рта, он злобно сопел и сжимал, и разжимал свои огромные тяжелые кулаки.
- Миша, дорогой, не надо, - услышала я голос мамы. – Давай, завтра поговорим, а сейчас ложись спать. Пожалуйста, ложись, - совсем тихо добавила она.
- Дрянь, - в ответ прорычал отец и замахнулся.

Мама тут же вскочила на ноги, закрыв меня от отца.
От его удара, голова мамы как-то неестественно резко качнулась влево, но она все равно продолжала стоять, загораживая меня собой.
Я соскочила с кровати и стала отталкивать отца от мамы. Но он даже не сдвинулся с места.
Как же я себя ненавидела тогда за свою слабость и беспомощность!
Отец сначала отмахивался от меня, как от назойливого комара, но я не отставала. И тут он поднял меня за шиворот и в бешенстве ударил о стену.
Я услышала мамин крик, потом в голове вспыхнула яркая молния и через миг все погасло.

В сознание я приходила долго. При первом же движении голова начинала раскалываться от боли, как будто в неё воткнули сразу тысячи раскалённых игл. Веки налились свинцовой тяжестью, и я никак не могла открыть их.
Прийти в себя мне помогла жажда – я очень хотела пить.
С трудом разлепив глаза, я увидела незнакомый потолок. При этом он вёл себя как-то странно. Он то раскачивался из стороны в сторону, то надвигался прямо на меня и снова отодвигался. Такое чувство бывает на качелях, когда качаясь, смотришь на один предмет.
На качелях у меня всегда возникало ощущение полёта. Но сейчас вместо полёта я испытывала какой-то неосознанный страх падения.

Неожиданно перед моими глазами возникло бледное лицо мамы.
- Машуль, ты, как? – дрожащим голосом спросила она.
- Где мы?
- В больнице. Как ты себя чувствуешь?
- А папа, где?
- Его здесь нет. Не бойся ничего. Как ты себя чувствуешь? – мама осторожно дотронулась до моей дрожащей руки. Руки у неё тоже дрожали.

Я хотела ответить, что всё нормально, не нужно так волноваться, но тут потолок вдруг резко стал надвигаться на меня.
- Мама, беги! На нас сейчас потолок рухнет, - хотела крикнуть я, но еле услышала свой собственный слабый голос.
И мама тут же куда-то исчезла.
- Все, теперь падай, - тихо сказала я потолку и в изнеможении закрыла глаза.

Но потолок почему-то не упал. Вместо этого я услышала незнакомый мужской голос:
- Это на кого тут у нас потолки хотят рухнуть?
Я с трудом открыла глаза и увидела прямо перед собой врача. Он взял мою руку за запястье и внимательно посмотрел мне в глаза. Его взгляд был спокойным и добрым, рука тёплой и он бы мне даже понравился, если бы всё время не качался из стороны в сторону.
«Наверное, тоже пьяный», - подумала я.
- Как тебя зовут? – спросил он.
- Маша.
- А лет тебе сколько?
- Восемь.
- В каком классе учишься? – не отставал от меня врач.
- Во втором, - ответила я и добавила. - Перестаньте качаться, пожалуйста.

- Доктор, что с ней? – услышала я взволнованный голос мамы. - Вы же не качаетесь.
- Это для вас, - ответил ей врач. - А у неё сейчас весь мир перед глазами ходуном ходит. Что вы хотите после такого удара. Радуйтесь, что у девочки амнезии нет и с рассудком всё в порядке. А ведь после такого сотрясения могли бы и провалы в памяти быть, даже с умом могла бы быть проблемы. А так, качка скоро пройдёт и у вас будет совершенно здоровый ребёнок. Можно сказать, ваша дочка в рубашке родилась. Берегите её и в ванну теперь одну не пускайте. Чтобы больше не было в её жизни такого несчастного случая.
Я слушала их разговор и ничего не понимала. Что это за амнезия такая и при чём здесь ванна с несчастным случаем. Я хотела расспросить маму, но неожиданно для себя снова провалилась в беспамятство.

Когда я пришла в себя, мама тут же дала мне пить и, наклонившись, прошептала в самое ухо:
- Машуль, если тебя кто-то будет спрашивать, что случилось, отвечай, что мылась, поскользнулась и ударилась головой о ванну.
- Зачем? – удивлённо спросила я.
- Я тебе дома потом всё объясню. Ладно? Пожалуйста, ничего и никому не говори про папу.
- А он, когда придёт? – пытаясь скрыть боязнь и нежелание видеть отца, спросила я.
- Он не придёт, - услышала я неожиданный ответ. - Он никогда больше к нам не придёт. Ты теперь ничего не бойся. Только сейчас ни о чём меня не спрашивай – дома поговорим.

Выписывали меня в сырой осенний день. Мы стояли с мамой на крыльце больницы и никак не могли надышаться свежим холодным воздухом. От промозглого сильного ветра мы продрогли уже до костей, но так и продолжали стоять, полностью избавляясь от надоевшего больничного запаха.
- Пойдём уже, - смеясь, сказала мама. - А то подхватим простуду, и опять лечиться придётся.
Она обняла меня за плечи и повела домой.

Дома я очень долго стояла перед зеркалом и никак не могла понять, что во мне поменялось.
Итак худая, я похудела ещё больше, подбородок и нос заострились, под глазами были синие круги. Но не это меня смущало. У меня были какие-то странные глаза. Из-за похудевшего лица они мне казались очень большими, а из-за бледной синевы под ними какими-то тусклыми и безжизненными.
- Мам, что с моими глазами? – спросила я вышедшую с кухни маму. - Они как-то странно изменились.
- Всё нормально с твоими глазами, - ответила мама. - Они остались прежними.
И только потом тихо и грустно добавила:
- У тебя взгляд изменился.
- А с моим взглядом, что не так? – удивилась я. – Чего в нём не хватает?
- В нём не хватает детства, - также грустно ответила мама и снова ушла на кухню.
Я ещё раз внимательно посмотрела на своё отражение и отвернулась от зеркала.

Отец, действительно, больше не приходил. Первое время я всё ещё вздрагивала от каждого шума на лестничной площадке.
Но прошла неделя, другая, и я стала постепенно привыкать к мысли, что спокойная жизнь теперь будет у нас с мамой всегда. Больше некому устраивать пьяные дебоши с грязной руганью и избиениями.
Когда мама рассказала о разводе с отцом, я окончательно успокоилась.

Однако через два месяца после того, как меня выписали из больницы, неожиданно пришла бабушка – мать моего отца.
Эта бабушка была у меня единственной. Мамины родители умерли, когда она сама ещё была девчонкой. А у папы отец умер, когда я была совсем маленькой и я не помнила своего деда.

Бабушка была у меня одна, и я была её единственной внучкой. Однако своей любовью и вниманием она меня не баловала. Она приходила к нам очень редко, в основном, по праздникам и то лишь для того, чтобы целый день делать едкие замечания маме, какая она нерадивая хозяйка.
Но это было неправдой. У нас всегда было очень чисто в квартире: отец ходил в отутюженных рубашках и брюках, все вещи были разобраны по полочкам так аккуратно, что даже наша маленькая квартира не казалась захламлённой. При этом мама ещё и отлично готовила.
Но бабушка всё равно была вечно всем недовольна, и каждый праздник превращала в «поучания», как она сама их называла.

- Кто же тебя научит уму-разуму, - каждый раз говорила она маме. - Своей-то матери давно нет, вот и приходится мне тебя до ума доводить.
Мама, чтобы не ссориться, старалась перевести всё в шутку или просто отмалчивалась.
Отец же всегда принимал сторону бабушки и тоже начинал злиться на маму. А так как он никогда не мог найти конкретную причину, что именно его не устраивает, он начинал злиться ещё больше.
Из-за этого все праздники у нас заканчивались ссорами.
Неудивительно, что бабушку я не любила.

Вот и сейчас, она, даже не поздоровавшись, с недовольным видом прошла на кухню.
Я ушла в комнату. Было обидно, что бабушке настолько на меня наплевать, что она даже не поинтересовалась моим самочувствием.
Сначала было тихо, но потом голос бабушки стал становиться всё громче и громче.
- Это ты во всём виновата! - уже кричала она на всю квартиру. - Довела мужика. Он теперь и не просыхает вовсе - скоро окончательно сопьётся. Подумаешь, бил он её. Велика царица. Бьёт – значит любит!
- Я итак прощала, когда он бил меня, но он поднял руку на дочь, - мамин голос был еле слышен. - Он же чуть не убил её. Вы это предлагаете мне простить?

- Нечего из мухи слона раздувать! - продолжала негодовать бабушка. - Ничего с твоей Машкой не случилось. Подумаешь, сотрясение мозга было. Почти у каждого ребёнка это сотрясение часто случается - и ничего! Их матеря никаких трагедий из этого не устраивают. А ты, что творишь?! С Мишкой развелась, из квартиры его выгнала, еще и посадить грозишься, если надумает вернуться. Чего ты всё ерепенишься? Какой-никакой, а всё мужик в доме. И Машке отец нужен.
- Такой - не нужен, - я еле различала голос мамы после бабушкиного ора. – А вам лучше уйти, Надежда Николаевна.
Бабушка даже взвизгнула.
- Ах, мне лучше уйти?! Мишка прав. Какая же ты неблагодарная дрянь. Сколько я тебя уму-разуму учила, а ты теперь вслед за сыном и меня гонишь. Видать, мало Мишка тебя лупил.

Я вбежала на кухню. Мама стояла бледная, а бабушка, наоборот, настолько раскраснелась, что я испугалась, как бы её удар не хватил.
- Вот ещё одна паршивка! - увидев меня, с новой силой начала голосить бабушка. - Всё из-за тебя, мерзавка! Кто тебя просил в ссору родителей встревать?! Не твоего ума дело нос свой совать везде. Вот и получила по заслугам. Мало, мало вас Мишка бил!..
- Уходите! – не выдержала мама. - И больше никогда не появляйтесь здесь вместе с вашим сыном. Иначе я участкового вызову.

Мама развернулась, дошла до прихожей и молча открыла входную дверь. Бабушка, проклиная нас на чём свет стоит, вышла и громко хлопнула дверью.
Я взяла маму за руку. Рука у неё была ледяная. Я уже давно заметила эту мамину особенность: когда она волновалась, у неё всегда были руки, как лёд.
Мама устало улыбнулась и нежно обняла меня за плечи.

***
… Я шла счастливая по улице. Сегодня был сдан последний экзамен. Впереди выпускной и новая интересная жизнь.
Домой идти не хотелось. Мама всё равно придёт с работы только вечером. Я решила погулять в нашем городском парке.
Там было многолюдно. Старики на лавочке играли в шахматы, рядом с колясками сидели молодые мамочки, детвора постарше носилась без устали по дорожкам, мешая прохожим, бабушки вели свои нескончаемые разговоры, не забывая изредка покрикивать на внуков.

С трудом найдя освободившуюся лавочку, я бросила на неё портфель и села, блаженно вытянув ноги.
Солнце щедро одаривало теплом всех вокруг. Приходилось прикрывать глаза рукой, чтобы не щуриться.
И тут мой взгляд случайно упал на лавочку напротив…

Я, словно застыла - на лавочке сидел дряхлый и немощный старик с обликом бомжа.
Старик не замечал меня. Он вообще ничего не замечал вокруг.
Своими трясущимися руками он пересчитывал мелочь. Пересчитывал её по нескольку раз, ни на что больше не обращая внимания.
Наконец, он отвлёкся от своего занятия и поднял голову - наши взгляды встретились.

Его взгляд не выражал ничего. Он смотрел на меня, как на всё вокруг: на лавочки, на деревья, на детей, пробегавших мимо.
Заметив на себе мой взгляд, в его лице вдруг что-то изменилось, он, будто бы вспомнил что-то далекое и родное…
Но нет, мне это лишь показалось - он снова вернулся к подсчёту.
А я всё сидела на лавочке и ждала, что он снова поднимет на меня свои пустые отрешенные глаза.
Но старик больше ни разу не посмотрел в мою сторону.

Я уходила из парка, не оборачиваясь и дрожа всем телом.
Меня распирало от щемящей душу жалости и негодования. С одной стороны мне хотелось подойти к этому несчастному бродяге, обнять, прижаться к нему, чтобы хоть как-то утешить, облегчить его нищенское существование…
А с другой стороны все во мне взрывалось лютой ненавистью к нему…
Ведь это был мой отец!.. Он так и не узнал меня. Наверное, это и к лучшему…

Светлана Нянькина
Ред. А. Бор