Откровения Пауло Коэльо

-- После бегства из лечебницы вы стали принимать наркотики и галлюциногены. В 23 года вступили в одиозную тайную секту. Может быть, ваши родители поступали все-таки правильно?

-- Я был любознательным хиппи, шел маршрутами Карлоса Кастанеды, увлекался черной магией и сатанинскими ритуалами. Экстремальность моего характера завела меня на два года в самое опасное из всех нелегальных сообществ. Поучения его руководителя вызывали во мне более сильные ощущения, чем кокаин...

-- Антирелигиозный орден восточных тамплиеров был реформирован умершим в 1947 году англичанином Алистером Кроули, наркоманом и оккультистом, который хотел подорвать устои христианства облатками из экскрементов, кровью мелких животных, культовыми обрядами, густо замешенными на сексе...

-- ...Называя публично эти имена, вы берете ответственность на себя. Мы не приносили в жертву младенцев, как это можно видеть в соответствующих фильмах, но практиковали черную магию без всякой этики, пускали в ход силы, описывать которые я вам не стану. Я чувствовал себя чуть ли не всемогущим и оказался на краю пропасти. И эмоционально и духовно был почти что мертв. Мне потребовалось семь лет, чтобы избавиться от того, что там я пережил.

-- Вы и сегодня считаете себя волшебником. Когда вам довелось видеть чудо последний раз?

-- Некоторое время тому назад я наблюдал, как один бразильский знахарь без наркоза взрезал женщине тело от горла до пупка и удалил опухоль. Я потрогал ее внутренние органы. Вскоре женщина вновь была на ногах. Очевидцем таких операций я был неоднократно. Не думайте, что я наивен. Мне знакомы приемы магов. Меня трудно провести.

-- К 25 годам вы стали самым знаменитым поэтом-песенником Бразилии, купались в деньгах. А затем были схвачены молодчиками военизированной группировки и подвергнуты пыткам. За что?

-- Эти олухи не могли разобраться в моих рок-текстах, а все, что они не понимали, казалось им опасным. Меня считали то партизаном, борющимся с военной хунтой, то агитатором-коммунистом, рядящимся в одежды рок-поэта. Притом что я был всего лишь мечтателем-идеалистом, пишущим песни о сексе и наркотиках.

-- Что за люди пытали вас?

-- Ни одного из них в лицо я не видел. Прежде чем вывести меня из камеры, мне каждый раз натягивали на голову капюшон. В помещении для допросов я должен был раздеваться догола. Били, пропускали электрический ток через гениталии. Муки были страшные, но еще хуже были чувство униженности и познание жестокости в чистом виде.

-- Тогда вы притворились сумасшедшим.

-- На глазах моих истязателей я надрезал себе руку и поклялся, что трижды был пациентом психиатрической лечебницы. Проверив это, они меня отпустили.

-- Вы вспоминаете о прошлом?

-- На днях мы ужинали с женой в пивном баре. Я зашел там в туалет, и в это время погас свет. Все вдруг погрузилось во мрак. И я как бы вернулся в прошлое, ибо страшнее боли в те дни было нахождение в камере без окошка. Размером два на два метра. Я был в камере один, а над головой ревела сирена. Ее то включали, то выключали без определенного интервала. Открывая и закрывая глаза, я видел одно и то же -- черноту. Теряешь ощущение пространства и времени. Потому и сегодня не могу сказать, сколько дней продолжалась эта пытка.

-- Вашу тогдашнюю жену похитили вместе с вами и тоже пытали?

-- Когда меня вели в нужник, она крикнула: «Пауло, это ты?» Я побоялся ей ответить, потому что разговаривать нам было запрещено. Я никогда больше не трусил так, как в те секунды. Она была намного храбрее меня. Женщины вообще храбрее мужчин. Когда мне первый раз приказали раздеться догола, я сразу же повиновался. Когда то же самое потребовали от нее, она сказала: «Раздевайте сами! За вас я это делать не буду!» Конечно, они это сделали, но она все-таки бросила им вызов.

-- Как потом прошла ваша встреча?

-- Своим трусливым молчанием я потерял ее уважение. Когда нас выпускали из тюрьмы и мы стояли друг против друга, от ее чувств ко мне ничего не осталось. Она лишь попросила меня никогда больше не произносить ее имя. С тех пор, рассказывая о ней, я называю ее моей безымянной женой.

-- Она вас простила?

-- Она решила мстить мне и заставила меня страдать. И утратила свое достоинство, ведь мстящий ранит и себя. При встрече десять лет спустя я не мог не заметить, что она все еще в заточении, а я нет.

-- Пытки не сломили вашей души?

-- Нет. Под пытками я утратил самоуважение, но потом вновь обрел его. Не следует всегда винить свое прошлое. Когда-нибудь ты должен отринуть пережитое, иначе останешься таким, каким тебя хотели видеть палачи -- овощем, чем-то чисто растительным. Три года я страдал паранойей. Мне казалось, что меня преследуют и прослушивают мой телефон. Из опасения быть вновь арестованным я поселился в Европе. Но вернулся, ибо бегство проблемы не решает. Нужно смотреть своим страхам в глаза.

-- Переломным моментом в вашей жизни было посещение концлагеря Дахау.

-- Там я почувствовал прозрение и в 34 года вернулся к католической вере. Прошел путем Иакова -- 700 километров от Пиренеев до Сантьяго-де-Компостела. Написал об этом свою первую книгу. Мечта якобы душевнобольного семнадцатилетнего юноши исполнилась: я стал писателем!

-- Критики громят ваши романы, называя их пошлой сентиментальщиной в стиле нью-эйдж. Община же ваших читателей почитает вас как духовного вождя.

-- Мои герои -- это странники, ищущие приключений духа. Вероятно, миллионы людей узнают в них себя. Мои мысли просты и ясны: мы должны прислушиваться к ребенку, который все еще живет в нас. Мы можем подавить его плач, но не можем заглушить его голос. Если не смотреть на мир восторженными глазами ребенка, то жизнь превращается в сплошные старение и умирание.

-- Ваш написанный за две недели «Алхимик» до сих пор раскупается так, как редко какой другой роман в истории литературы. Книга уже 348 недель в списках бестселлеров, по всему миру продано 43 миллиона экземпляров. Сколько вы писали роман «Одиннадцать минут», выходящий в Германии на следующей неделе?

-- Три недели. Десять лет хотел написать о сексуальности, но не было ни занятной фабулы, ни главного персонажа. Поэтому несколько попыток закончились неудачей. На встрече с читателями в Женеве одна бразильянка сказала мне: «Я читала «Алхимика». Ваша книга изменила мою жизнь, я решила перебраться в Европу». Я начал благодарить ее, но она прервала меня: «Я стала здесь куртизанкой». Тогда из любопытства я встретился с ней несколько раз. В основе моего сюжета -- история ее жизни.

-- Почему ваш роман называется «Одиннадцать минут»?

-- По моим данным, клиенты проводят с проституткой в среднем 45 минут. Наслаждение в прямом смысле длится 11 минут.

-- Вы рассказываете историю бразильянки Марии, которая влюбляется в человека из артистической среды. У него всего в избытке -- поклонников, славы, денег, женщин. Но секс ему больше не интересен, и в этом его проблема.

-- Ральф -- мое второе я. Порой мое половое влечение тоже равно нулю. Поскольку секс считают самоценностью, меня долго мучила совесть. Думаю, люди никогда еще не занимались сексом так мало, как в наши дни. Ни одно понятие не ищут в интернете с такой интенсивностью, как «секс», и всюду мы видим картинки, которые должны разбудить в нас вожделение, но, даже появившись, оно уходит в пустоту. Мария полагает, что женщина должна прийти к оргазму в результате вторжения, но это ей не удается. Мария и Ральф постепенно осознают, что секс подобен иностранному языку: ничего не испробовав, ничему не научишься. Как истинную страсть они начинают ощущать в итоге свое собственное желание.

-- Чему научились вы, исследуя мир проституток?

-- Эти женщины различают три типа клиентов. «Терминатор» сразу направляется в комнату. Сперва выпить и поболтать -- это ему ни к чему. «Красотка» поначалу вежлив и элегантен, однако во время совокупления гораздо требовательнее «терминатора». «Крестный» не восприимчив к комплиментам, за которые надо платить. К женскому телу относится, как к товару, оценить который может очень точно.

-- По вашим данным, 20 процентов посетителей публичного дома приходят туда, чтобы поговорить. Как это понимать?

-- Молодым человеком я однажды отправился из Рио-де-Жанейро в Буэнос-Айрес, надеясь увидеть там Хорхе Луиса Борхеса, моего кумира. Человек, сидевший рядом со мной в автобусе, поведал мне историю своей жизни: он знал, что мы больше не встретимся. Способностью располагать к исповеди обладают священники, психоаналитики, проститутки...

-- Какой секрет вам разгадать не удалось?

-- Почему поцелуй для проститутки -- вещь более интимная, чем секс, и более священная, чем все остальное. Попробуйте поцеловать шлюху. Она вам скажет: «Стоп! Ты можешь меня как угодно опылять, но не вздумай поцеловать!»

-- Вы бывали у проституток?

-- Говоря правду, освобождаешься, поэтому я отвечаю: да. Помню, был неуверен в себе и робок. Женщины этой профессии в разговорах со мной потом подтвердили: мужчины большей частью испытывают перед ними страх и уязвимость.

-- С вашим именем связывают помощь страждущим, изречения, согревающие душу. Не будут ли шокированы поклонники вашего творчества, читая вдруг о сексе с использованием ремней и веревок, о способах стимуляции Г-пункта?

-- Роман «Одиннадцать минут» издан пока в Бразилии, Франции, Португалии и Италии. Цифры продаж говорят о том, что книга пойдет нарасхват так же, как «Алхимик». Первый отклик по электронной почте пришел от проститутки. Она прислала фотографию, на которой снята обнаженной, и написала: «Спасибо, что не изображаете нас в вашем романе жертвами». Последовали тысячи откликов от других людей. Ни одна из моих книг не вызывала столь живой реакции. Восторженные отзывы приходят даже от мужчин, а ведь они не очень-то склонны признавать, что вообще читают мои книги.

-- Когда можно будет увидеть «Алхимика» в кинотеатрах?

-- Вообще-то я не разрешаю экранизировать свои романы. Пусть у моих читателей будут собственные фильмы в их головах. К сожалению, много лет тому назад я продал «Алхимика» за 250 тысяч долларов компании «Уорнер Бразерз». Недавно предложил ей два миллиона долларов за то, чтобы получить права обратно. Безуспешно. Все сценарии, которые мне присылали до сих пор, были ужасными. На днях должен прийти сценарий, написанный Лоренсом Фишберном. Он же решил снять фильм и сыграть главную роль. На сей раз результат буду ждать с нетерпением.

-- В 1981 году вы женились в четвертый раз -- на бразильской художнице Кристине Ойтисика. Вы никогда не хотели иметь детей?

-- Будучи писателем, я никогда не думал о таком образе жизни. Моя первая жена иметь детей не хотела. У второй и третьей дети появились потом. Я спрашивал Кристину, не страдает ли она от того, что не является матерью. «Нет», -- ответила она. Я не ощущаю недостатка в том, чего у меня нет, и у меня есть все, потому что нет ничего.