Правила жизни Чарльза Дарвина

Я люблю дурацкие эксперименты. Я и сам их постоянно ставлю.

Невежество чаще порождает уверенность, нежели знание. Именно те, кто знает совсем немного, а не те, кто знает достаточно, так уверенно утверждают, что та или иная проблема не может быть решена с помощью науки.

Обезьяна, после того как раз попробует бренди, никогда больше к нему не прикоснется. И таким образом она оказывается гораздо мудрее большинства людей.

Я не отличаюсь ни большой быстротой соображения, ни остроумием.

Человек имеет тенденцию к росту в большей степени, чем его средства к существованию.

По-видимому, моему уму присуща какая-то роковая особенность, заставляющая меня излагать первоначально мои утверждения и предположения в ошибочной или невразумительной форме.

Я пытался читать Шекспира и нашел его столь нестерпимо унылым, что меня чуть не стошнило.

В детстве я нередко сочинял заведомый вздор и притом всегда только для того, чтобы вызвать удивление окружающих. Однажды, например, я сорвал с деревьев, принадлежавших моему отцу, много превосходных фруктов, спрятал их в кустах, а затем сломя голову побежал распространять новость о том, что я обнаружил склад краденых фруктов.

Если бы я увидел ангела, сошедшего на землю учить нас добру, и, убедившись на основании того, что и другие люди видят его, что я еще не сошел с ума, я бы поверил в предначертание.

Если бы я смог заново прожить свою жизнь, я бы задал себе правило читать стихи и слушать музыку, как минимум, раз в неделю.

Нужно было бы издать закон, запрещающий романы с печальным концом. На мой вкус, ни один роман нельзя считать первоклассным, если в нем нет хотя бы одного героя, которого можно по-настоящему полюбить, а если этот герой — хорошенькая женщина, то тем лучше.

Владея обширным, покрытым травой имением, мы должны помнить, что его ровная поверхность, от которой так зависит его красота, существует в основном благодаря тому, что все неровности медленно выравниваются червями. Весь поверхностный слой почвы на таком имении прошел и опять пройдет, каждые несколько лет, сквозь тела червей.

Как унизителен медленный прогресс человека.

Говорят, что охота есть врожденное человеческое удовольствие — остаток инстинктивной страсти. Если это так, то, я уверен, и наслаждение жить на открытом воздухе, довольствуясь небом вместо крыши и землей вместо стола, — часть того же чувства, чувства дикаря.

Различие между дикарем и цивилизованным человеком — то же самое, что разница между диким и прирученным животным, и наблюдать дикаря столь же интересно, как увидеть льва в его пустыне, тигра, терзающего добычу в джунглях, или носорога, бродящего по диким равнинам Африки.

Совесть присутствует у нас также, как у низших животных их социальные инстинкты. Я действительно считаю, что мы и они — почти то же самое.

Человек произошел от волосатых, хвостатых четвероногих, вероятно, обладавших привычками зверей, живущих на деревьях.

Удивительно, какое неизгладимое впечатление оставили во мне многие жуки, пойманные мною в Кембридже.

Ребенок — постоянный компаньон и друг в пожилом возрасте, который всегда будет чувствовать себя заинтересованым лишь в одном, — быть объектом любви, быть тем, с кем играют. Лучше собаки, во всяком случае.

Размножайтесь, меняйтесь, и пусть сильнейшие выживают, а слабейшие умрут.