Роковая «восьмерка» адмирала Макарова

«Неугомонный русский гений»

Так Александр Ливен, командир крейсера «Диана» в годы Русско-японской войны 1904—1905 годов, назвал Степана Макарова на страницах своей книги «Дух и дисциплина в нашем флоте».

Макаров был необычайно талантлив и к тому же, что не слишком частое явление в России, был еще и неутомимым, даже неугомонным тружеником. Он оставил после себя очень значительное военно-прикладное, океанографическое, техническое и прочее научное наследство.

Линейный корабль «Великий князь Константин»

Свою первую серьезную научную работу «Инструмент Адкинса для определения девиации на море» Степан Макаров опубликовал в восемнадцать лет. Причем не где-нибудь, а в «Морском сборнике» — авторитетнейшем научном журнале того времени.

В 1870 году в том же «Морском сборнике» Макаров предложил ввести в систему борьбы за живучесть корабля специальный пластырь, при помощи которого можно оперативно заделать пробоину в корпусе корабля. В принципиальных моментах эта технология, предложенная впервые Макаровым, сохраняется до сего дня.

В дальнейшем, уже в ходе своей систематической научной деятельности в Петербурге Макаров уделяет огромное внимание именно теории непотопляемости кораблей, фактически формирует в этом дискурсе новую научную дисциплину.

Огромный пласт научной и экспериментальной деятельности Степана Макарова на флоте — создание торпедного оружия и специальных кораблей-торпедоносцев (в то время их называли миноносцами, а торпеды — самоходными минами). В ходе Русско-турецкой войны 1877—1878 годов ему удалось реализовать свои идеи на корабле «Великий князь Константин», превращенном в первую на русском флоте матку торпедоносцев.

Теорию и практику боевого применения торпед Степан Макаров обобщил в блестящем, революционном для своего времени труде «Правила проведения ночных атак минных катеров».

Трехлетнее кругосветное плавание Макарова на корвете «Витязь» в период 1886—1889 годов было завершено капитальным трудом «"Витязь" и Тихий океан». Затем логично последовала эпопея по созданию первого специализированного русского ледокола «Ермак» и основательные океанографические работы на нем в Северном Ледовитом океане.

Любопытно, что главный труд Макарова по проблеме применения военно-морских сил в крупном конфликте — «Рассуждения по вопросам морской тактики» — был переведен на японский язык в Токио перед самой войной. Главный флотоводец микадо, адмирал Того самым внимательным образом ознакомился с книгой.

Обложка книги Степана Макарова «Ермак во льдах», 1901 год

Жил Макаров, как и подобает каждому неворующему гражданину в России, очень скромно. Сохранилось весьма примечательное в этом смысле его письмо жене, отправленное из Харбина 19 февраля 1904 года.

«Я телеграфировал Федору Карловичу [морской министр Авелан. — Н. Л.] о выдаче тебе 5400 руб., — писал адмирал в пути на свою последнюю войну. — Пожалуйста, еще раз прошу тебя поберечь деньги, я тебе ничего не смогу перевести впоследствии. В первые два месяца с меня будут вычитывать все увеличение жалованья, так как я оставил тебе доверенность на 1200 рублей. Месяц я не получу здесь береговых почти ни копейки. Только потом начнет кое-что оставаться, но надо приберечь».

«Меня не пошлют туда, пока не случится там несчастья»

Эти слова о себе и о Порт-Артуре адмирал Степан Макаров написал своему другу, барону Фердинанду Врангелю еще в 1903 году. Если бы в тот год Макарова отправили в Порт-Артур командовать Тихоокеанской эскадрой, у него было бы хотя и немного, но все же достаточно времени, чтобы осмотреться, войти в курс дела, не загонять собственное здоровье. Ведь в декабре 1903 года Макаров встретил свой 55-летний юбилей. Увы, даже этого малого времени на осмысление задач Тихоокеанской эскадры и методов их достижения российская бюрократическая машина Макарову не дала: «неугомонные гении» бывают потребны в России только во времена революций и тяжких войн с внешним врагом.

В отечественной историографии вице-адмирал Макаров традиционно считается выдающимся флотоводцем. Однако реальный послужной список адмирала свидетельствует о другом: Макаров никогда и ни одним из флотов России до 1904 года не командовал, опыта боевого флотоводца-практика у него не было. Адмирала, ввиду его репутации неугомонного реформатора и близкого простому матросу командира, попросту никогда не назначали на высокие командные посты.

Вид на Порт-Артур, 1904 год.

Макаров много, даже очень много ходил на кораблях, причем большей частью в качестве капитана. Среди армии «кабинетных адмиралов» России он выделялся как настоящий «морской волк». Но вот не флотом даже, а экспедиционным соединением кораблей — эскадрой — Степан Осипович командовал всего лишь один раз в жизни, и то очень короткое время: с ноября 1894 по май 1895, то есть всего полгода. Фактически это был один морской переход эскадры из Средиземного моря во Владивосток, и только этим переходом исчерпывался собственный опыт Макарова как флотоводца.

Представляется очевидным, что именно недостаток опыта реального флотовождения в изменившихся условиях начала ХХ века и стал главной причиной трагической гибели русского адмирала Макарова 31 марта (13 апреля) 1904 года.

Макаров в Порт-Артуре: первые инициативы

Макаров прибыл в Порт-Артур 7 марта 1904 года. Его харизматичный стиль руководства сразу же ощутили на себе все. Адъютант адмирала впоследствии напишет об этих днях: «Часто у нас не было времени даже для еды или сна; и все же это была превосходная жизнь. Что особенно характерно для Макарова, так это ненависть к рутине, ненависть к старой системе перекладывания ответственности на других, к попыткам избежать независимости в действиях».

Борьба Макарова за проявление личной инициативы офицеров и матросов была де-факто борьбой за изменение всего традиционного стиля взаимоотношений на русском флоте, построенных в основном на печальной максиме «я — начальник, ты — дурак». Макаров не мог реально изменить ситуацию за какой-то единственный месяц, который он командовал Тихоокеанской эскадрой. Однако существенных сдвигов в мобилизационных возможностях эскадры удалось добиться.

Первым мероприятием Макарова в Порт-Артуре стала организация надежной связи в крепости — без чего в принципе немыслима современная война: постоянная проводная связь соединила штаб со всеми главными орудиями фортов.

Для экипажей кораблей наступили тяжелые учебные будни: флот стал учиться наконец точно стрелять, быстро входить и выходить с внутреннего рейда базы на внешний рейд.

Вход в базу флота, с целью противодействия японским миноносцам, был максимально заужен: два старых судна, груженные валунами, были затоплены по обе стороны входа в порт, кроме того, были выставлены постоянные минные заграждения.

Гибель миноносца «Стерегущий», иллюстрация с афиши
благотворительного концерта в Мариинском театре, 1904 год.

В день приезда в Порт-Артур адмирал Макаров поднял свой вымпел на бронепалубном крейсере «Аскольд». В свете последующих событий видится, что это первое решение было правильным: «Аскольд» был новейшим кораблем (вступил в строй в 1902 году), скоростным, маневренным, очень хорошо вооруженным. Его осадка была почти на три метра меньше, нежели осадка броненосца «Петропавловск», на котором впоследствии погиб Макаров, в плане минозащиты это был более безопасный корабль. К сожалению, руководствуясь, наверное, устоявшейся традицией, адмирал Макаров вскоре перенес свой вымпел на бронированный гигант «Петропавловск».

Бросок на крейсере «Новик»

Стиль руководства адмирала Макарова лучше всего характеризуют цифры. Всего за один месяц его командования Тихоокеанская эскадра шесть раз выходила в Желтое море на проведение боевых операций против японского флота. А за все остальное время Русско-японской войны, то есть за два года — всего три раза: один раз еще до прибытия Макарова в Порт-Артур и два раза при его бездарном преемнике, контр-адмирале Вильгельме Витгефте.

Первое боестолкновение русских кораблей с японскими произошло 9 марта 1904 года: четыре русских миноносца приняли бой с четырьмя миноносцами микадо. Это сражение окончилось вничью. Однако уже следующее морское сражение завершилось не в пользу русских.

Евгений Столица. «Вице-адмирал С. О. Макаров и художник-баталист
В. В. Верещагин в каюте броненосца "Петропавловск", 1904 год»

Ранним утром 10 марта 1904 года эскадренные миноносцы «Решительный» и «Стерегущий», возвращаясь в базу после ночного разведрейса, столкнулись с отрядом японских миноносцев «Акэбоно», «Садзанами», «Синономэ» и «Усугумо».

Русские корабли попытались прорваться в Порт-Артур, но удалось это только «Решительному». Эсминец «Стерегущий» был атакован японским снарядом, потерял скорость и был вынужден принять свой последний бой. Героически погибли на своих постах командир «Стерегущего», лейтенант А. С. Сергеев, принявший у него командование лейтенант Н. С. Головизнин, мичман К. В. Кудревич.

Подавив огневую мощь эсминца, японцы завели на корабль буксирный трос, однако в это время на горизонте показались дымы русских крейсеров: «Баян» и «Новик» шли на выручку «Стерегущего». Японцы сбросили трос и, не приняв боя, ушли. Около девяти часов утра израненный «Стерегущий» затонул. При отходе японцы подняли с воды четырех оставшихся в живых русских моряков. Все они выжили в японском плену, а по возвращении в Россию были награждены Георгиевскими крестами.

Внутренний рейд Порт-Артура, 1904 год.

В рейде по спасению «Стерегущего» на малом бронепалубном крейсере «Новик» участвовал сам Макаров. Можно отдать должное героизму адмирала, но вряд ли скоропалительный личный выход в море всего на двух кораблях соответствовал стратегическим интересам русской морской обороны в Порт-Артуре. В этом районе моря, помимо японских четырех миноносцев, уже находились два японских крейсера «Токива» и «Титосэ», а главное — на подходе были основные силы эскадры Того. Макаров явно шел на неоправданный риск, ставя под угрозу даже не столько свою жизнь, сколько стратегию победы над японским флотом.

К сожалению, неоправданный риск стал «фирменным знаком» Макарова в Порт-Артуре.

Адмирал Макаров, вероятно, не от хорошей организации работы своего штаба часто вынужден был совмещать работу проектировщика, казначея, младшего лейтенанта, адъютанта и радиотехника. Оставаясь при всем том еще и главным стратегом Тихоокеанской эскадры.

Подмена планомерной работы штабистов собственными импульсивностью и энергией, столь характерными для Макарова, находила, конечно, горячий отклик в сердцах моряков, вызывала неподдельное уважение к командующему. Однако физическая и моральная усталость адмирала, ставшая неизбежным следствием этой досадной подмены, и явилась, как представляется, основной предпосылкой к трагедии 31 марта 1904 года.

«Спящий огонь» взволнован

В среде японских моряков адмирал Того Хэйхатиро получил неформальное имя «Спящий огонь». Того, как никто иной, умел держать себя в руках, но все офицеры, близко знавшие его, были уверены в невероятной внутренней энергетике адмирала, в подспудном огне воинской страсти, кипящей в его груди.

Резкое усиление активности русской Тихоокеанской эскадры очень встревожило адмирала Того. Боевой потенциал японской армии на материке всецело зависел от флотских поставок живой силы, снаряжения и боеприпасов из Японии. Если бы русской эскадре удалось организовать планомерное рейдерство, а именно на это, вполне очевидно, был нацелен ее адмирал, — Япония проиграла бы войну, так и не начав ее в полную силу.

По мнению известного военного историка А. В. Шишова уже во второй половине марта 1904 года в штабе Того было принято решение сконцентрировать усилия на минной войне, ставя главной ее целью подрыв наиболее боеспособных кораблей русской эскадры.

Адмирал Того Хэйхатиро

Агентурная работа японской разведки была организована на исключительно высоком уровне, в том числе и в Порт-Артуре. Как полагают специалисты, агентурные данные позволили японским специалистам очень точно определить место постановки минной банки. На это минное поле мог в принципе попасть любой русский корабль, однако первым на него вошел флагманский броненосец Макарова, который всегда возглавлял строй.

Узкий выход с внутреннего рейда Порт-Артура поставил перед Макаровым задачу добиться такого режима крейсирования под защитой береговых батарей, который бы обеспечил возможность вести стрельбу с кораблей при одновременном концентрировании сил эскадры. Так возникла знаменитая «макаровская восьмерка», которую выходящие с внутреннего рейда русские корабли описывали напротив строго локального участка побережья — от восточного румба Крестовой горы до южного румба горы Белого волка. «Восьмерка» была хороша тем, что при любых эволюциях каждый русский корабль мог стрелять одним полным бортом. Слабость же ее была в абсолютно шаблонном, повторяемом из раза в раз маршруте крейсерства. Стоило только перекрыть главные реперные точки этого маршрута минными банками, и подрыв наиболее глубоко сидящих русских кораблей становился неизбежен.

Против мин существовало, впрочем, эффективное «противоядие» — качественная, методичная работа тральщиков, благо ограниченный, фактически постоянный маршрут «восьмерки» резко сужал масштабы работы.

Предчувствие смерти

Накануне своей гибели адмирал Макаров направил своему сыну Вадиму единственное письмо из Порт-Артура. Это почти мистическое послание стоит того, чтобы задуматься не только над тем, какими особенными были взаимоотношения адмирала с сыном, но и над тайной Божьей воли.

«Дорогой мой сыночек! Это мое первое письмо, посланное именно тебе, а не в отрывках в письмах к маме, как бывало ранее. Ты уже подросток, почти юноша. Но я обращаюсь к тебе с другого конца России как уже к взрослому мужчине. Письмо посылаю своему старому другу в Кронштадт. Он найдет способ передать его тебе в руки. Тут идет жестокая война, очень опасная для Родины, хотя и за пределами ее границ. Русский флот, ты знаешь, творил и не такие чудеса, но я чувствую, о чем ты пока никому не скажешь, что нам, и мне в том числе, словно бы что-то мешает — не адмирал Того, нет, а как бы сбоку подталкивают, как бы подкрадываются сзади.

Кто? Не знаю! Душа моя в смятенье, чего я никогда не испытывал. Начинаю уже чего-то улавливать, но смутно пока. Вот Верещагин Василий Васильевич что-то пытается объяснить, но сбивчиво, как все художники и поэты... Вот такое у меня настроение, сынок. Но знаешь об этом пока ты один. Молчи, как положено мужчине, но запомни».

«Того стоял почти бездыханно»

Накануне 31 марта 1904 года Макаров спал плохо. Его адъютант свидетельствует, что несколько дней кряду адмирал практически не снимал вицмундира — видимо, мучила бессонница.

Другой очевидец так написал об этой ночи: «...В лучах прожектора Крестовой горы обрисовались силуэты нескольких судов, наши прожекторы до них "не хватали" около двух миль. Особенно мешала разобрать, в чем дело, сетка мелкого дождя, освещенная прожекторами. Казалось, что подозрительные силуэты не то стоят на месте, не то бродят взад и вперед по тому же месту».

Сегодня уже известно, что таинственные «силуэты» были японским минным крейсером «Корио-мару», осуществлявшим масштабную минную постановку во всех реперных точках «макаровской восьмерки». Всего было выставлено 48 мин глубинной детонации.

Гибель броненосца «Петропавловск»

Ночью Макарову доложили об обнаружении неизвестных судов на внешнем рейде. Почему для доклада о таком рядовом, по сути, событии нужно было поднимать с постели командующего, а не его дежурного заместителя, остается непонятным.

Макаров не дал разрешения открыть по «силуэтам» огонь береговых батарей: в море находился отряд эсминцев, отправленный для разведки японских сил у островов Эллиот. Адмирал опасался обстрелять своих моряков. Отчего до командиров эсминцев не был своевременно доведен код прожекторного сигнала «Я — свой», который они должны были в обязательном порядке отдать при подходе к внешнему рейду, также остается неясным.

Утром 3 марта (13 апреля) 1904 года стал осуществляться план адмирала Того по выманиванию русского флота с внутреннего рейда базы.

К Порт-Артуру подошли шесть крейсеров под командованием адмирала Дева. Они имитировали один отряд, ушедший далеко от основных сил. Того во главе эскадренных броненосцев находился в этот момент всего в 45 милях к югу. Другая группа кораблей адмирала Камимуры ждала русских у корейского побережья, на случай если они вздумали бы прорываться во Владивосток.

Когда Макарову доложили о подходе японских крейсеров, он якобы дал указание немедленно протралить противоминными тралами выход из внутреннего рейда и акваторию «восьмерки». Почему это абсолютно обязательное мероприятие не было проведено — опять-таки неясно. Возможно, снова сказался непрофессионализм русских штабистов, но не менее возможно, что приказ был самим же Макаровым отменен.

В невероятной спешке русские корабли стали выходить на внешний рейд. Броненосец «Петропавловск» вел за собой армаду из четырех линкоров, четырех крейсеров и девяти эсминцев.

Макаров в своей знаменитой старой — «счастливой» — куртке с меховым воротником был на мостике. Невдалеке от него стояли русский живописец Василий Верещагин, представитель дома Романовых в Порт-Артуре, великий князь Кирилл, капитан шхуны «Манжур» Краун.

В 09:15 адмирал Макаров увидел в подзорные трубы броненосцы Того. Японский командующий, в свою очередь, хорошо различал огромный русский флагман. Офицер штаба Куре Косигава, стоявший рядом с Того, отметил впоследствии в своих воспоминаниях, что главный адмирал микадо «был до такой степени неестественно недвижим, что казался бездыханным». Того мучительно, уподобляясь «спящему огню», ждал чего-то.

В 09:43 Того увидел на горизонте колоссальный взрыв, выбросивший на высоту в два раза превышающую высоту мачт, вулканический столб зеленовато-бурого дыма. Многие японские офицеры сняли фуражки. Того отдал команду приспустить флаги на всех кораблях, а всем офицерам надеть знаки траура. «Спящий огонь» отдавал почести своему погибшему противнику как подлинному самураю.

«Внезапно корма линейного корабля поднялась прямо в небо, — с содроганием свидетельствовал очевидец гибели "Петропавловска" лейтенант Семенов. — Это случилось так быстро, что не выглядело так, как тонущий корабль, но как если бы корабль неожиданно развалился на две части...».

Эскадренный броненосец «Петропавловск» утонул в течение всего двух минут. Причина этого в крайне опасном месте подрыва мины: как раз напротив артиллерийского погреба главного калибра — сдетонировал весь боезапас, за ним взорвались котлы.

Вместе с Макаровым погиб художник Верещагин, а также еще 635 офицеров и матросов. Великого князя Кирилла подобрали с воды, вместе с ним спасли еще 80 человек экипажа.

«Случилось нечто большее, чем просто гибель Макарова, — пишет современный исследователь Анатолий Уткин. — Судьба начала отворачиваться от страны, проделавшей такой долгий путь к Тихому океану. Туман обреченности с этого времени начинает обволакивать Россию на Дальнем Востоке. Прежняя эйфория молодого гиганта никогда уже более не возвратится».