Сергей Есенин: версия без мистики и конспирологии

Множество слухов и домыслов, которыми во все времена была окружена судьба и гибель Сергея Есенина, создают ситуацию, когда обнародование медицинской правды уже не является неэтичным поступком. Что только не говорили про поэта, каких только версий не выдвигали. На самом деле его поведение, даже талант, самые разные ситуации, в которые он попадал, во многом объясняются той болезнью, которой страдал поэт.

«Тяжёлая форма меланхолии»

Известна лишь часть диагноза, его видимая сторона. Появился он в последний год жизни поэта: «тяжелая форма меланхолии». Диагноз поставлен профессором Петром Борисовичем Ганнушкиным. Говоря современным языком, был найден депрессивный эпизод, вполне возможно, что с психотическими симптомами. Однако этот диагноз описательный, подобный выписке из истории болезни. Отрицать депрессию невозможно. Практически все современники говорили о том, что в 1923-25 годах состояние Есенина было крайне подавленным, он изменился даже внешне. Но какой она была? Что являлось стержневой причиной возникновения?

Подробности прижизненной истории болезни нам не известны, но мы знаем, что в одном из своих биографических очерков поэт сам написал о том, что вся его жизнь отражена в стихотворениях. Знаем и то, что в роду у него были люди, которые страдали эпилептическими припадками — дедушка и дядя поэта. Вот его собственное замечание:

«В семье у нас был припадочный дядя… Он меня очень любил, и мы часто ездили с ним на Оку поить лошадей», а в одном из его стихотворений можно найти: «Одержимый тяжелой падучей, я душой стал, как желтый скелет».




Эпилепсия в сочетании с хроническим алкоголизмом

Эпилепсия — болезнь очень сложная, а для описания возможных форм её течения пришлось бы написать целую книгу. Есенин постоянно указывает на те или иные признаки — невпопад идущие мысли, боль, что берётся неизвестно откуда, постоянные мысли о смерти, которые выходят за рамки эстетики увядания. Эта же болезнь становится источником его аффективного расстройства, изменений в поведении, некоторой озлобленности и скандальности.

К ней, вполне закономерно, добавляется ещё и алкоголизм. Про это не принято говорить, но алкоголь — наиболее доступное средство купирования самых разных симптомов расстройств психики. Разумеется, такое купирование не имеет ничего общего с лечением. И в результате мы получаем картину, в которой признаки последствий злоупотребления спиртным причудливо переплетаются с развитием эпилепсии.

Со стороны тела — болезни внутренних органов и кровеносной системы, а нервная система день за днём подвергается мощным ударам, что не может не найти своего отражения в мышлении и эмоциональной сфере. Рано или поздно мучения становятся такими сильными, что человек не выдерживает их. В результате дистресс приводит к возникновению туннельного эффекта в мышлении. Смерть рассматривается единственным выходом из ситуации. В связи с этим все разговоры о том, что поэта убили агенты ОГПУ или бандиты становятся надуманными измышлениями.




Нахождение в группе риска

Ему смело можно ставить диагнозы, отражающие аффективные изменения при органическом поражении головного мозга. Один припадок — это равноценно контузии. В данном случае уместен был бы диагноз органического аффективного расстройства и все те, что связаны с изменениями личности при эпилепсии. К этому добавляется алкоголизм, который спровоцировал у больного делирий.

Манией преследования он явно страдал. Существуют воспоминания, в которых он целый день скрывался от каких-то шпиков и увлёк в это занятие своего приятеля. Давайте останемся реалистами. Если бы его решили убить лихие ребята, то просто «чикнули» бы ножичком. А сотрудникам ОГПУ следить за литератором как-то странно.

Не было оснований и для серьёзного опасения судебных преследований. Вообще-то суд в 1925 году должен был бы быть в силу скандальной драки в поезде. Однако, уже упомянутый нами, профессор Ганнушкин выдал Есенину справку о том, что тот освобождается от судебной ответственности в силу своего психического состояния.

Последние дни жизни поэта очень хорошо известны. Он убежал с санаторного отделения психиатрической клиники в Москве, а потом пил, ходил с ужасным лицом и со всеми прощался. Затем уехал в Питер, где и покончил жизнь самоубийством. Муки телесные и душевные стали слишком сильными, а страхи слишком иррациональными, чтобы продолжить жизнь. Перечисление всех упомянутых выше медицинских подробностей делает такой поступок совершенно неудивительным.




Люди так устроены, что предпочитают обходить стороной то, что лежит на поверхности, но не нравится им по тем или иным причинам. А вот нечто другое — какие-то намёки, тени фактов, домыслы и сплетни прошлых лет, приобретают огромную важность просто по той причине, что кажутся более верными и правильными. Во многом такое поведение объясняется тем, что расстройства психики видятся исследователям биографии чем-то предосудительным.

Ошибочность такой логики в том, что неправомерно используется само понятие вины. Человек, страдающий депрессией, в этом не виноват. Он не может взять себя в руки, он не в состоянии видеть мир радужным. Склонный к определённому типу поведения типаж не виноват в том, что оно у него не может быть другим, если эта склонность обусловлена какой-то патологией. Обвинения же больного в том, что тот не может взять себя в руки — глупы и неприличны.