Клинт Иствуд — дед-кремень, последний битник и икона маскулинности⁠⁠

«Мы вечно были в движении, а я всегда был новеньким в школе. Всякая шпана, конечно, хотела со мной разобраться, проверить, кто я такой. Я был довольно застенчивым парнем, но большая часть времени уходила у меня на то, чтобы давать всяким уродам по шее» — Клинт Иствуд.

С самого своего рождения и до глубокой старости Клинт Иствуд настолько идеально вписывается в роль символа Америки XX века, что это вызывает подозрения. Если вычеркнуть из его биографии «Оскары», мировую славу и растиражированный фирменный прищур, то может показаться, что перед нами житие какого-нибудь религиозного лидера, героя комиксов или персонажа романтической поэмы.

Слишком много символизма для парня, карьера которого началась с того, что он просто хотел подкатывать к девчонкам.



Едва появившись на свет 31 мая 1930 года, Клинт Иствуд получил от акушерок прозвище «Самсон», поскольку весил больше пяти килограммов. Вырос он соответствующим — не дотянул всего 7 сантиметров до полных двух метров. Его родители были настоящей «солью земли» — заводскими рабочими и глубоко верующими протестантами. Отец Иствуда и вовсе вел родословную от самых первых колонизаторов, прибывших в Америку на легендарном «Мэйфлауэре». Клинт, таким образом, относится к 13 поколению британских поселенцев.

Иствуд вырос в атмосфере Великой депрессии и Второй мировой, так что семью постоянно мотало по всему калифорнийскому побережью в поисках работы. Ему часто приходилось быть новичком в школах и, так как с детства он был скромным, да еще и «длинным», каждый раз на новом месте пареньку приходилось драться с местными хулиганами. Такие бытовые, казалось бы, вещи, но они закаляют характер.



В старших классах Иствуд пошел в Оклендскую техническую школу, которую, впрочем, безбожно прогуливал. Сам Клинт рассказывал о том, что тогда его увлекали несколько иные вещи: быстрые машины и девчонки, которые не ломаются. Здесь он пытался обучиться основам авиастроения и увлекся авиамоторами, но надолго его не хватило, так что даже не совсем понятно, удалось ли ему вообще получить аттестат.

Вскоре он поступил в университет Сиэтла, но практически сразу отправился в армию — Америка начала войну в Корее, и ей были нужны не студенты, а солдаты. Впрочем, до военных действий Иствуд так и не добрался. Единственные его награды связаны со спасением утопающих на военной базе Форд-Орд в Калифорнии, где он работал инструктором по плаванию.



Клинту удалось найти приключения и здесь: самолет, на котором он однажды возвращался на базу, потерпел крушение в нескольких милях от побережья Калифорнии. Иствуд и пилот умудрились сообща проплыть почти три с половиной километра. Было достаточно темно, но оба пловца ориентировались на маяк, доплыв в итоге до мыса Пойнт Рейес. Можно сказать, что пилоту чертовски повезло — упасть в море вместе с инструктором по плаванию — лучшее, что могло произойти в такой ситуации.




«Одно время я только и знал что бегал за юбками. Это было вроде болезни, я ничего не мог поделать, но теперь это позади. Вот чем хорош зрелый возраст: вдруг твои мозговые клетки начинают медленно собираться обратно в черепную коробку, говорят что-то вроде: «Так-так, разберемся» — Клинт Иствуд.

Кроме прочего, в армии Иствуд ухлестывал за дочкой одного из офицеров Форд-Орда, на что требуется не только изрядная доля обаяния, но и наглости. Оба этих качества отметила не только красотка: именно в армии Клинту впервые предложили актерские работы, хотя стать новым Хамфри Боггартом, одновременно маршируя по плацу, было невозможно — удача ждала его немного позже.



Вернувшись из армии, Клинт снова превращается в своего рода клише про Настоящего американского парня. Он пробует себя в дюжине работ: в роли пожарного на тушении лесов, курьера, клерка, ассистента в гольф-клубе, спасателя на пляже, работника насосной станции и, наконец, рабочего на автозаправке. Именно оттуда и началась его карьера в кино.

После армии Иствуд осел в Лос-Анджелесе, где поступил в местный Городской колледж искусств. Несмотря на солидное название, заведение было настолько непритязательным и дешевым, что накопить на оплату учебы можно было даже с зарплатой рабочего автозаправки. Именно здесь его заметили воротилы индустрии и предложили попробовать себя в массовке и ролях второго плана.



У Иствуда был небольшой опыт работы на камеру еще с армии, к тому же, в колледже он посещал актерские мастер-классы. Вышло довольно комично: Клинт пошел туда из-за того, что поддался на уговоры учащегося друга. Тот описал, что в этом колледже — просто рай: одни девчонки (и большинство — красивые), а из конкурентов только парни-ботаники. Если бы товарищ Иствуда не использовал этот козырь, у нас сейчас не было бы ни «Гран Торино», ни «Малышки на миллион», ни «Грязного Гарри».




«Говоря словами Джона Уилсона из «Белого охотника, черного сердца», я не позволю восьми миллионам поедателей попкорна дергать меня за ниточки» — Клинт Иствуд.

И вот здесь, с того самого момента, когда будущей звезде «долларовой трилогии» предлагают первые роли в кино, начинается то, что можно назвать «Парадоксом Клинта Иствуда». Из реального человека из плоти и крови он окончательно превращается в образ и символ.

Отныне для него жизнь — это съемки в кино, подготовка к новым ролям, амбиции, целый ворох амбиций. А главное: безостановочное проецирование образа, который тогда нелепо назвали «имиджем мачо». Сам Иствуд с отвращением отзывается об этом определении; его маскулинное амплуа — гораздо глубже и сложнее, чем какой-то мужлан, который открывает двери пинком ноги, берет женщин вне зависимости от их желания и разбрызгивает вокруг себя тестостерон.



Именно здесь, на автозаправке в Лос-Анджелесе, где студент, едва вернувшийся из армии, подрабатывает на колледж, мы бесповоротно теряем Иствуда как человека. Отныне его заменяет Иствуд-символ, или даже Иствуд-легенда. Поэтому и писать о нем с этого момента можно (и приходится) именно как об иконической фигуре. Это происходит не из-за того, что он резко обрел какое-то величие, просто в это мгновение ему удалось попасть в такую точку времени и пространства, которая изменила все: самого Клинта, образ мужественности, царивший в Америке и мире, и, разумеется, кино. Особенно если речь идет о вестернах.

Можно назвать такой поворот «Сингулярностью Клинта Иствуда», и это даже будет не совсем шуткой.




«Мачо» было модным словечком в 1980-е. Мачо то, мачо это, этот — мачо, тот — не мачо. Но я вот так и не понял до конца, что такое мачо. Это кто-то, кто расхаживает вокруг, источая тестостерон? Кто дверь ногой открывает и может пройтись колесом?» — Клинт Иствуд.

Поначалу Иствуду давали лишь незначительные роли. В голливудской индустрии вестернов, куда он сразу же попал, царил кризис. Герои прошлых лет уже казались всем слишком карикатурными и старомодными, а новых публика не принимала. Так что в Америке Клинту не перепало и сотой доли той популярности, которая ждала его после съемок в Италии.



Американцы приезжали в Италию и Испанию снимать свои вестерны, поскольку это было намного дешевле, чем в Голливуде. Здесь они нанимали съемочные группы и статистов из местных колоритных работяг. В какой-то момент итальянцы, посмотрев на всю эту кухню, поняли, что они и сами смогут делать «спагетти-вестерны» и даже продавать их в США. Единственной проблемой оставалось то, что на главную роль все еще требовался актер-американец. Итальянец с жутким акцентом в роли одинокого ковбоя воспринимался бы в Штатах как несмешная пародия.

Именно благодаря этому Серджио Леоне, бывший тогда настоящим локомотивом итальянских вестернов, приметил Клинта Иствуда. Впоследствии сам режиссер будет утверждать, что Иствуд даже не профессиональный актер, а черт знает что, какой-то статист, которому повезло сняться в главной роли. Но вот чего Леоне не говорил, так это того, что он сам сразу же понял, насколько харизматично будет смотреться этот «бездарь» на экране.



И он смотрелся великолепно. Образ одинокого ковбоя-антигероя — эгоиста, жесткого индивидуалиста и в каком-то смысле отшельника и анархиста — оказался именно тем, чего ждала публика, уставшая от слишком хороших парней на экране. Благодаря таланту интеллектуала Леоне, который под видом коммерческого вестерна снял постмодернистскую ленту, полную отсылок и скрытой иронии, Иствуд в этой роли выглядит идеально.

Образ «Человека без имени» из «долларовой трилогии» настолько привязался к Клинту, что до сих пор преследует его. Иствуд сам понимает это, но уже смирился и нередко насмехается над ним. Даже в его последних фильмах, где он появляется как актер, Клинт часто поддается сознательной самопародии. Если не удается избавиться от клише, то надо его использовать.



На самом деле Иствуд долгое время был не слишком рад привязчивости этого образа из вестернов. У него действительно много общего со своим персонажем — хладнокровный индивидуалист, который пренебрегает общественным мнением и действительно отличается мужественностью. Но он черпает харизму в довольно неожиданной сфере. Мало кто знает, что последние полвека Иствуд, как и Дэвид Линч, занимается трансцендентной медитацией. Это помогает ему обрести необходимый самоконтроль и сдержанность.

И еще одна черта, которую никак не ждешь от человека, сыгравшего «Грязного Гарри»: Иствуд — давний фанат кул-джаза, блюза и бибопа. С детства он учился играть на пианино и просто обожает джазовые импровизации и сумасбродных гениев 50-х — вроде Телониуса Монка, Майлза Дэвиса или Дэйва Брубека. Достаточно сказать, что его собственный сын, Кайл Иствуд, впитав эту любовь от отца, стал успешным джазовым музыкантом.




"Нужно относиться серьезно к работе и несерьезно — к себе» — Клинт Иствуд.

В списке созданных Иствудом мужественных образов на первое место, даже обгоняя героя «долларовой трилогии», выходит «Грязный Гарри» из одноименного фильма 1971 года. Здесь Клинт выступает в роли отвязного, циничного копа, который нарушает все мыслимые правила субординации и устава. Однако именно благодаря этой особенности и своим жестким методам работы, Грязный Гарри неизменно добивается успехов.

Образ копа-нонконформиста и «надирателя задниц» тогда, в 70-х, был принят довольно однобоко. Многие посчитали его эталоном убийственно серьезной крутости, многие обвиняли Иствуда в пропаганде полицейской жестокости и даже расизме. Хотя современному зрителю тотальный стеб и самоирония Клинта над самим собой и над боевиками про копов бросается в глаза даже слишком сильно. «Грязный Гарри» — это одновременно крайне маскулинный персонаж и гротескный, почти пародийный образ.


Едва ли не главный момент фильма происходит в самом начале: главный герой в очередной раз побеждает преступность, попутно разнося полквартала, возвращается в участок и рассказывает коллегам, как ненавидит всех этих мексиканцев и интеллигентишек с высшим образованием — довели Америку! …И в этот же момент ему дают напарника-пуэрториканца, только что окончившего университет с отличием. По ходу истории он окажется намного приятнее как человек и часто даже сообразительнее, чем Гарри, который сначала палит из «магнума», и только потом спрашивает.

«— Я знаю, о чем ты думаешь. Пять раз он стрелял или шесть? Честно говоря, в этой суматохе я и сам уже сбился со счета. Это Магнум-44, самый мощный револьвер в мире. Он может снести тебе башку. Тебе надо лишь спросить: «Повезет или нет?». Ну как, урод?» — «Грязный Гарри», фраза, ставшая одним из главных символов 70-х.



Именно «Грязный Гарри» лучше всего раскрывает характер Клинта и его отношение к игре на экране и собственной персоне. В какой-то мере Серджио Леоне был прав, говоря о том, что Иствуд — вообще не актер, поскольку он, на самом деле, каждый раз играет самого себя, но с различными вариациями. Однако сам он отлично понимает это и постоянно пытается расширить круг вариаций, попутно добавляя самоиронию.

В «Гран Торино» Иствуд вводит в сюжет довольно жесткую издевку над самим собой. Клинт, как уже было сказано, нес срочную службу во время Корейской войны. Долгое время для его поклонников было само собой разумеющимся фактом, что он непременно участвовал в боевых действиях, просто помалкивает из скромности (или из-за секретности операций). Иствуд, скажем так, не спешил опровергать это заблуждение и когда «правда» всплыла, многие были разочарованы. Его бывшая гражданская жена, Сондра Локк, во многом справедливо обиженная на актера, даже постаралась «разоблачить» его в СМИ.



В «Гран Торино» Иствуд сам развивает эту тему, делая своего персонажа героем Корейской кампании. Когда сосед-подросток спрашивает его, много ли тот убил врагов, боевой дед делает фирменную «иствудовскую» мину, отвечает «с дюжину» и показывает боевые ордена. Если бы Иствуда в таком свете показал другой режиссер, то это можно было бы воспринять как серьезное оскорбление. Однако здесь он наносит его себе сам.

Говоря по поводу легендарного иствудовского прищура и самориронии: во многих своих фильмах Клинт часто его обыгрывает, иногда доходя до сознательной самопародии. У него есть, как минимум, пара фильмов, в которых он выступает как настоящий фигляр и одновременно умудряется сохранить стержень своего извечного образа. Смотреть на Иствуда в «Розовом Кадиллаке» и в «Как ни крути — проиграешь» от этого очень непривычно, но крайне забавно.



Если в «Кадиллаке» Клинт играет частного детектива (хоть и экстравагантного и свихнувшегося на фокусах и переодеваниях), то в «Как ни крути» он балуется, словно мальчишка. Агент Иствуда вообще пытался запретить ему сниматься в этом фильме, считая, что на нем карьера актера неминуемо оборвется. Здесь он играет простого парня, забияку и боксера подпольных рингов, который спасает из неволи огромного умильного орангутанга. Оба становятся друзьями навек и колесят по Америке, попутно сражаясь с карикатурными байкерами и пытаясь кадрить красоток в баре. Не кино, а настоящий трэш из 70-х, но за Иствуда здесь почему-то совсем не стыдно — видимо, ему на тот момент настолько осточертели образы крутых немногословных парней, что сняться в компании орангутанга было для него отдушиной.




«Возможно, я начинаю мыслить как старик, но мне кажется, люди стали злее и нетерпимее, чем были раньше. Раньше мы могли быть несогласными по какому-то важному вопросу, но все равно оставались друзьями. А сегодня тот, кто с тобой не согласен, — придурок и идиот. Посмотрите любое ток-шоу» — Клинт Иствуд.

Значительно позже, когда у Иствуда начался явный кризис среднего возраста, он принялся исследовать более серьезные и даже депрессивные образы, как, например, в «Настоящем преступлении» 1999 года. Здесь он выступает в роли разочарованного в жизни бабника, пьяницы и по совместительству репортера, который должен провести расследование, чтобы спасти приговоренного к смерти заключенного. По ходу истории становится понятно, что даже не важно, сумеет ли он добиться справедливости. При любом раскладе героя ждет отчаяние от осознания надвигающейся старости и угасания.



Примерно то же ощущение удается уловить в великолепном вестерне «Непрощенный» 1992 года, где главный герой понимает, что ни его нынешняя жизнь, в которой он — простой фермер, ни его тайная прошлая, где он — жестокий убийца, в общем-то, не стоят ни гроша.

«Старость может быть не такой плохой, если просто лежишь и наслаждаешься ею» — Клинт Иствуд.



Тем любопытнее кажутся его поздние фильмы, снятые уже в XXI веке. Многие из них — еще трагичнее, но при этом в них чувствуется какая-то новая для Иствуда свобода. До этого он заглядывал за край могилы и чувствовал, что задыхается от паники. В нулевых эта же самая близость смерти вдруг вселяет в него уверенность в собственных силах и даже по-своему успокаивающий фатализм.

И «Гран Торино», и «Малышку на миллион», к примеру, вообще никак нельзя назвать жизнерадостными фильмами. Оба во многом похожи, в обоих Иствуд выступает уже не как мужчина, все еще способный похищать женские сердца, а как эталонный дед-кремень. Побитый судьбой, но не сломленный человек из иной эпохи, каких уже не делают.



Причем если в «Малышке», рассказывающей о женщине-боксере, герой Клинта соседствует с двумя другими яркими образами, принадлежащими Моргану Фримену и Хилари Суонк, то в «Гран Торино», фактически, нет ничего, кроме Иствуда. Это как театральная постановка, в которой он играет единственную роль, а остальные персонажи просто нарисованы на заднике. Главное, что мы здесь видим: Иствуд окончательно принял факт грядущей смерти и теперь словно спрашивает: «Ну, и что дальше?».

Его карьера началась с самурайского кино («За пригоршню долларов» — это не что иное, как ремейк «Телохранителя» Куросавы) и по-самурайски завершается.


«Cегодняшнее поколение — это поколение рыхлых котиков. Столкнувшись с проблемой, они говорят: давайте разберем поведение хулигана с точки зрения психологии. А мы просто давали хулиганам по жопе» — Клинт Иствуд.



Клинт Иствуд неполиткорректен, причем неполиткорректен в хорошем смысле. Он не соглашается на демагогию, не прячется за обтекаемыми фразами, которые помогли бы абсолютно никого не обидеть (тем более, уж он-то знает, что это, на самом деле, невозможно). Как следствие — его работы часто бывает не поняты. Иствуд — очень прямолинейный актер и режиссер, который подает все идеи фильма в лоб. Тем абсурднее кажется то, что эти явные смыслы все чаще ускользают от молодых зрителей. И этот факт не дает ему покоя.

Так, например, фильм «Снайпер» многие восприняли как гимн оголтелому ура-патриотизму, хотя на деле он — мощнейшая антивоенная драма. На этом фоне то, что еще больше зрителей посчитали «Грязного Гарри» и «Гран Торино» шовинистическими, хотя они говорят ровно об обратном, — неудивительно.



Особое неудовольствие среди критиков и зрителей Иствуд вызвал тем, что в своих интервью часто называет поколение миллениалов не иначе, как «pussy-generation», что на русский в самом мягком виде можно перевести как «поколение слюнтяев». Старый ковбой говорит о том, что нытье и инфантилизм стали для молодежи чем-то вроде национальной идеи, а из-за рыхлости и беззубости молодые стремительно теряют чувство юмора. Последнее — едва ли не главное в его списке претензий. По иронии, человек, создавший величайший маскулинный символ XX века, готов простить мягкотелость и даже конформизм, но совершенно не собирается мириться с отсутствием самоиронии.

Однако Иствуд не просто брюзжит, как и положено заслуженному деду. Своим образом одинокого героя-индивидуалиста он предложил альтернативу. Пусть этот образ гипертрофирован, но так лишь четче виден его жесткий каркас. Главное, чему нас учит Клинт Иствуд — настоящие истоки мужественности и харизмы лежат не в уровне тестостерона, а в гораздо менее осязаемых вещах. Самоконтроль, стоицизм и решительность, противовесом которых обязательно должен выступать хороший юмор, — вот настоящие признаки мужчины по Иствуду.



И ему хочется верить, потому что он не только киношный ковбой, но и трудоголик, принципиальный правдоруб и, плюс ко всему, последний битник из эпохи кул-джаза. Слишком значимый артефакт из иных времен, чтобы проигнорировать его идеи. Если чей-то образ из современной массовой культуры и может преодолеть современный кризис маскулинности, то это именно образ Иствуда.