Знаменитые советские комедии и бдительная цензура

Цензоров в этой ленте больше всего взволновал образ царя Ивана Грозного. Почему-то комедийное представление этого исторического образа показалась им слишком вольным и даже издевательским. В результате вырезали достаточно большой эпизод, в котором царь жарит котлеты на кухне Тимофеева.

Но, в принципе, по сравнению с другими фильмами, этот приняли практически без проблем. Убрали только крупный план голой женщины на ручке, которую Милославский дарит послу (с заботой об «облико морале» советского зрителя) и переозвучили несколько фраз. Честно говоря, из них понятно «двойное дно» только у одной: в ответ на «За чей счет этот банкет? Кто оплачивать будет» Жорж в оригинале отвечал: «Народ, народ, батюшка». Ну действительно, смело по тем временам. Заменили на нейтральное «Во всяком случае, не мы».

Замена фразы Бунши «Мир, дружба», обращенной к послу, на «Гитлер капут» даже добавила фильму юмора. А вот вырезанный адрес царя «Москва, Кремль» (в утвержденном варианте он говорит «В палатах») опять касался вопросов власти. С ними, как известно, лучше не шутить. Однако совсем не понятно, чем цензорам не угодила реплика Зины «Вас [то есть царя] здесь могут увидеть!». Теперь эта фраза очень ясно читается по губам, а звучит «Мало ли что могут подумать!». Возможно, в ней был скрытый сексуальный подтекст или призыв к насилию?






С этим фильмом цензура Леониду Гайдаю нервов попортила намного больше. Проблемы начались еще во время утверждения сценария. Пришлось заменить фамилию для героя Владимира Этуша. В первоначальном варианте его назвали Охоховым. Однако оказалось, что в Министерстве культуры есть работник достаточно высокого ранга с такой же фамилией, да и сходство с председателем Совмина Кабардино-Балкарской АССР Асланби Ахоховыв явное прослеживалось. В результате заменили на Саахова, но тут же нашелся некий Сааков из партийной организации «Мосфильма». Ему правда, пришлось уже терпеть этот позор всю оставшуюся жизнь, так как вмешалась сама Елена Фурцева (министр культуры). Она произнесла по этому поводу знаменитую фразу:

«А если бы его назвали Ивановым? У нас в Минкульте 180 Ивановых! И что теперь? Дурака нельзя называть Ивановым? Оставить как есть!»

Кроме того, немного досталось медведям из песни. Первоначальный вариант звучал так:

Где-то на белой льдине,

Там, где всегда мороз,

Чешут медведи спины

О земную ось.

Художественный совет эти строчки не принял с пометкой «У них что, блохи?».

Ну и, конечно, убрали целый куплет, пропагандирующий пьянство, с которым в Светском Союзе, как известно, был непримиримый бой. А тут такое: «Если все три жены мне нальют по сто, итого триста грамм — это кое-что…».






Тут, конечно, цензурному мечу было где развернуться. Полный набор «запретных радостей»: алкогольная тема, песни какие-то двусмысленные, не совсем положительный управдом, а ведь он – представитель власти, проститутки (хоть и заграничные, но все же!), мини-бикини, да и еще и намеки на секс, даже одна сцена, где героиня остается практически топлесс. В результате – более 40 цензурных замечаний.

Однако у Леонида Гайдая был хитрый план, который, к счастью, сработал. В конце фильма режиссер добавил кадры… ядерного взрыва на море и заявил комиссии, что уберет из фильма все, что угодно, кроме него. В ответ на недоуменные вопросы Леонид Иович заявил: «Неужели вы забыли о сложнейшей международной обстановке? Империализм размахивает ядерной дубиной!» В результате сложнейших переговоров комиссия согласилась оставить фильм без купюр, только если взрыва не будет. Благодаря этому невероятному тактическому ходу советские зрители увидели комедию «некастрированной». В результате «Бриллиантовая рука» стала лидером советского кинопроката 1969 года и входит в пятёрку лучших картин за всю историю советского кинематографа.




Однако одно слово все же не было принято худсоветом. Изначально героиня Нонны Мордюковой произносила свою знаменитую фразу так: «И я не удивлюсь, если завтра узнаете, что ваш муж тайно посещает синагогу!». Тут даже ядерного взрыва оказалось мало. «Синагогу» пришлось заменить на «любовницу». Хотя по дальнейшему ходу сюжета это кажется вполне логичным.






Этот фильм цензурные правки настигли, как ни странно, только через 5 лет после выхода. Связано это было с изменением международной обстановки, но, к счастью, в дальнейшем лента была восстановлена в первоначальном варианте. Сцена, где Алексей Смирнов на стройке превращается в дикаря была признана некорректной по отношению к братским африканским странам. И, кроме того, двойной смысл усмотрели в сакраментальной фразе «Надо, Федя, надо». Дело в том, что «Федей» в то время в партийных кругах, а затем и в народе начали ласково называть кубинского лидера Фиделя Кастро. Поэтому сцена с поркой также приобретала несколько вольный подтекст.






Знаменитая комедия Владимира Меньшова сильно пострадала в основном из-за продолжающейся борьбы с пьянством. Из фильма вырезали много эпизодов, которые делали любовь народа к пиву сквозной темой всего фильма. Классик советского кино Александр Зархи так высказался на худсовете:

«Товарищи, в Госкино посмотрели картину и посчитали, что если пьянство из картины убрать, то все будет в порядке. Пьянство сейчас — трагедия народа, а не смешное поведение. Поэтому относиться к нему так легко нельзя».

В результате сильнее всего пострадала роль Сергея Юрского, и по словам Александра Михайлова, «фильм лишился нескольких ударных сцен».