Одиночное 260-километровое путешествие по Чукотке

Далее авторский текст:

В каждом приключении есть отметка, после которой ты начинаешь чувствовать, что остался один на один с Вселенной, с Природой. Это, скорее, психологическая отметка, когда понимаешь, что вернуться обратно уже не так легко. Обычно после этой воображаемой точки приходит осознание: всё, что не успел доделать «там», роли уже не играет, перестать из-за этого переживать, понять, что телефон больше не ловит и самому начать ловить кайф




Кайф от необыкновенной тишины, которая неожиданно нарушается свистом крыльев разжиревших гусей, отправляющихся куда-то в экваториальные широты.




Кайф от чистоты звуков: плеска хариуса возле лодки или ручья, который небольшим, но шумным водопадом ныряет с травяного склона в реку.




И, в конце концов, кайф от того, как спокойно и уверенно река тащит лодку, даже когда ты бросил грести, потому что плеск твоих вёсел нарушает гармонию, которая сложилась здесь без тебя.




У сплавов по рекам Чукотки есть одна особенность: сидя в лодке, тяжело оценить всю красоту, которая тебя окружает: вокруг тундра, а ты находишься ниже уровня берега. Поэтому нет-нет, но надо пересиливать лень и вытаскивать мокрую, но хотя бы нагретую, попу на ветреный берег для того, чтобы, взобравшись на ближайший холм, нисколечко не пожалеть об этом. Обычно такие места видно издалека, и сейчас я снова причалил.




На ужин шли иностранные сублиматы, которые я быстро проглатывал. Иногда была и рыба, полученная в подарок и запечённая в углях.




Удивительно, но в диких местах даже дождь начинает выглядеть естественно, ведь он часть Природы, которая тебя окружает. Другое дело, что он в городе льёт постоянно.






Илирней — первое село на моём пути, в которое я прибыл на четвёртый день сплава по Чукотке. Удивительно, что в этом небольшом селе есть центральное отопление и горячая вода в кранах, а так же канализация. В большинстве маленьких сёл, которые я успел посетить таких благ цивилизации не было. Между домами часто стояли теплицы, в которых росла капуста. В тот же вечер я успел погулять по Илирнею, поэтому отправился в дальнейший путь уже на следующий день, но сначала сбегал на кладбище, которое находится по всем канонам русского православия на противоположном берегу реки.






Перекат впереди, как правило, шумел подобно многометровому водопаду, а на деле оказывался небольшим кустиком, смытым в воду. Серьёзных препятствий не было, да и все попадающиеся на пути буруны от подтопленных деревьев были видны издалека, и можно было заранее прижаться к тому или иному берегу.












Этим же вечером небо над располосовало северное сияние такой красоты, которой я до сих пор никогда не видел, хотя прожил на Чукотке 25 лет. Розовые ленты пробегали через весь небосвод от горизонта до горизонта с немыслимой скоростью. Сияние перемещалось, исчезало, и в следующую секунду взрывалось совершенно в другом месте изумрудным светом, на кончиках которого переливались синие и пурпурные осколки. Всё вокруг становилось зелёным, чтобы затем погрузиться в кромешную тьму в предвкушении новой вспышки.




Алискерово был когда-то одним из крупнейших участков Билибинского ГОК. Масштабы разработок можно представить, учитывая, что для добычи рассыпного золота на прииске использовалась драга! Сейчас этот монстр с четырёхэтажный дом, ржавеет посреди огромной зелёной лужи и нерекультивированных отвалов, которые уже поросли невысокими ивами.




Сегодня артель "Сияние" моет золото двумя промприборами и несколькими бульдозерами с апреля по октябрь. Работают, как часто бывает на Севере, в основном, украинцы. Я не сказал бы, что условия плохие: кормят вкусно, баня всегда топится. Рабочие живут в восстановленных домиках посёлка, в свободное время всегда могут выехать на рыбалку или собрать ягоду.




В Алискерово я надолго не задержался и уже следующим утром греб к избушке дяди Вити. В этот день я впервые за время сплава увидел медведя. Серо-коричневый пестун скакал мне навстречу по высокому правому берегу реки, останавливаясь на секунду, чтобы разглядеть меня. На спине зашевелились волосы, которых у меня там нет. Особенно я осознал свою беспомощность, когда зверь поднялся на задние лапы, и я увидел его рыжую голову размером с фитбол в спортзале. Никакой это не пестун, понял я. Глядя на эту махину из шерсти и жира понимаешь, что ему наплевать на холодную воду, глубину и течение, поэтому рука потянулась к фальшфейеру и ракетницам, но они, к счастью, не понадобились. Медведь, как и полагается животным, удалился в кусты.




За всё время путешествий по Чукотке я видел их раз 5, хотя на помёт натыкаюсь постоянно. Встречи были издалека, кроме одной, они меня или не замечали, либо же спешили скрыться. Животное остаётся животным, и инстинкт им подсказывает, что с человеком лучше расходиться.

Я представляю, что у некоторых найдётся миллион историй про медведей, мне про них знать незачем. Ружьё я не ношу, потому что не верю, что медведя можно завалить, не потренировавшись перед этим на десятке-другом привязанных особях. Звучит мерзко. Более того, я верю в то, что висящее на спине ружьё само провоцирует человека к неадекватным поступкам в случае встречи с медведем, да и вообще волею судьбы сводит их дороги. Я постоянно слышу от путешественников с ружьями, что они видят десятки медведей по пути, которые ведут себя агрессивно, преследуют путешественников, и тому подобное. Про мои встречи вы уже знаете.

Конечно же, у меня с собой есть петарды, фальшфейеры или ракетницы. В пластиковой бутылке я вожу бензин и тряпку на палке. Использовать этот факел мне ни разу не доводилось, и, я надеюсь, никогда не придётся.




В одиночном путешествии ты не привязан ни к чему. Вы прочитали, сколько у меня было незапланированных остановок. Согласились бы на них мои напарники — неизвестно. Такие вопросы надо обговаривать заранее, у каждого в походе свои интересы, у меня, прежде всего, это отдых и фотография.

Одиночество я испытываю из-за другого. Из-за того, что не могу поделиться ощущениями, которые наполняют меня в походе. У меня есть фотоаппарат, но только я один знаю, как пахнет фотография, только я слышу, как фотография журчит речкой на перекате, или дышит на меня холодным ветром с гор, изображённых на ней. Фотография костра не наполнит ваш офис запахом жарко горящей лиственницы, не отзовётся в мышцах усталостью и теплом после колки дров.