Многогранный талант художника Н. А. Кошелева⁠⁠

Николай Андреевич Кошелев родился в русско-мордовском селе Серман Пензенской губернии. О детстве его известно мало. Он рос в Арзамасе, где он и получил первые уроки живописи в известной школе академика Ступина, но денег на продолжение занятий не было. Затем для обучения живописи в 11 лет он был отдан в «мальчики» в мастерскую художника Давыдова в Нижнем Новгороде, но опыт оказался неудачным. В 1853 году Кошелева взяла в свой дом местная помещица, где он прожил три года, занимаясь самостоятельно.




«Дети, катающие пасхальные яйца» - самая старая из сохранившихся работ автора. На ней изображена старинная пасхальная забава. Дети катали яйца с наклонных поверхностей. Яйца для этого могли идти в ход и не освященные в церкви. Этот милый сюжет часто встречается в русской живописи 19 века.

В 1856 году покровительница привезла юного воспитанника в Казанское художественное училище, где он взял несколько уроков у итальянского художника Ботелли. В 1860 году Кошелев переехал в столицу и начал посещать занятия в Академии художеств как вольнослушатель. Первые годы учебы были для него одними из самых трудных, потому что денег ему катастрофически не хватало. В 1863 году он, наконец, стал полноправным учеником. Наставниками Кошелева были А. Т. Марков и Ф. А. Бруни.

В 1862 году Кошелев получил сразу три малые серебряные медали Академии за картину «Первое число, сцена из чиновничьего быта», этюд и рисунок с натуры, а также большую серебряную медаль за этюд с натуры.




Первоначально она называлась «Двадцатое число». В этот день госслужащим выдавали зарплату, но потом название почему-то поменяли. Как видим, зарплату свою глава семьи домой не донес. Перед женой лежит его пустой кошелек. Часы показывают почти 7 часов. Слева в зеркале отражается створка окна, и падает утренний свет. Вероятно, женщина так и ждала мужа, не раздеваясь, а чиновник заявился домой только под утро. Вообще эта картина довольно интересна обилием деталей. Довольно много полотен «о вреде пьянства и алкоголизма», в том числе в российской живописи. Но обычно там изображены либо подчеркнуто бедные семьи, либо и вовсе маргиналы, и все словно кричит о неблагополучии в доме. В данном же случае художник показывает нам семью, которая, на первый взгляд, откровенно неблагополучной не выглядит. Обстановка не богатая, но и не откровенно бедная, скорее, «мелкобуржуазная». В комнате хорошая мебель, герои прилично одеты и вполне могли бы быть счастливы, если бы не легкомыслие супруга. При этом в то время львиная доля населения крупных городов жила в долг, особенно в столичном Петербурге. Почти все люди платили за аренду жилья, за товары часто отдавали деньги не сразу, а записывали купленное в так называемые «заборные книжки», а потом погашали общий счет. Подобные отсроченные платежи помогали перебиться в случае внезапных финансовых «катаклизмов», однако при постоянных финансовых трудностях долги только росли.

А позади героев портреты из «старых добрых времен». Позади несчастной жены – некая благообразная женщина, у которой в руках, судя по очертаниям, два голубка - символ любви и верности. Позади непутевого мужа – не менее благообразный старец с книгой, похожий на святого. Судя по всему, это могут быть и копии известных картин. Может, кто-то из читателей подскажет, каких именно. А слева на все это безобразие взирает император.




В 1864 году Кошелев получил Малую золотую медаль за конкурсную картину «Меркурий усыпляет Аргуса, чтобы похитить нимфу Ио». Он мог бы побороться и за Большую золотую медаль, дававшую право на стажировку за границей, но ему помешало, предположительно, отсутствие финансовых возможностей. В 1865 году он окончил Академию и был удостоен звания классного художника 1-й степени «за познания в живописи исторической и портретной».

С 1864 года Кошелев трудился в художественной артели П. А. Крестоносцева (Волгина), основанной группой учащихся Академии для материальной поддержки. Когда в 1865 году артель распалась, вступил в возглавляемую И. Н. Крамским «Санкт-Петербургскую Артель художников», которая стала прародительницей легендарного товарищества передвижников.




В 1865 году Кошелев создал около 60 иллюстраций к изданию Дементьева и Золотова «Русская история в картинах» и получил 2-ю премию Общества поощрения художников за картину «Офеня-коробейник». Офеня - странствующий торговец. Он предлагал прежде всего книги и иную печатную продукцию, а заодно разные мелочи и галантерейные товары. В деревнях офень ждали с нетерпением. Примечательная деталь на картине: теленок, живущий в избе. В холодное время года крестьяне действительно забирали в избы телят, а иногда и другой скот. Чтобы теленок не бродил по дому, его привязывали. К вопросам гигиены и санитарных норм тогда относились проще.







Широко известны были жанровые картины Кошелева. Художник писал повседневную жизнь, и при этом в его работах, в отличие от работ многих передвижников, нет драмы, трагизма и безнадеги. Бывший крепостной не писал страдающих крестьян. На картине «Странница» мы видим крестьянскую семью, которая с интересом слушает рассказ зашедшей к ним женщины. В то время к странникам в народе относились с уважением. С одной стороны сказывалось традиционные сочувствие и интерес к «божьим людям», с другой - просто любопытство. Люди любили рассказы о далеких краях (кстати книги о путешествиях и приключениях стабильно были одними из самых востребованных среди крестьян, но это уже другая история)




Или вот дремлющий продавец образков. Примечательно, что в Москве была забавная традиция: продавцы икон свой товар не продавали, а «меняли на деньги». Поэтому, зайдя в лавку, покупатель, указывая на заинтересовавшую икону спрашивал, на что ее меняют, а продавец отвечал, что меняет на столько-то рублей.




Кошелев известен был не только жанровой, но и религиозной живописью. Впервые расписывать храм ему довелось в 1859 году, еще до поступления в Академию. Осенью 1865 года преподаватель Академии художеств А. Т. Марков получил заказ на роспись главного купола Храма Христа Спасителя и пригласил для этого выпускника Академии И. Н. Крамского. Тот в свою очередь пригласил товарищей – Н. А. Кошелева и Б. Б. Венига. Позже Крамской вспоминал: «Мы принялись за работу, распределив её следующим образом: я взял фигуру Саваофа, Вениг — трех серафимов внизу около земного шара, а Кошелев — головы херувимов в облаках по бокам. Была глубокая осень, леса закрывали все окна барабана, так что работать нужно было только по расчёту. На палитру надеяться было уже нельзя; все тоны должны были быть заготовлены заранее, необходимо было установить нормы тонов, от которых уже не отступать; но для всего этого ни у меня, ни у кого другого не было ни знаний, ни опыта. Пришлось решать дело, совершенно мне незнакомое. Главный строитель К. А. Тон, узнав, что Марков пустил писать купол каких-то школьников, объявил, что он ни за что не пойдёт больше в храм, знать ничего не хочет и смотреть ничего не будет. Комиссия была, разумеется, ещё сдержаннее, долго мы так творили что-то впотьмах, долго тосковал А. Т. Марков о своей ошибке, но поправить дело было уже не в его власти». Несмотря на все трудности, результатом все остались довольны. В 1868 году Кошелев также получил заказ на роспись малых куполов храма Христа Спасителя. За основу были взяты эскизы академика П. В. Басина, который не смог закончить работу из-за ухудшившегося зрения. За работу в храме Христа Спасителя Кошелев получает звание академика (1873), а затем и профессора Академии художеств (1878).

Получив солидный гонорар, в 1878 году художник отправился в за границу. Он посетил Берлин, Дрезден, Франкфурт-на-Майне, Вену, Париж, Рим. В Риме он работал над картинами «Погребение Христа», «Жены-мироносицы, Мария Магдалина и Мария, мать Иакова получают от ангела весть о Воскрешении Иисуса Христа». Также он побывал в Иерусалиме, где работал в Александровском подворье ИППО в Иерусалиме. церкви Св. Александра Невского была создана картина «Голова Спасителя». Сейчас она висит в комнате для гостей на Александровском подворье. Ее заменили картиной И. Е. Репина «Несение креста».




Там же был создан цикл «Крестный путь» из 18 полотен. В нижней части каждого полотна помещена цитата из Евангелия со ссылкой на соответствующую главу и стих, которая соответствует изображению. Этот цикл упомянут в «Сообщениях Императорского Православного Палестинского общества» (1892): «…На западной и боковых стенах между окнами поставлены до 30 икон палестинских и русских святых… работы художника Пасхина. Под ними целый ряд икон, с фигурами в человеческий рост высокохудожественной работы Н. А. Кошелева, изображает всю страстную историю Господа нашего, начиная от моления о чаше и до положения во гроб… Ныне из этих 20 икон готовы только 5: 1) Моление о чаше, 2) „Иисус Христос будит своих учеников“, 3) „Предание Иисуса Христа“, 4) „Иисус, ведомый к Каиафе“ и 5) Иисус перед Пилатом…» Есть работы Кошелева и в других зарубежных храмах.










Надо заметить, что отзывы о религиозной живописи Кошелева были противоречивы. Одни ей восхищались, другие считали слишком монументальной, однотипной и не отвечающей модным веяниям.




Эта картина была написана в Риме.

Вернувшись в Россию, он участвовал в реставрации росписи Исаакиевского собора, украшении Храма Воскресения Христова (Спас на крови).







Помимо росписи храмов Кошелев занимался преподавательской деятельностью. Он преподавал в Центральном училище технического рисования барона А. Л. Штиглица, в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, в 1880-х–1890-х был инспектором Строгановского художественно-промышленного училища. Также Кошелев вместе с А.А. Карелиным, сыном знаменитого нижегородского фотографа А.О. Карелина, стал инициатором создания в Нижегородского историко-художественного музея. Открытие было приурочено к знаменитой Всероссийской художественно-промышленной выставке 1896 года. В новый музей художник передал часть своих работ.




Также Кошелев писал портреты. Однажды даже произошел курьезный скандал. Его в 1884 году А. П. Чехов описал в «Осколках московской жизни». «В Москве есть богатый еврей, именем Мичинер. У него есть меховой магазин, тот самый, о котором упоминается в одном из романов Писемского. Есть у него пятиэтажные дома и лавки, дающие тысячные доходы. Он богат и славен, но скуп, как купец Кукин. Зиму и лето одевается он в парусинку, питается селедкой и акридами, спит на сундуке и, за неимением дорогой бритвы, бреется, как брился во время оно Дионисий, тиран Сиракузский, — раскаленной ореховой скорлупой. Недавно его посетило несчастье... ужасное несчастье! Родня ли ему посоветовала, минута ли такая подошла, или, быть может, он слишком лестного мнения о своей физиономии, только вздумалось ему писать с себя портрет. Долго он думал насчет портрета и долго не решался. Ведь портрет стоит не гривенник, не рубль, а — страшно сказать — сотни рублей! После долгих колебаний и мучительных сомнений решился он, наконец, обратиться к художнику Кошелеву. Кошелев — это ужасно! — запросил с него 300 руб. Г. Мичинер вздохнул, махнул рукой и согласился: валяй, семи смертям не бывать! Начались сеансы. Сидел г. Мичинер перед Кошелевым, следил за взмахами его кисти и страдал. Мысль о трехстах рублях не давала ему покоя во все сеансы. Когда работа художника была уже близка к концу, он не вынес страданий и последовал влечению своего сердца: послал, чудак этакий, Кошелеву письмо, в котором, жалуясь на жару, попросил отсрочить сеанс на неопределенный срок, а через несколько времени и совсем отказался от портрета. Кошелев подал на него иск в 300 руб. Начался процесс. Г. Мичинер мотивировал на суде свой отказ тем, что портрет якобы не похож на него. Однако суд не согласился с ним и, выслушав экспертов, состоявших из наших знаменитостей, постановил взыскать в пользу Кошелева с Мичинера 300 руб., а портрет передать ему же, Кошелеву, для уничтожения. И портрета нет, и 300 руб. пропали. Большего несчастья и представить себе невозможно! Вот вам злонравия достойные плоды!»




Архимандрит Антонин своим портретом остался доволен. Об этом заказе он вспоминал так: «К 2 м часам сеанс был окончен. При взгляде на рисунок, мне оставалось только развести руки. Нет, это не Буткевич маратель, и даже не Александровский min-аминет. Вышло полное и совершенное отображение моей дряхлости, точь в точь, как она выглядывает на меня иногда из зеркала. Обед с сих дел мастером арзамасцем, пришедшим с СПб учиться художеству с 8ю рублями, вроде Ледакова и тоже далеко не из графов, расписывавшего московский храм Спасителя и проживший в Риме 2 года...»

О последних годах жизни художника практически ничего не известно. Умер он в 1918 году в Петрограде.