Загадочные картины В. А. Котарбинского

Вильгельм Александрович Котарбинский был вторым сыном польского шляхтича Александра Котарбинского, служившего управляющим в поместьях Радзивиллов. Семья была уважаемой, но небогатой. По поводу точной даты рождения единого мнения нет. По самой распространенной версии Котарбинский родился 30 ноября 1848 года в городке Неборов Люблинской губернии недалеко от Варшавы. Из-за проблем со здоровьем ребенка крестили только в феврале 1849-го. Из-за этого в некоторых источниках утверждают, что будущий художник родился в 1849 году. Однако хорошо знавший Котарбинского публицист и путешественник В. Л. Дедлов, утверждал, что тот родился в 1851 году в Петроковской губернии. Воспоминания самого художника косвенно подтверждают эту версию.




Вильгельм Котарбинский рано начал рисовать, учился в Варшавской школе искусств, но отец увлечение сына не одобрял. По настоянию родителей будущий художник поступил в университет, но вскоре бросил учебу и уехал в Рим.




Позже он вспоминал о начале своего творческого пути так: «Учился я в гимназии, а по вечерам ходил учиться рисованию в школу общества “Stuka pigkna”. Мне было девятнадцать лет, когда я влюбился в свою кузину и захотел быть художником. И то и другое отец не одобрял: жениться на кузине не разрешала римско-католическая церковь, а быть художником, писать вывески, красить полы и заборы– было, по мнению моего отца, “не шляхетское дело”. Убедить его не было никакой возможности. Я рассказал обо всем моему дяде. Дядя попробовал переговорить с отцом, но получил полный отказ. Мысль о женитьбе на кузине и дядя не одобрил, по тем же самым мотивам, что и отец. Кончилось тем, что я собрал свои вещи, занял у дяди немного денег, выправил заграничный паспорт и поехал в Италию, конечно, в Рим. Общество “Stuka pigkna” дало мне немного денег на дорогу и назначило небольшую стипендию… В Италию я ехал, не зная никакого языка, кроме русского и польского, но доехал благополучно, не перепутав поезда на пересадках. Написал на бумажке латинскими буквами название города, куда еду, и показывал ее кондукторам». Первое время в городе своей мечты художник едва сводил концы с концами и даже чуть не умер от тифа. Опеку над заболевшим Котарбинским взяли русские художники братья Сведомские, которые большую часть времени жили в Риме. Вскоре он узнал от своего натурщика, что один из римских меценатов, который ранее за символические деньги покупал рисунки, перепродает их иностранцам втридорога, утверждая, что Котарбинский – знаменитый в Польше художник и редко соглашается расстаться со своими работами. Братья Сведомские помогли молодому живописцу оборудовать студию, и он впредь смог приглашать туда покупателей сам. Известный киевский художник Н. И. Мурашко вспоминал: «Там мы встретили Котарбинского, который тогда еще не был знаменитостью и представлял из себя очень простого веселого господина, полного изящных шуток. Сведомские тоже отличались радушием и приветливостью к землякам. Все были очень просты и милы».




Следующим шагом к успеху стало участие в конкурсе. Из воспоминаний Котарбинского: «В Риме Академия святого Луки ежегодно устраивала конкурс на звание лучшего римского рисовальщика. Каждый, кто хотел, мог прийти, заплатить пять франков, вытянуть жребий с номером места и рисовать. Никто не спрашивал: учился или не учился? Умеет человек рисовать или берется за карандаш в первый раз в своей жизни? Участвовали в этом конкурсе солидные художники с бородами, седыми волосами и лысинами. Были и старушки-художницы. Я очень волновался, когда вынимал жребий. Место попалось не слишком выигрышное, с трудным ракурсом и далеко от натуры. Помню, с каким удивлением смотрели на меня – белокурого мальчишку, неловко пробиравшегося на свое место, солидные “дяди” и “тети”. Последних было, впрочем, немного. Устроился и по команде начал рисовать натурщика одновременно со всеми. Рисовал с большим увлечением, не заметил даже, как объявили перерыв. Только почувствовал, что за спиной стоят какие-то люди. Обернулся. Бородатые, черные итальянцы с блестящими глазами, белокурые немцы и шведы, рыжие англичане, маленькие, вертлявые французы стоят и смотрят на мою работу. Я очень сконфузился, а они весело хлопают по плечу и приговаривают: “Bravo, bravo, qiovinotto”. Ну, значит хвалят. Я сам кричал с галерки: “Браво, браво!” – актерам, когда их игра мне нравилась».




В Академии художник учился с 1872 по 1875 год. Его наставником был известный живописец Франческо Подести. Академию Котарбинский закончил с золотой медалью. У него появилось множество именитых заказчиков, среди которых хорватский католический епископ Йосип Юрай Штросмайер, который основал в Загребе Югославскую академию наук и искусств и Хорватский университет. Искусствовед Владимир Стасов заказал копию рукописи 14 века из музеев Ватикана.




В 1888 году художник вернулся в Российскую империю и поселился в Минской губернии. К тому моменту кузина овдовела. Нигде не упоминается имя супруги. В своих воспоминаниях художник писал просто «Она». Жили они в имении в Кальске сначала счастливо, без скандалов и очевидных разногласий.




Живя в Минской губернии, Котарбинский часто ездил в Киев. С 1889 по 1894 год он работал в знаменитом Владимирском соборе в Киеве вместе с другими известными художниками, включая Михаила Врубеля и Виктора Васнецова.




Работами руководил знаменитый искусствовед, путешественник и критик Адриан Прахов. Прахов пользовался неоднозначной репутацией. Одни считали его смельчаком и новатором, другие – дерзким вольнодумцем. Приглашение известных художников вместо иконописцев вызвало споры, проект долго не утверждали, и страсти бурлили нешуточные.




Живописец написал для собора 84 отдельных фигур и 18 картин. Роспись собора сопровождалась скандалами, о которых сейчас мечтали бы любые желтые газеты. Врубель влюбился в жену Прахова Эмилию, и начался странный роман. Эксцентричный художник даже сделал предложение уже состоящей в браке даме.




По слухам в эту же женщину влюбился и Котарбинский, и любовный треугольник вполне мог превратиться в квадрат. Сам Прахов терпел неверность жены, потому что по-своему любил ее, придерживался свободных взглядов, а с другой стороны не хотел ссориться с именитыми художниками и терять ценные кадры. Сама семья Праховых вела достаточно эксцентричный образ жизни.




Из воспоминаний Михаила Нестерова: «Работы в соборе шли усиленным темпом. Вставали мы часов в семь, около восьми все были уже на лесах. В двенадцать шли завтракать, отдых до трех и снова работа до шести… Обедали – если не были приглашены все вместе на какое-либо званое мероприятие – каждый у себя. Время дневного отдыха тратили чаще всего на прогулки по городу. Вечером же, практически полным составом, отправлялись к идеологу всего происходящего в соборе – Адриану Виктровичу Прахову, в доме у которого решались не только основные организационные моменты росписи собора, но и, частенько, судьбы кого-нибудь из гостей. Там разбивались сердца, переворачивались мировоззрения, задумывались величайшие художественные проекты и обсуждались всевозможные проблемы физики. Организатором и активным участником посиделок у Праховых была хозяйка дома, Эмилия Львовна, вышедшая замуж за Андриана Викторовича еще в 16 лет, родившая ему троих детей, объездившая и изучившая вместе с мужем несметное количество экзотических стран, где Прахов искал следы древних цивилизаций, а Эмилия Львовна – расположение аборигенов. По мотивам найденного один из супругов создавал потом свои художественные проекты, другая же, став знатоком человеческой психики, устраивала удивительно душевные и неизменно провокационные посиделки, способствующие раскрытию всякого творческого потенциала и отмиранию всего банального и скучного».




Супруга Котарбинского в Киев приезжала, но в чувствовала себя неуютно и в богемный образ жизни художника не вписалась. Есть версия, что был и национальный вопрос. У многих поляков отношение к остальным россиянам было не самое благостное. Жена была полячкой и убежденной католичкой, а Котарбинский дружил с русскими, и собор был православный. Предположительно, увлечение Эмилией и работа в другом городе привели к расставанию с женой. Детей у пары не было. Сын Праховых Николай описал эту ситуацию ехидно: «Кузина, в которую был влюблен Котарбинский, овдовела, и когда закончился положенный по правилам римско-католической церкви срок траура, оба соединили свою судьбу. Не знаю – время ли было тому причиной, но романтический брак не оказался счастливым. Вскоре после свадьбы, состоявшейся в Варшаве, Котарбинский приехал с молодой женой в Киев, чтобы показать ей город, свои работы во Владимирском соборе и познакомить со своими друзьями. Город бывшая кузина осмотрела, в собор явилась в густой, черной вуали, под вечер, когда разошлись все художники, а знакомиться с друзьями своего мужа наотрез отказалась. Братья Сведомские уверяли, что “знаменитая кузина” такая “рожа”, что лошади пугаются на улице. Вот почему он от всех ее скрывает, а старший из них, чудаковатый Александр напевал куплеты из какой-то оперетки: “Жена моя – красавица по улицам шатается, извозчики ругаются, что лошади пугаются…” В скором времени этот запоздалый брак превратился в фиктивный, кузина уехала в свое имение, куда-то под Вильно, а Вильгельм Александрович окончательно перебрался в Киев, поселившись на этот раз в гостинице “Прага” на Владимирской улице».




Тем временем образовался еще один любовный треугольник. Дочь Праховых влюбилась в Михаила Нестерова, имевшего жену и дочь. Тот якобы даже подумывал о разводе, чтобы жениться на Леле Праховой. Развод в то время был делом очень сложным, а история казались сомнительной. Эмилия была категорически против этих отношений, а Котарбинский, который к девушке относился как старший товарищ, считал, что дочь в праве решать сама. Из-за этого старые друзья рассорились, и помирить их удалось лишь Сведомским. В итоге девушка с Нестеровым рассталась и замуж никогда не вышла, но это уже другая история. После завершения росписи собора художник продолжил жить в Киеве.




Во время Первой мировой войны Котарбинский выпустил открытки со своими работами, а прибыль жертвовал на помощь семьям солдат и пострадавших от польской оккупации (когда часть польши была захвачена Германией). После революции художник планировал переехать в независимую Польшу но не смог этого сделать. Работы художника плохо покупали, а новые власти относились к нему с подозрением. Это привело к депрессии. В 1920 году он поселился в доме овдовевшей Эмилии Праховой. В 1921 году художник умер.

Другие работы