Корейские записки (ч.1)

Трава. Ну конечно. "Корейцы едят траву", - говорили нам знатоки корейской действительности, изучавшие ее по сообщениям НТВ, CNN и "Fox News". Они правы. Корейцы - как северные, так и южные - действительно регулярно употребляют в пищу образцы полевой и лесной флоры. В единой традиционной кухне разделенного полуострова можно найти множество травяных блюд, включая знаменитые листья папоротника, лесной колокольчик, полынь и обыкновенный лопух, которым и угощали нас на борту "Эйр Корё". Описывая голод середины 90-х годов, честные СМИ свободного мира почти не слукавили. В то время жители КНДР в самом деле собирали и ели траву - точно также, как делали это раньше. Они едят ее и сегодня, когда на прилавках местных магазинов можно купить практически любую пищу.

Употребление собачьего мяса также принято связывать с голодной жизнью корейцев. В действительности на их стол попадают только откормленные животные специальных пород. Простые дворняги бегают по корейским улицам без особой опаски закончить свою жизнь в ароматном супу.

Немного смешные примеры - и, вместе с тем, почва для неутешительных выводов. Мифология, заботливо созданная вокруг Северной Кореи (не без пассивной помощи ее руководства) напомнила ворох домыслов и предрассудков, который обрушился на нас раньше, перед поездкой вЧечню. Всякая изолированная страна, окутанная пеленой пропаганды империализма - этим покрывалом Майи, - поражает контрастом между своей действительностью и вымышленным телевизионным образом. Очень жаль, что мы часто спешим принять его за чистую монету (которой и оплачено создание этих иллюзий). По приезду домой, мне поначалу не хотелось поднимать интересную тему Кореи - настолько живучими и укоренившимися оказались эти предрассудки, подчас затронувшие сознание критически мыслящих людей.

Автор этих записок должен признать: он также подпал под влияние мифов о КНДР. То, что я слышал о жизни этой страны, заставляло готовиться к тяжелым картинам ущербной и уродливой жизни. Действительность Народной Кореи неожиданно оказалась совсем другой - интересной и глубоко человечной. Она вовсе не сводится к поклонению живым и мертвым богам, как это нередко представляем себе мы, решительные противники всяческих культов. Эта страна не является безнадежно бедной, в той степени, в которой мы привыкли ее себе представлять - особенно, в сравнении с любой "нормальной" и "свободной" страной Третьего мира. В то же время, она поражает богатством человеческой культуры, которое, несомненно, имеет социалистическую природу.

Лишенные некоторых необходимых и многих сомнительных благ, корейцы имеют немало существенных преимуществ перед жизнью нашего мира. Нам есть в чем завидовать этимлюдям. Ценой автаркии и непрерывной войны с крупнейшими капиталистическими хищниками Тихоокеанского региона, они отстояли многие завоевания, потерянные нами без всякого трепыхания и намека на бой. Их глупую и наивную показуху компенсирует то, что им действительно есть чего показать. Улыбки и непосредственность корейских детей - вкупе с цветущими чиндалле и чистым прозрачным воздухом, таким нетипичным для мегаполиса, - вот то, что создавало нам настроение "Апрельской весны" в Народной Корее. Эти дети заслуживают того, чтобы мы не делали пугала из их родины.

Мир Северной Кореи не имеет никаких мировых аналогов. Это нонсенс, недоразумение на политической и экономической карте буржуазной Азии. Страна дворцов пионеров (дворцы вождей обычны и для всех остальных азиатских стран), зажатая между сырьевым безлюдьем Сибири, потогонным муравейником Китая и потребительским адом Японии. Множество могущественных врагов делает ее существование хрупким, и погружает в туман будущее этого мира. Нам нужно смотреть на него теперь, пока он существует.

А раз так, мы хотели бы выработать свой, объективный взгляд - без указанной мифологии и без глянцевой, прикрашенной картины корейскойжизни, честно показав проблемы и недостатки, которые бросились нам в глаза. Нам хотелось бы обойтись без хвалебного стиля профессиональных "друзей Кореи", и без недобросовестного злопыхательства, нередкого у предвзятых туристов.
Эти очерки передают личные впечатления автора и никак не претендуют на целостную картину жизни КНДР. Благодаря моим товарищам по украинской делегации, некоторые из которых уже бывали в Пхеньяне, и даже жили в КНДР, я смог лучше разобраться в ряде важных аспектов корейского быта. Однако, это лишь показало, как много еще предстоит узнать об этой стране. Хотелось бы, чтобы этот текст вдохновил на знакомство с ней других непредубежденных людей, которым также стоит увидеть весну Народной Кореи.
Запретный телефон. Флаги над рисом. "Апрельская весна". Пятидесятые наяву. Феи корейских дорог. Пхеньян под ногами

На пустом аэродроме, прямо у трапа, нас фотографировали для газеты "Нодон Синмун" - местного аналога советской "Правды", самого тиражного из печатных изданий Азии. На каждый десяток жителей КНДР приходится один экземпляр этой газеты. Молодые люди во френчах, с военной выправкой, провели украинцев в таможенный терминал для гостей. Перед поездкой мне прожужжали все уши о запрете на мобильные телефоны. Их, якобы, обязательно отбирают у каждого, кто рискнул взять в Корею этот аппарат - а потом отказываются возвращать его назад.Действительно, каждая из двух таможенных анкет спрашивала про мобильный телефон, а позже об этом вежливо справился сотрудник корейской таможни. Мифы свободного мира еще жили во мне, и потому я умолчал о своей мобилке, нарушив законодательство Народной Кореи. Впоследствии мне было неловко за этот поступок.

Таможенники "самого закрытого государства планеты" не только не обыскали наши личные вещи, но даже не пронесли их через обычный металлоискатель. Занятная параллель с унизительным шмоном на границах ЕС и прочих цивилизованных стран.


Телефон не тронули и потом, в гостинице - нет никаких сомнений, что пресловутое местное КГБ (так часто именуют Министерство общественной безопасности КНДР) не посягнуло на наши беззащитные сумки. Я также уверен, что корейцы вернули бы мне мобильный. Вместе с паспортами, которые были деликатно отобраны при въезде в Народную Корею. Мы не особенно возражали. Документы ни разу не пригодились в этой стране, а нам вряд ли бы удалось найти более надежное место для их хранения.



Автобус увозил нас из аэропорта. Дорога к Пхеньяну тянулась вдоль чеков- полузатопленных площадок, где уже пробивался первый в этом сезоне рис. Красные флаги, подсвеченные утренним солнцем, реяли над нежно-зеленой рассадой. Шесть или семь подобных знамен, воткнутые в сырую землю, рядком стояли у каждого чека. Крестьяне в сапогах и демисезонных куртках пололи грядки и отводили воду из мелиоративных каналов. В их руках были видны мотыги и штыковые лопаты.


У дороги встречались красочные бигборды с ликами Кимов, эмблемой Трудовой партии Кореи, антивоенные и антиамериканские плакаты. Не так часто, как можно было бы ожидать. Большие баннеры фестиваля "Апрельская весна" мелькали на столбах и украшали автобусы с иностранными гостями. Приуроченное к главному празднику КНДР - дню рождения Ким Ир Сена, больше известному под названием "День солнца", это мероприятие собрало до пятисот иностранных участников. Пхеньян встречал их погодой под стать названию фестиваля - нежным весенним светом и кипенью плодовых садов. Фиолетовые цветы багульника - чиндалле, и желтые заросли форзиции окутывали собой клумбы городских улиц. Громада Триумфальной арки, волшебный крылатый конь Чхоллима были окружены цветущей сакурой, абрикосом и персиком. И даже массивный бронзовый гигант Ким Ир Сен, - "с высоко поднятой рукой" - как точно характеризовал его наш переводчик, как будто выныривал из гущи цветочных зарослей.

Спешащие по своим делам корейцы нередко держали в руках целые ветви этих цветов. Их можно былорвать с деревьев, и носить, прижимая к груди, как это делали пионеры, солдаты, юноши во френчах, девушки в строгих длинных платьях и совсем уже пожилые старушки с устремленным в никуда взглядом.
Внешний вид жителей Народной Кореи живо заставляет вспомнить наши пятидесятые годы. Хотя, на деле, мы приехали в девяностые - по местному летоисчислению в КНДР идет 95-й год Чухче. Большинство мужчин носит френчи, или же "дьямба" - особый костюм, личное изобретение Ким Чен Ира. Эта модификация рабочей спецовки призвана завидетельствовать его близость к рабочему классу страны. Дьямба позволено одевать рядовым корейцам и самому вождю, но она является табу для остальных членов партийного руководства. Женщины носят юбки и блузки старомодного покроя, напоминающие одежды наших бабушек. На некоторых можно видеть цветастые национальные платья, ниспадающие от груди и до самых пяток. Издали кажется, что кореянки, не переставляя ног, плывут над мостовой.

Иногда женщины носят детей на себе, за плечами - корейские гиды очень старались отвлекать от них наше внимание. Трудовая партия формально ведет борьбу против этого "старинного способа", как называл его переводчик Пак. В том числе, изготовлением детских колясок, которых тоже хватает на пхеньянских улицах.

Вместе с тем, многие корейцы одеты всовременную одежду китайского производства. На выходцах из провинции сидят телогрейки, ватники и старая военная форма. Крестьянки цепляют поверх волос косынки, а у мужчин популярна широкая рабочая кепка, в которой любил ходить первый Ким. Множество людей носят военную форму. Она широко варьируется от старых советских шинелей до совершенно хунвейбиновских бушлатов, в которые облачены добровольцы вспомогательной Рабоче-крестьянской красной Гвардии. На детях КНДР можно видеть практически все - как школьную форму, так китайские спортивные костюмы, обычные для их сверстников во всем глобализованном мире.

В целом корейцы одеты опрятно и без излишеств. Обязательный значок Ким Ир Сена украшает грудь каждого гражданина КНДР - вне зависимости от его членства в Трудовой партии. Значки бывают самого разного образца. Они меняются вместе с модой, и по значку практически невозможно определить социальное положение человека. Значки невозможно купить и почти нельзя получить в подарок. Иностранец может получить их от официальных представителей принимающей стороны. Обыкновенный турист имеет на это не так много шансов. Корейский товарищ, выдавший нам значки с Кимом, высказал недовольство, когда я забыл одеть его на следующее утро.

Феи корейских дорог - девушки в строгой синей форме и фуражках, - регулировали движение на каждомперекрестке столицы. На их работу можно было смотреть часами - настолько отточено и изящно каждое движение тела, каждый взмах руки с милицейским жезлом, и безупречные повороты по часовой стрелке. Спустя час девушки сменяли друг друга, соблюдая особый церемониал, а затем еще полквартала шагали четким строевым шагом. Беззащитные, они смущались и трогательно краснели перед объективами фотокамер. Желая проверить реакцию фей, наш товарищ специально перешел дорогу в неположенном месте - что редко позволяют себе корейцы. Он заработал короткий свисток и укоризненный взгляд регулировщицы. Никаких иных санкций не было, однако этот случай напрочь отбил охоту нахально перебегать проезжую часть.

Нас поселили неподалеку от центра, в одной из спаренных сорокаэтажных башен гостиницы "Корё", в больших комнатах на двадцать пятом этаже. Город Пхеньян лежал под ногами, ограненный живописными лиловыми сопками - они тонули в мягком тумане и легкой дымке распускающихся деревьев. От колоссальной громады недостроенной гостиницы "Рюген" ("Столица с ивами"), напоминающей внеземной звездолет, до берегов Тэдонгана и заречных районов, Пхеньян представляет собой скопление вполне современных зданий в окружении больших парков. Здесь представлены самые разные стили: от "сталинского" ампира до модерна и конструктивизма, а также, привычный стандарт отечественных многоэтажек. Между ними сереют кварталы старых одноэтажных домиков. Центр города имеет монументальную планировку, а основные памятники продуманно пересекаются между собой по осевым линиям. Хаотично застроенные окраины выглядят бедно и просто, что невозможно скрыть от чужих глаз. Многие из зданий явно нуждались в покраске - стоит сказать, что корейцы вообще не уделяют большого внимания отделке жилых домов. Однако все они содержались в большой чистоте. Этот комплимент также можно адресовать большинству улиц и площадей Пхеньяна.

В городе много строящихся домов - причем, в канун праздника работы на них не прекращались круглыесутки, а стройплощадки украшали знакомые красные флаги. Переводчик Пак объяснил: бригады строителей соревнуются в скорости и качестве работы. "Победившие получат уважение. И премии", - заключил он. Действительно, сразу после праздника флаги пропали как на стройках, так и на рисовых чеках. Судя по всему, здесь не принято попусту тратить общественный энтузиазм.
После работы корейцы занимают парковые скамейки или сидят в излюбленной позе - на корточках. В помещениях традиционного типа, где имеется пол с подогревом, люди усаживаются прямо на полу, спустив ноги в специальную нишу. Для отдыха здесь нередко используют большие низкие топчаны, отдавая им предпочтение перед европейской кроватью. Эти просторные ложа всегда аккуратно заправлены - даже тогда, когда в доме не ожидают прихода иностранных гостей.


Ночью столица КНДР погружалась в необычный для нас мрак. Фонари освещают большинство улиц Пхеньяна, однако в городе совсем нет световой рекламы. Над ним господствует инфернальная колонна Монумента идей Чучхе, увенчанная переливающимся багровыми оттенками факелом. Ее окружают четыре подсвеченных красным здания (одно из них является гигантским образцовым роддомом). В Пхеньяне нет того, что принято называть "ночной жизнью", однако это вовсе не лишает корейцев насыщенного отдыха, о котором еще будет сказано ниже. День гражданина КНДР регламентирован известной формулой Ким Ир Сена: "восемь часов на труд, восемь часов на отдых и восемь часов на учебу". После десяти вечера столица спит - работают только отдельные заводы и ударные стройки. На ее улицах - очень тихо, чтобы не разбудить спящих - трудится целая армия уборщиков. Мерный шум от их метел напоминает приглушенный рокот морского прибоя.

Закрытая страна? В "народных" магазинах. Транспортная проблема. "Буйволы" и трактора. Главный недостаток. "Тэйкволейбол"


В семь утра Пхеньян включает огромный будильник - рев сигнальных сирен. Похожие на огромные граммофоны, они заставляют вспомнить кадры нашей военной хроники. Люди отправляются на работу - пешком, на велосипедах, троллейбусах и редких машинах. В первое же утро мы вышли из гостиницы, чтобы своими глазами наблюдать здешнюю жизнь, а впоследствии не раз совершали самостоятельные прогулки. Никто и не думал нам в этом мешать. Вы можете ходить по Пхеньяну везде, кроме "Запретной улицы" - небольшого квартала многоэтажек с квартирами членов правительства. Они очень напоминали панельные дома в моем спальном районе Киева.


Корейское КГБ работало в рамках, отведенных для него местным КЗоТ. Товарищи из спецслужб честно отрабатывали дневную экскурсионную программу, а затем оставляли нас, желая приятно провести время. Сами корейцы не обращали большого внимания на гуляющих по городу иностранцев - исключение составляли разве что дети. За время прогулок по Пхеньяну нас лишь дважды останавливали прохожие (они реагировали на знакомый русский язык, которым владеет немало корейцев), чтобы справиться: не нужна ли нам какая-то помощь? Получив отрицательный ответ, они тут же оставляли нас в покое. За все время нас ни разу не притормозил местный милиционер - сравните это с нынешними реалиями столицы "свободной" России. Никто не мешал фотографировать здания и людей (за исключением военных), хотя последние были не очень этим довольны. Номер "Нодон Синмун" с нашим фото, который мы таскали с собой, чтобы в случае чего удостоверить свою личность, так и не пригодился нам в этих целях.
Пхеньян - самый безопасный город этого мира. Даже те, кто жил здесь несколько лет, ничего не слышали про уличный криминал. Здесь быстро перестаешь следить за своими карманами и фотоаппаратом, что расслабляющее действует перед свиданием с карманными ворами Пекина.


Поначалу нас очень интересовала торговля - неплохой индикатор уровня местной жизни. Корейская "березка" для иностранцев, куда свозили нас гиды, была обычным валютным супермаркетом. Ее отличали непомерные цены на товары, которые можно было дешево купить в обыкновенных, так называемых "народных" магазинах - разве что в другой, менее качественной упаковке. Впоследствии мы посетили не меньше десятка торговых точек: от классических советских универмагов до небольших кооперативных лавочек, очень напоминающих наши "сельпо". Там попадались и пустые полки, а слово "дефицит" явно не было пустым звуком - но все магазины имели на прилавках товары первой, второй и третьей необходимости, включая весьма широкий ассортимент продовольственных продуктов.
Корейцы не отрицают факт массового голода 1994 года.
"Страну постигли неурожаи,
И демон-голод стоял у каждого порога,
От бурь и бед
Спасался весь народ как мог" -
говорит об этом времени местный поэтический официоз. В КНДР не скрывают, что карточная система была отменена всего лишь два года назад - ее успели застать мои спутники, которых еще недавно не пускали в "народные" магазины. Сегодня вы можете войти в них свободно и купить практически все - вплоть до мясных, и, особенно, рыбных продуктов, а также некоторых, явно не корейских фруктов, вроде банана. Корейцы пользуются этой возможностью, и мелкая торговля идет весьма бойко - особенно, в канун праздника, когда ассортимент несколько расширяется.


Универмаги завалены френчами, "дьямба" и женской одеждой - явный плюс работе местной легкой промышленности. В городе немало пошивочных ателье - в одном из них наш товарищ заказал себе превосходный френч. Продается много велосипедов, изготовленных на недавно открытой фабрике. По настоящему удивила свободная торговля компьютерами. Последний миф о Северной Корее был беспощадно разбит: на наших глазах женщина покупала китайский "пентиум" в обыкновенном столичном магазине. Больше того - почти вся музыка, которая в обилии в магазинах и специальных киосках записана на обычные болванки-сидиромы. В КНДР существует даже особый "внутренний" Интернет, отрезанный от мировой сети. Он напоминает Фидо-сеть и используется в военных, хозяйственных и научных целях. В некоторых Дворцах пионеров можно было воспользоваться обычной интернет-связью, без всякой цензуры - во всяком случае, для английских и русских сайтов. Свободный доступ по всемирную сеть имеется и в столичных гостиницах.
На прилавках вообще хватало бытовой техники. Причем, цена цветного телевизора, в пересчете с местной валюты, не отличалась от киевской. В целом, цены на продовольствие доступны для среднего жителя Пхеньяна, хотя в столице сохраняется система распределения некоторых товаров и продуктов. В провинции дело может обстоять по-другому. Так, нам приходилось слышать о дотационных пайках для корейских крестьян.


Корейские "сельпо" принимает только местные воны - красивые купюры с идейно-политическими рисунками. Существует "черный" курс евро и доллара к вону - в несколько раз ниже официально установленного для туристов. Как правило, этот незаконный обмен происходит прямо в магазинах, с очевидного молчаливого согласия властей. Цены в "народных" точках могут отличаться между собой - но в очень незначительных пределах. Кооператоры имеют лишь одно преимущество. Они могут ставить свои ларьки в бойких местах, более выгодных по сравнению со спрятанными в глубине кварталов госмагазинами. Надо заметить, что в КНДР официально не существует налогов, что было закреплено в конституции этой страны.
Нам даже не запрещали снимать в магазинах - что, по словам бывалых людей, было неслыханным прежде делом. Непохоже, чтобы это являлось следствием некоей общей экономической и политической либерализации. Скорее, корейцы не видят смысла скрывать состояние своей торговой сети.
Разговор о проблемах Народной Кореи следует начинать с транспортного вопроса. Бензин был и остается главным дефицитом изолированной империализмом страны, полностью лишенной запасов нефти. Карточная система сохранила себя только здесь. Топливо выдают по специальным талонам, на странных заправках, напоминающих маленькие ларьки. Приоритет на него имеет армейский, хозяйственный, служебный транспорт. Частные автомобили (они есть у некоторых пхеньянцев) могут по нескольку месяцев простаивать без горючего. Большинство корейцев передвигаются по стране пешком, на велосипедах и военных грузовиках, которые нередко играют роль междугородных автобусов. Некоторые машины со специально оборудованными двигателями используют в качестве топлива дрова и брикеты торфа.

В последние годы, после массового строительства малых гидроэлектростанций в разных уголках преимущественно горной КНДР, усилилось развитие электротранспорта. Мы видели одно из таких предприятий - легкий белый куб с изображением красной молнии. Однако и теперь Пхеньяну явно не хватает троллейбусов. Красивые машины местного производства, борта которых обильно украшены звездочками за безаварийный километраж, забиты под самую завязку, а на остановках стоят длинные очереди.


По всей видимости, правительство КНДР намерено и в дальнейшем преодолевать топливный кризис за счет расширения электротранспортных сетей, метрополитена и троллейбусного парка. Нам не случилось видеть знаменитые реликтовые паровозы - только обычные советские электрички. В домах столицы уже более десяти лет устанавливают только электроплиты, полностью отказавшись от бытового газа. А чистый воздух северокорейского мегаполиса является приятной компенсацией за ее транспортные неудобства.
Небольшое число машин плохо сочетается с хорошими шоссейными дорогами из тщательно подогнанных бетонных плит. Дефицитный по причине отсутствия нефти асфальт кладут только в Пхеньяне и крупных городах. Широкополосные междугородние трассы имеют преимущественно военное значение. Кое-где вдоль главных магистралей расположены необычные бетонные блоки - в случае агрессии они должны упасть на дорогу, блокируя продвижение войск противника. В горах шоссе нередко проходят через тоннели, пробитые армейскими стройбригадами. Даже обычные сельские грунтовки имеют очень приличный вид, так как местные жители поддерживают их в надлежащем состоянии.
Часть бензина распределяется на корейское село. Во время поездок в Мёхансан - 150 километров к северу от Пхеньяна, а также, по близким окрестностям столицы, мы проводили сравнительный счет живой тягловой силы - знаменитых "буйволов" (на деле они оказались простыми волами), и тракторов марки "Чхоллима". Последних было заметно больше. Иногда одно и то же поле распахивали запряженные в плуг животные и вполне современные машины местного производства. Позже мы увидели МТС старого советского образца, где стояла сельхозтехника - те же трактора, грузовики и прицепы-комбайны. Станцию украшали большие красные транспаранты с чучхейскими лозунгами.

На полевых работах применяется и ручной труд - в тех же объемах, что в бывшем СССР и нынешних постсоветских странах. Мы наблюдали за тем, как высаживали рассаду крестьяне и подростки-школьники. Бросались в глаза слаженные коллективные действия вообще характерные для рисоводческих хозяйств с их сложным агрономическим циклом. Сами поля выглядели ухоженно, и впечатляли налаженной системой ирригации. Ближе к горам, в виду заморозков, корейцы умудрялись закутывать в целлофан каждую свежепосаженную грядку капусты. Маринованная капуста - "кимчхи" - выступает здесь обязательным блюдом и фактическим заменителем хлеба (на этажах новых панельных домов Пхеньяна ставят специальные чаны для этого маринада). В то же время, никто в Корее не слышал о пресловутой "корейской" моркови. Помимо риса, проса и овощей кооперативы активно выращивают инсам - женьшень, важную статью внутреннего потребления и экспортной торговли. Его корень применяется здесь буквально во всем, вплоть до чая, сигарет и алкогольных напитков - знаменитой "инсамовки". Женьшенем особенно славится город Кэсон на крайнем юге КНДР.


Наряду с обычным животноводством, корейцы разводят змей - для изготовления традиционных настоек и лекарственных препаратов. Множество этих рептилий украшает бутылки на прилавках местных магазинов, и также служит доходной статьей национального экспорта.
Села Народной Кореи представляют собой целые вереницы стандартных домиков из дерева и бетона. Они выглядят небогато, но на них не лежит чудовищная печать разрухи и запустения, характерная для постсоветской деревни. Вместо руин коровников, вместо заброшенных хат здесь идет деятельная хозяйственная жизнь. Эти деревни полны людей, в том числе молодежи - они явно не стали обычным для нас заповедником покинутых стариков. Их жители отличаются от горожан своим внешним видом (в той же мере, что и сельское население бывшего СССР), хотя точно также не обращают особого внимания на иностранцев. По слухам, в показушных кооперативах КНДР есть даже компьютеры. Навряд ли это говорит о действительном процветании местного села, однако ясно - сейчас здесь и близко нет никакого голода. Больше того: аграрный комплекс этой бедной, задавленной экономической блокадой страны выглядит куда предпочтительней нашей провинции, дотла разоренной неолиберализмом.


Здоровый вид большинства корейцев бросается в глаза при первом взгляде на жителей этой страны. Редкая красота - или, вернее, "утренняя свежесть" здешних женщин, имеет в своей основе общее физическое воспитание, отсутствие косметики, и обязательный запрет на курение табака. Тем неприятней почти поголовное увлечение куревом среди мужского населения КНДР. Клубы табачного дыма - пожалуй, самое негативное впечатление Народной Кореи. С ним позволяет мириться разве что избавленный от автомобильных выхлопов воздух. У истоков этой привычки нечаянно стал Ким Чен Ир, публично демонстрировавший свои привычки заядлого курильщика. Впоследствии, он официально отказался от сигарет, а власти КНДР попытались начать борьбу с массовым табакокурением. К сожалению, мы не заметили ее результатов. Хотя известные слова руководителя Кима верно замечают: "В 21 веке существует три типа дураков - те, кто курят, те, кто не любят музыку, и те, кто не умеют работать на компьютерах".


Cистема корейского здравоохранения внешне напоминает свой советский прототип. Нам приходилось видеть городскую больницу, куда подъезжали скорые и шли обычные пациенты. Она была очень похожа на наш отечественный районный медцентр. Двое солдат вносили в нее зубоврачебное кресло вполне современного вида - его почему-то привезли на весьма дорогом такси. Лечение в Народной Корее остается полностью бесплатным, хотя в стране наблюдается дефицит медикаментов. Местная медицина использует целый ряд традиционных методик, делая заметный акцент на фитотерапии. В аптеках Пхеньяна полно препаратов на основе женьшеня, а также лимонника, электороукока, и прочих дальневосточных растений.
Тем не менее, главным фактором здравоохранения остается всеобщая физическая подготовка корейцев. Она прививается с детства, в многочисленных спортсекциях, на школьных занятиях физкультуры - в рамках подготовки к военному всеобучу. На предприятиях КНДР практикуется получасовый перерыв для занятий производственной гимнастикой. Среди популярных видов спорта следует выделить атлетику, спортивную, художественную гимнастику и боевые искусства. Автора больше всего впечатлила азартная дворовая игра - нечто среднее между волейболом и тэйквондо. Ее участники ногами перебрасывали мяч через сетку, демонстрируя прекрасную пластику и реакцию.
Культ детей. Обыкновенное чудо. Монументальная хореография. Плакаты Пхеньяна. Неизвестный Микки-Маус


Главный культ этой страны - культ детей. Справедливо будет отметить: онимеет место и в южнокорейском обществе, с неизбежной поправкой на реалии капитализма. Детям КНДР позволено многое, или почти все. Сами они отличаются непосредственностью и живым характером. Большие группы детей и подростков, взявшись за руки, - эта привычка нередко сохраняется на всю жизнь, - шумно носятся по пхеньянским улицам, распевая кореизованные "Катюшу" и "Подмосковные вечера". "Носатые" иностранцы - местный аналог словечка "гринго"; эта часть тела европейцев считается уродством у плосконосых жителей Кореи, - служат для них предметом здорового смеха.

Мы шли по одной из центральных улиц, заставленной особняками бывших посольств бывших социалистических стран. Десятки малышей в красных галстуках и синих костюмах гурьбой бежали навстречу - то ли в школу, то ли в один из пионерских дворцов. Они сжимали в руках чехлы музыкальных инструментов, папки с нотами, спортивные обручи и мячи. Один из пионеров задержался, чтобы посмотреть на нас, раскатал по лицу улыбку, щелкнул себя по носу и побежал дальше. Эти дети не будут просить у вас жвачку, как мои сверстники конца 80-х годов.


Многие недоумевают, куда девается эта раскованность - примерно к двадцати годам, когда северные и южные корейцы превращаются в дисциплинированных, сдержанных членов своих обществ. Не берусь говорить за незнакомый мне Юг, но полноценное, настоящее детство маленьких граждан КНДР служит диалектической предпосылкой к их полноценной зрелости. Оно позволяет вовремя взрослеть. Быть адекватными более чем серьезному положению, в котором находится сейчас их родина.


Именно дети лучше всего выражают собой культурное чудо народной Кореи. Эта страна делает упор на культурном развитии своих маленьких граждан. Она почти не уступает в этом почившему СССР, и, пожалуй, превосходит его опыт в некоторых специфических моментах.
Всеобщее музыкальное образование бьет по ушам обилием мажорных и минорных звуков. Нас заверяли: музыкальный инструмент - от гитары и до баяна, будет лучшим подарком любой корейской семье. Выезжая домой, корейские дипломаты непременно стараются прихватить с собой пианино. Звуки живой музыки звучат в самых неожиданных местах. Проходя мимо жилого дома, я принял его за музыкальную школу - аккорды и гаммы раздавались из разных окон и на разных инструментах, а где-то на заднем фоне приятно звучала песня. Корейцы поют много, умело, с большой душой, и по разным поводам. В отличие от привыкших к застольной песнеукраинцев, они умеют петь правильно. Граждане этой страны хорошо знают мировую музыкальную и оперную классику. Их современная эстрада приятно удивляет ритмикой и мелодичностью - в ней есть что-то от нашего поп-фолка 70-х годов. Она не так уж сильно идеологизирована, и пользуется неподдельной популярностью среди населения.


На выходные и праздники в парках Пхеньяна выступает множество самодеятельных коллективов. Мне удалось заснять поразительную реакцию публики - от молодежи и до глубоких стариков. Эти люди толпой окружили играющий ансамбль, и, усевшись прямо на асфальт, с огромным вниманием слушали исполнителей. Нигде, даже в концертных залах, я не видел такого серьезного отношения к музыке. При этом, солисты вели себя просто - они выходили к людям, и начинали петь вместе с ними. Здесь не было звездного жлобства наших эстрадных примадонн.


Корейское кино регулярно демонстрировалось по телевизору в нашей гостинице. К слову, там можно было смотреть и новости российского НТВ, известного своими выпадами против Народной Кореи. Фильм, который как раз рекламировали великолепные афиши местных кинотеатров, выполненные в духе 50-х годов, рассказывал об истории антияпонской войны. Молодой политработник армии Ким Ир Сена попал в плен к корейским националистам, и, ценой своей жизни, поднял их на борьбу под знаменами Компартии. Это была современно снятая лента, хотя ее плакатный сюжет ничем не отличался от картин полувековой давности. Она напомнила мне добротные американские фильмы военных лет режиссуры Эдварда Дмитрика и его будущих коллег по "красной десятке". Такие картины по методикам Голливуда должны иметь здесь большой пропагандистский эффект.


Помимо военной темы, кино может рассказывать о конфликте поколений в северокорейском обществе,как это делает картина "Долг". Ее главный герой учится находить взаимопонимание с другими, более старшими членами Трудовой партии. Сюжет этой картины указывает на определенные противоречия в обществе и партийной среде КНДР, которые отнюдь не сводятся к возрастной проблеме. Косвенно он свидетельствует о тенденциях бюрократической косности, указывает на прослойку функционеров, которая встала "между вождем и его народом".
Популярен и фильм "Цветочница" - о юной подпольщице, снятый по хорошо известной здесь книге авторства Ким Ир Сена. Если быть точным, она написана "при участии вождя". Примерно до 60-х годов, и даже позже, в КНДР активно практиковалось анонимное и коллективное авторство во всех видах искусства.


И старший, и младший вождь всегда демонстрировали интерес к культурной тематике, а Ким Чен Ир уделяет ей подчеркнутое внимание. Ранее он курировал культурное направление в ЦК Трудовой партии. Руководитель Ким может лично заниматься режиссурой той или иной картины, и даже пробовать себя в роли оператора. Другим его увлечением является опера. "Море крови" - фантастически красивая постановка, которая впечатляет даже на видеозаписи, - служит вершиной того, что можно назвать "монументальной хореографией". Я не могу дать иного определения этому совершенно особому жанру, присущему только КНДР, и берущему свое начало в московских парадах физкультурников 30-х годов.


Мир знает его по постановкам ансамбля "Ариран", увековеченных в клипе "I want more" хаус-проекта"Faithless" (какие-то неведомые поклонники целый год крутили его на экранах киевского метро). Разработанные до мелочей в специальных учреждениях, вроде "НИИ национальной музыки и хореографии", отрепетированные до автоматизма, эти выступления представляют собой замечательное зрелище. Мы наблюдали за ним во дворце пионеров района Кванбок ("Возрождение") - огромном здании, которое и размерами и архитектурой заметно превосходило Кымсусанскую резиденцию Ким Ир Сена.
Трехчасовая программа пионерских ансамблей разворачивалась на фоне постоянно меняющихся декораций. Танцы у точно воспроизведенных домиков родной деревни вождя чередовались с гимнастическими выступлениями, за которыми следовали музыкальные номера. В какой-то момент они слились в единый, целостный образ. Когда отзвучал финальный пионерский хор под огромным портретным изображением Ким Чен Ира, зрители на минуту замерли, завороженные этой феерией. Очень важно, что при всей нечеловеческой слаженности и точности, танцы детей не были механическим повторением заученных движений. Даже на фото вы можете видеть неподдельно живые лица маленьких артистов. В их выступлении была душа - или, вернее, duende Федерико Гарсиа Лорки.
При входе в этот дворец, в великолепном Кванбоке, напоминающем московское Марьино, но с куда более богатой архитектурой и авангардистскими скульптурами на каждом углу, стояла бронзовая колесница. Запряженный в нее конь Чхоллима - дальневосточный аналог античного Пегаса, вывозил на себе гурьбу детишек в пионерских галстуках и скафандрах. "Мы счастливы" - этот пафосный лозунг, который неизменно рисуют в детсадах Пхеньяна, уже не казался нам самовнушением.


На цветущей сопке Моран, с ее классическими пейзажами корейской традиционной живописи, в пригороде Мангендэ - на родине Ким Ир Сена, в других парках Пхеньяна, мы встретили десятки рисующих детей. Положив рядом ранцы и сухие завтраки, они сидели прямо на траве, старательно выписывая пагоды и беседки. В свое время автор участвовал в организации украинских выставок прикладного искусства КНДР, однако даже подготовленный человек не может не удивиться размаху, с которым поставлено здесь художественное творчество. Столкнувшись с целой командой юных графиков, я посчитал, что это урок рисования, и спросил об этом у переводчика Пака (поэта и автора нескольких песен). Как оказалось, они собрались на сопке после школьных занятий. Это было естественным для Пака и пионеров, а я подумал - что еще делать этим бедным жертвам чучхейского тоталитаризма? Чем заниматься в этой скучной стране, где официально нет ни одного наркомана, нет криминальных уличных банд и воскресных школ, которые предоставили бы альтернативу скучным упражнениям в рисовании и музыке?


Искусство Кореи заявляло о себе в самых разных местах. Яркие шелка традиционных вышивок (их разработку тоже курирует специальный институт) то и дело встречались в комнатах учреждений ижилых домов. Мы видели великолепные мозаики, на которых вставали целые заводы, воспроизведенные до мельчайших производственных подробностей. Антивоенные плакаты против войны и империализма - адекватные времени, совсем не в стиле Кукрыниксов, - украшали улицы и проспекты Пхеньяна. Их дополняли образы солдат, рабочих, крестьян и интеллигенции, мужчин и женщин - в реалистично-плакатном духе, который еще успело застать наше поколение. Эти добротные, качественные агитки, рисовали вчерашние пионеры, набившие руку на парковых беседках.


Одним утром мы с кореологом Николаем Полищуком зашли в один из пхеньянских дворов. У здания местного ЖЭКа стоял длинный ряд фанерных щитов - на таких у нас нередко рисуют граффити. Художник во френче старательно выводил на дереве предпраздничные рисунки. Фотография передает его трогательно серьезное отношение к своей, в общем, обыденной работе. Кореец рисовал сосредоточенно и без спешки, не обращая никакого внимания на зрителей. Наложив последний мазок, онобнаружил позади себя иностранцев. Этот человек был горд своей работой. Он демонстрировал ее без страха и без заискивающего раболепства. Сотни тысяч работников кисти, - которая входит в чучхейский герб наравне с молотом и серпом, выказывая особое, внимательное отношение к интеллигенции, изначально присущее режиму Кимов, - служат важной составляющей этого общества.


Правила нашего журнализма требуют, чтобы я писал обо всем этом со снисходительной иронией - как о некоем китче или "экзотике соцреализма". Черта с два. Иронизировать над корейским искусством? Какое право на это имеем мы, выходцы из страны, улицы которой замалеваны рекламой кабаков и игровых автоматов? Страны Церетели и Гельмана, Пугачевой и Верки Сердючки. Что более одухотворенное, более актуальное можем мы предложить этой большой и зрелой культуре? "Преведы" от Темы Лебедева и фотожабы с видом на Бабруйск? Нет, это они имеют полное право смеяться над нашим "искусством" - тогда как нам пристало высмеивать только самих себя.


Мой друг, большой знаток и ценитель КНДР, говорил - эту страну нужно обнести высоким забором, изолировать от внешнего мира, и взять под защиту, чтобы сохранить ее невообразимый культурный мир. Я думал - человечеству куда правильней взять лучшее из корейского опыта, распространив его на всю остальную планету.

Мы видели и другую культуру корейцев - культуру бытового общения этих людей. Они собирались в кружок под цветущими кустами, снимали обувь, доставали продукты, бутылки с настойкой на лепестках все той же чиндалле, а иногда - музыкальные инструменты. Эти люди отдыхали, пели, шутили, а затем аккуратно убирали за собой мусор и уносили его с собой - хотя за этим не следили милиция и КГБ.

В Пхеньяне можно повстречать пионерок в стандартных кепках с эмблемой "Найк". Они не слышали этого слова, ничего не знают о самой фирме, и вообще не представляют себе, что такое торговая марка. И потому брэнд теряет свою силу, превращаясь в обычную закорючку. Один характерный эпизод наглядно показывает специфику культурного восприятия граждан КНДР. Как-то мы обедали вместе с товарищем Чо, главным среди курировававших нас кэгэбистов. Услышав несколько тактов классической музыки, он просветлел лицом - "Чайковский! "Пикова дама!". Через пять минут мы объясняли этому человеку, кто такой Микки-Маус. Товарищ Чо никогда не слышал про империалистического грызуна.
Андрей Манчук